из дырявой сумки сыплется
то ли просо, то ли мгла.
накрошили белой рыбице
грановитого стекла –
пробираясь по осколочью
по течели непрямой,
тает узенькая ёлочка,
убаюканная тьмой.
по расхлябанному месиву,
старый стырщик и драчун,
буркоча набитым тезевом,
ходит с торбой карачун,
а в мешище разузоренный
залетают по косой
наливные помидорины
вперемежку с колбасой.
поселянки благонравные,
разве что без манатей,
закрывают окна ставнями,
прячут живность и детей,
добывают из-за матицы
прошлогодний оберег,
чепурятся да помадятся –
и бегом за дверь на снег.
на мешок бесстыдно пялятся,
«дай да дай» – орут вослед,
а Трескун играет палицей,
как заправский сердцеед,
и, советуясь со звёздами,
изрекает по складам:
«все коты сегодня розданы,
колбасу же не отдам» -
и расходятся, понурые,
по домам своим, и там
яствам жертвуют фигурами,
сокрушаясь по котам,
а потом, домашних мучая
грустным топотом, в тоске
ловят мышь – для наилучшего
из котовичей-в-мешке.