Сзади давит необъятный вес прошлого, спереди надвигается громада неопределившегося, аморфного, но от этого не менее тяжёлого будущего. Они давят друг на друга с таким колоссальным неистовством, что бедное настоящее едва помещается между этими гигантами. Оно и без того крошечное, превращается во что-то совсем неощутимое, сжимается до состояния невесомости и полностью исчезает, чтобы родиться вновь. Но родившись, оно не громко во всё горло напоминает о себе, а шёпотом на ухо возвещает, что оно здесь. Здесь навсегда, до последнего дыхания.
В этой клетке, в этой точке, я и нашёл себе место. Окутанный часовыми поясами, связанный ими поперёк горла, колен и груди. Весь я настолько огромен, что казалось бы не могу уместиться в крошечном настоящем, ведь никто не может. Пояса затягиваются, мне становится больно, я хочу вырваться из этого вечного плена, узкого и не уютного. Но только я помыслю об этом, как пояса затягиваются ещё туже. Из-за этого становится трудно дышать. Я силюсь закричать, но мне мешает упавшая на грудь масса прошлого. Хочу убежать, но предо мной встаёт неприступная стена будущего. Выше головы не прыгнешь. Из этой западни выхода нет.
Зато когда я оставляю всякие попытки побега от времени, оно, словно в благодарность, ослабляет ремни. И казалось бы такой огромный и неуклюжий я с удивительным проворством умещаюсь в крохотном настоящем. И дышать мне становится легко. Будущее открывает мне крошечную калитку, вырезанную в неприступной стене, едва заметную, но и её достаточно. Прошлое, больше не давит на грудь, а учтиво отходит в сторону, открывая путь к заветной калитке. И я, забыв про всё на свете, вприпрыжку бегу в будущее. А за этой дверью… всё-то же настоящее. А я снова Гуливер. И всё повторяется заново.