Когда я был маленьким, у меня тоже была бабушка(с)...А жила она в огрооомном доме на улице Чайкиной. Шучу. Домик был маленький, всего две комнаты и кухня. В те времена огромных домов и совсем не существовало в природе) Но зато существовали огромные ёлки - повышенной душистости и пушистости. Ёлку (точнее - сосну) привозил дедушка из своей воинской части. Он был там начальником клуба и руководителем самодеятельности, а значит, заведовал Новым годом, представлениями и ёлкой, конечно.
Её ставили в бабушкиной (самой большой и самой светлой) комнате, в углу. Из кладовки доставались несколько коробок со стеклянными игрушками - шарами, сосульками, человечками, бусами. Каждый год какая-то из игрушек была разбита - прямо внутри коробки она лежала, переложенная заботливо ватой, но уже мёртвая... Было немножко страшно на неё смотреть. Мне кажется, этот момент так и останется самым печальным в воспоминаниях о детской ёлке. Бабушка не выбрасывала разбитые игрушки. Она делала из них украшения для новогодних костюмов: посыпала стеклянной крошкой короны и кокошники, и в детском саду я обычно была самой нарядной снежинкой)
А ёлку-сосну наряжали так, что основная масса украшений приходилась, так сказать, на фасад, а вот та сторона, что обращена была в угол, оставалась практически пустой и тёмной: даже гирлянды лампочек туда не вешали - а зачем? И вот ночью, в мерцании огней и переливах мишуры, ёлка потрескивала и как-будто о чём-то шептала. Я спала в комнате с ёлкой и мечтала заглянуть в таинственную темноту - почти зазеркалье. Но я всегда была немножко трусишкой, хотя и пыталась всё детство воспитывать стойкий характер и подражать партизанке Лизе Чайкиной)
И конечно, в одну из ночей я решилась - именно в новогоднюю ночь, когда родители в соседней комнате были заняты Голубым огоньком. Я тихо-тихо подошла к ёлке и включила огоньки - для смелости. Огоньки папа делал сам: раскрашивал лампочки разноцветной тушью, соединял проводки, делал хитрые переключалки. Огоньки мигали и пощёлкивали, как будто говорили: "Ну, смелее! Мы же рядом!" Потом я потрогала сосновые веточки - а вдруг моя ёлка-сосна не хочет, чтобы я раскрывала её тайну? Но она не возражала. И вот тогда я легла на пол и по-пластунски, под мохнатыми густыми ветками, поползла в самую глубь, в самую темноту. Мне казалось даже, что пространство увеличилось, растянулось: так тихо и медленно я ползла. Медленно и осторожно: аккуратная бабушка заполняла игрушками каждую веточку - даже самую низкую, а уронить шар, значило его разбить.
И вот я добралась до тёмного пространства обратной стороны ёлки. Вот почти так же сильно, наверное, но абсолютно безнадёжно, человечество жаждет увидеть обратную сторону луны...
Сначала я затаилась и замерла. Я ждала какой-то кары, или какого-то чуда, но огоньки на далёкой другой стороне продолжали бодро мерцать, а ёлка - всё так же тихо поскрипывать. И тогда чувство абсолютной гармонии с миром - вот с этой тёмной стороной ёлки, которая оказалась неопасной и такой же доброй, как и "парадная", освещённая сторона, переполнило меня необычайной радостью.
Я сидела в глухом углу, окружённая со всех сторон колючими душистыми ветками, и внутренне просто прыгала от счастья...
Когда родители зашли в эту комнату под утро, они не нашли меня в кровати и устроили небольшой переполох. Их детективные изыскания меня разбудили и заставили так же - по-пластунски, выбраться на светлую сторону. Кажется, я это проделала гораздо быстрее, чем ночью. Во всяком случае, этого момента я не запомнила.