Июньским небом мятеж владеет,
земля в ночи замерла перстом;
среди созвездий комета реет,
пыля своим золотым хвостом.
Она пространство, как бисер, нижет,
в огне томясь, на иголку-деснь;
её никто из людей не слышит,
но мне она исполняет песнь:
«Не верь: поэзию время гложет.
Оно – недвижно, она – летит,
и разрывает, насколько может,
звено зациклившихся орбит.
Забудь «горячие» назиданья:
штрихи фантазии – перепев,
и потому, как цветок мечтанья,
стихи – забава юнцов и дев.
Но помни: главное для поэта
уже не формы и смысла клеть,
а, невзирая на догму-вето,
в душе ПЛАСТИЧНОСТЬЮ овладеть.
Она насыщеннее багрянца,
в её артериях красок кровь,
мелодий молнийных пульс и танца
живьё, безумствованье и новь.
Красы познания – в ней источник,
чутья изящество, как пироп,
волненья взгляда, что – позвоночник
витья отчётливо-свежих стоп.
Но не бывает одна пластичность,
она ПРОНЗИТЕЛЬНОСТИ сестра,
которой через метафоричность
дана духовная камфара.
Пронзи пронзительностью свой голос,
и вот: подобьем кинжала на
твоей ладони, отрезав колос
красот подложных, лежит она.
Её до кипенного каленья,
блюдя гармонию, доводи,
чтоб в гуще тайной стихотворенья,
шутя, кричали слова: поди...
Иди и царствуй в своей стихии,
но знай, что ПРАВИЛЬНОСТИ назём
хаос коварный, без ностальгии,
как луч, сжигает своим огнём.
Что ритм – любимец эксперимента,
и что над рифмою, точной, той,
в которой шаткости нет фермента,–
манто небесное со звездой.
Звезду, горящую вполнакала,
зови не матерью, не женой,
а просто ПОЛЬЗОЙ, в которой мало
любви, но много любви иной.
Она – слагаемое успеха –
несёт в сознание дум поток,
как изваянье лесного эха,
как сот пчелиных медовый сок...
Поэт, не нужно от добрых сердцем
в глуби таить, что в тебе мой дух.
Твори, как боги; и, многоверцем,
люби и мысли, как прежде, вслух».
Комета медленно улетает
туда, где скрыта её купель.
И что же будет теперь? кто знает,
когда её зазвучит свирель?
Когда её золотая стела
должна зажечься вновь?.. почему
свою сакральную песню спела
она сегодня мне одному?