Новогодняя сказка. Боярская уха

Александр Гарьковенко 1
    БОЯРСКАЯ УХА

Нас судьба в неизвестность ведет,
То в блаженных лучах, то впотьмах.
От сумы до высокой тюрьмы
Лишь один необдуманный шаг.

День погожий кормит год.
Летним полем царь идет.
Смотрит, кто тут разленился,
Кто в кусты под тень забился.

Видит над рекой лесок,
Под березою дымок.
У царя серьезный вид,
Он к дымку скорей спешит.

Слева зелен бережок.
Справа в саже котелок,
В нем боярская уха.
А под тенью лопуха
Свита царская сидит,
Размечталась, как пиит.

«А! Здорово, молодцы!
Где же ваши огурцы?
Вы должны-то, так сказать,
Тонны три с хвостом собрать!»

Свита в штопор, свита в крик:
«Мы собрались на пикник!
Садись, батюшка, Иван,
И тебе нальем стакан!»

Царь, ругательством давясь,
По столу бутылкой ; хрясь!
Свита встала: «Спирт! Не трожЬ!»
Ощетинилась, как еж.
«Что ты царскую обитель
Претворяешь в вытрезвитель?»

Тут уж царский казначей
Со всей удалью своей
Заграничным веслом ; хлоп!
Прямо трезвеннику в лоб!

А заморское весло
Разлетелось, как стекло.

Головой царь покачал,
Свой кулак потуже сжал,
Казначея в ухо – ляп!
Тот за землю носом – цап!
Свита тут к царю гурьбой,
Вспыхнул бой, кулачный бой!
«Братцы! Он же нас теснит!
Гля! Ну, гля, как костылит!
На победу нет надеж…
Отступаем за рубеж…

Поднажми, народ честной!»
Вдохновлял городовой.

«Ну, еще, еще немножко,
Я ж его сейчас сапожком…»-
Тресь! Сапожек не берет.
Царь и ухом не ведет.

«Эх! Была б с нагайкой плеть…
Стоп! У нас же в речке сеть.
Гей ты, свита, не ленись,
Поднатужься, подтянись.

Я уж сеть из речки вынул.
Шух! Смотри! Попал! Накинул!»
Свита гуще застонала
И Ивана спеленала.
В рот ему забила кляп:
«Отдыхай теперь, кацап!»

Как стемнело. Э…постой,
Где же наш городовой?
«Тут я, тут, метелю рожь».
«Что ты там, как кот гребешь?»

«От царевых перепляс
Выскочил вставной мой глаз».
«Ничего, отец родной,
Купишь в Турции другой».

«В среду мне идти к венцу,
Мне турецкий не к лицу.»

"Поднимаемся, бояре,
Мы то с ним сражались в паре.
Угодим городовому ;
Перетрусим всю солому,
А найдем стеклянный глаз,
Заработаем на квас…»

«Гей! Сюда родная свита,
Тут он вылез из орбиты.
Посветите под кустом,
Византийским фонарем…»

«Тут один сухой лопух.
Эко, черт, фонарь потух.
А ведь это катастрофа.
С нами дьявол, дело плохо…»

«Тут гнездо какой-то птички,
Зажигай скорее спички.
Не пойму я: в нем кольцо
Или беркута яйцо?..»
Э…да это же, как раз,
Мой родной, стеклянный глаз!»

Тут бояре всей ватагой
Свой успех запили брагой.
Царю ноги развязали,
Впереди себя погнали,
И, добравшись до столицы,
Заперли его в темницу…

…Как я дыни воровал,
На колючки наступал.
Взяла матушка лозину:
«Ах ты, сына, моя сына!
Тебе надо лупки дать.
Грех, сыночек воровать.

Наказал тебя Господь!
Ты ж моя душа и плоть.
Залезай-ка на колени,
Лепесточек мой весенний,
Закрывай глазенки ручкой,
Надо вытащить колючки.

Зубки заинька сцепи,
И терпи, сынок, терпи!»
«Мама! Ты только скажи
И меня чуть-чуть держи».

Мысли детские туманом
Навалились на Ивана.
Тяжелехонько вздохнув,
Он на серый пол взглянул:
«Хорошо моё жилище,
Соловей тут не засвищет.
Склеп, как каменный мешок.
Светит лишь один волчок.

Что ж на воле происходит?
О, смотри-ка стража ходит.
Видно, тут у них порядок.
Часовой, как боров гладок,
И у правого бедра
Приютилась кобура».

«Слушай, отче, как мне быть?
Я хочу воды попить».

«Что не ведаешь охальник,
Что меня зовут начальник?
Наша стража знамо дело…»
Дверь железом загремела,
В неё медленно, как вол,
Стражник с чайником вошел.
Арестант воды напился.
Стражник жажде подивился:
«Ну, бродяга, будь здоров!»

«Слышь, начальник, от клопов
Принеси чего-нибудь,
Твари не дают заснуть».

«Горемычный! Ну, даешь,
То клопы тебе, то вошь.
Что не можешь почесаться?
По ночам не надо драться.
Тут тюрьма, брат, не курорт.
Я б принес тебе и торт,
Пригласил бы и невесту,
Да ведь мало у нас места.
Вот китайский карандаш,
Нары им слегка помажь.»

«Отче! Слышишь часовой,
Что ты, как мегера злой?»

«А чего мне веселиться,
Когда белый свет мутится?
Посходил народ с ума.
С вами-то работы тьма!

Что со свитой ты делил?
Все весло на ней побил.
Должностные-то все лица…
Жизнь она юнец, как птица,
Раз-другой её пугнешь,
Улетит и не вернешь».

«Я судьбину не кляну,
Я в тюрьме хоть  отдохну».

«Э… съедят клопы с тоской…
У меня сынок такой.
Ну, не чадо, страшный суд!
Веришь? Бросил институт!

Просит денег у отца
На седло и жеребца,
В голове цветет дурман…
Он ; казачий атаман!

Охо-хо! Ну молодежь,
Пострашней чем в нарах вошь!»

Отче! не переживай.
Вот записку передай
Молодому лиходею…
Сообщить тебе я смею ;
Я ходил с ним в третий класс.
С ним коров когда-то пас».
«Не положено, мой друг!
Я тебе то не лопух…»
«Отче! Передай, не трусь.
Я за грех твой отмолюсь…»

«Попадусь я…Ох холоп!
Ты страшней, чем в нарах клоп!..
Наша служба знамо дело»
Дверь железом загремела.
И закрылась на замок.
Стал светить один волчок.

Царь Иван на голых нарах
Растянулся, будто барин.
Повертелся так и сяк,
Бросил в головы кулак.
Пятки к заду подтянул
И на зорьке прикорнул.