1.Самоволка
2 Аллигатор
3 Тревожное счастье
4 Батька Махно
5 Марш Добровольческой армии
6 Если жить не в моготу...
7 Мне никто не пишет...
8 Бухенвальд
9 Инвалид
10 Смерть Дездимоны
11 Товарищеский суд
12 Людоед
13 Импотент
14 Последнее слово
15 Богородица
16 Почти из биографии
17 Володя Ленин
18 Пакаяние Ленина
19 Два людоеда
20 Перестройка
21 Партбилет
22 Мангусты
23 Взрыв поездов
24. Рассказ тренера.
25. Учитель.
26. Пирог.
1. САМОВОЛКА.
Здесь не побесишься с жиру,
Хватаю рюкзак - тревога!
Я как отшельник от мира,
Каких к сожалению много.
И от казармы до парка
Мчусь, как собака борзая,
Мороз минус двадцать, но жарко,
Люди, за что страдаю?
Что я плохого сделал?
Мы лишены зарплаты,
До нас никому нет дела,
Мы же не люди - солдаты.
И чем работаешь больше,
Тем получаешь меньше,
Знайте, солдату тоже
Хочется водки и женщин.
Там, за лесами, холмами,
Где отчий дом сияет,
С юными салажнями
Любимые нам изменяют,
Пишут для вида, что помнят,
Что крепко любят, но только,
От этих ровных строк мне
Радости нет нисколько.
Хватит любить заочно,
Бабу хочу сегодня!
До окончания срочной
Осталось - год и полсотня.
Кончилося терпенье,
Жить надо с кайфом и с толком,
Хватит с меня мучений,
Бросился в самоволку.
Мерно по рельсам мчится
Поезд "Москва - Калуга",
Как я хочу напиться
И побалдеть с подругой!
Выпил запретного зелья,
Вылез, как наверх из шахты,
Плевать, что за это неделя
Гауптической вахты.
Плевать, что меня сношают
На комсомольских собраньях,
И через сутки дневальным
Ставят другим в назиданье.
Пусть надрывается ротный
И командир батальона,
Главное - я был свободным,
Главное - был я дома!
1978 год.
2. АЛЛИГАТОР
Где о берег, недалеко от Тынды,
Мирно плещутся байкальские волны,
Завелся по неизвестной причине
Аллигатор весом около тонны.
Поднялась на магистрали тревога,
Перестали комсомолки купаться,
Зверь от берега как будто далеко,
Все равно спуститься в воду боятся.
Озабочен замнач БАМа по тылу,
Кто сумеет искру мужества высечь?
Объявили за башку крокодила
Орден Ленина и двадцать пять тысяч.
Но никто за это дело не брался,
И не тронут этот дьявол зеленый,
Толька раз в кругу друзей проболтался
Забайкальский комсомолец из зоны,
Что ему тот аллигатор не страшен,
Что таких он убивал из рогатки,
И смешно, что от какой-то параши
Опускаются у БАМовцев матки.
Разнеслася весть по всей магистрали,
Комсомольцы видят в зэке спасенье,
Делегацию из Тынды послали
К зеку с письменным и устным прошеньем.
Он в ответ: "Мне не охота возиться,
Для чего мне этот орден на нарах?
Но попробую с зверюгой сразиться,
Если вы.бу комсорга Тамару."
А Тамарка не желает стать бабой,
Уголовнику отдаться не хочет,
А зеку что, "Пускай тогда эта жаба
Держит в страхе вас, особенно ночью!"
Комсомолки крокодила боятся,
Перед зеком бьют челом, умоляют,
Предлагают всей бригадой отдаться,
И амнистию ему обещают.
А Тамарка не идет ни в какую,
На ее весь комсомол обозлился,
Но на счастье крокодил в ночь глухую
По нахалке в толстый зад ей вцепился.
Ели выбралась, и к зеку на нары
Прибежала вся в крови комсомолка,
И зек, сначала обесчестив Тамару,
Аллигатора убил из двухствоки.
1978 год.
3. ТРЕВОЖНОЕ СЧАСТЬЕ.
Вечер осенний на землю спустился,
Спит под березой солдат-часовой,
Снится солдату, что домой возвратился,
Оставив казарму с палачем-старшиной.
Звезды ночные лицо освещают,
Не отвлекаясь он службу несет,
Крепко к груди автомат прижимает,
Вдруг разводящий его отберет.
Дежурный по части по постам волком рыщет,
От него можно всего ожидать,
Вдруг приползет, как легавый отыщет,
И завтра отправит на губу отдыхать.
В холод и в дождь, в жару и в ненастье,
Не выпуская из рук автомат,
Переживая тревожное счастье,
Спит под березой усталый солдат.
1978 год.
4. БАТЬКА МАХНО.
Сколько плохого на свете,
Многое запрещено,
Словно живой на портрете
Нестер Иваныч Махно.
Словно участник корриды,
С острою саблей в руках,
Ползают блохи и гниды
В черных, густых волосах.
Были в то время люди!
Кажется, счас оживет,
Рубя всех подряд, словно студень,
Он нас за собой поведет.
Черное знамя реет,
С нами анархия-мать,
На контру вперед, смелее,
Махно не привык отступать!
От крови и пота жарко,
Как на любой войне,
Красных бандитов не жалко,
Белых не жаль вдвойне.
В эту лихую годину
Доблестные сыны
Освободят Украину
От большевицкой чумы.
Слышал я, будто не выжил
Тот легендарный бандит,
Что в эмигрантском Париже
Батька бутылкой убит.
Но о Махно помнят люди,
Предкам своим мы верны,
Мы никогда не забудем
Героев Гражданской войны!
1978 год
5 МАРШ ДОБРОВОЛЬЧЕСКОЙ АРМИИ.
Пронесся над Россией клич:
"Вперед, на смертный бой!"
Корнилов Лавр Георгевич,
Веди нас за собой!
Выше знамена!
За Родину стоим,
На место вернем корону,
Россию не сдадим!
припев:
Бились мы с иноземцами,
С чехами, с венграми, с немцами,
А теперь идем на русских мужиков,
Коням не место в стоилах,
Что бы нам это не стоило,
Освободим Россию от большевиков!
Спокойно, без истерики,
Сильнее мы вдвойне,
Европа и Америка
На нашей стороне!
Солдаты закалки старой,
Задача у нас одна,
Красные комиссары
Лишатся покоя и сна!
Припев.
1978 год
6 ЕСЛИ ЖИТЬ НЕ В МОГОТУ...
Если жить не в моготу мне станет,
Буду вдруг уродом иль калекой,
Враз конец положу всем страданьям,
Жить, так полноценным человеком!
Не желаю умирать в постели,
К дьяволу больничные палаты,
Я скончаюсь где нибудь под елью,
Километров за пятьсот от хаты.
Мучать близких и родных не стану,
Водки закуплю, взгляну на карту,
Выберу поглуше полустанок,
И рвану в Хабаровском плацкартном.
Циники поймут, ханжи осудят,
Может, кто-то будет и в обиде,
А чего плохого в том, что люди
Труп мой не найдут и не увидят?
Там уютнее, чем на погосте,
В непролазной и дремучей чаще,
А спустя неделю мои кости
Хищники голодные растащат.
1978 год
7 ***
Мне никто не пишет, а друзья-солдаты
Получают письма от родных, друзей,
От своих любимых, да и мне когда-то
Присылали, и казалась служба веселей.
А теперь - забытый, будто и не жил я
Раньше на гражданке, верь-не верь, но факт.
Кончится не скоро этот мир насилья,
Этот офицерский над солдатом акт.
Говорят солдата только мать дождется,
Но она не пишет, времени ей нет,
В армии Советской сын мой не сопьется,
И не удосужится написать ответ.
Матери нет дела, батю не волнует,
Что их сын в казарме, что одел робУ,
То что он наверно без письма тоскует,
И вернуться может в цинковом гробу.
Краткосрочный отпуск получу, быть может,
Вот уж погуляю, вот уж оттянусь,
Пересплю с одною, и с другою тоже,
Ну и, разумеется, как свинья напьюсь.
А потом с ухмылкой, никуда не прячась,
Я пройду, шатаясь, мимо патрулей,
Я ж переодетый и не отличаюсь
От людей гражданских эти десять дней.
1978 год
8 БУХЕНВАЛЬД.
Привет из Бухенвальда! Сегодня равно месяц,
Как я этапом с фронта сюда направлен был,
Нас было больше тыщи, но после двух селекций
От нашей спецкоманды осталось сорок рыл.
А что с другими стало? Куда же их девали?
А их на удобрения переработали,
Цветут поля немецкие, а их фашисты взяли
И просто в крематории как топливо сожгли.
У нас начальник лагеря культурный и начитаный,
Он вежлив с заключенными, без дела не убъет,
Все у него продумано, все у него рассчитано,
Я чувствую в делах его фантазии полет.
Вчера моего друга грузина Бесашвили
Он приказал за ноги повесить на плацу,
А прежде чем убили, часа четыре били
Железными дубинками по яйцам и лицу.
Зашел я в крематорий погреться как-то в стужу,
Гляжу, там возле печки гора каких-то тел,
А их фашист-садюга как скот кувалдой глушит,
Не выбежал бы вовремя, ну точно бы сгорел.
Прикольно в Бухенвальде, мне нравится здесь, честно,
Тут весело работать, и весело сдыхать,
Мне будет чего вспомнить, все очень интересно,
С младенчества я нервы люблю пощекотать!
1979 год.
9 ИНВАЛИД.
Мне мама шильцем выколола глазки,
Чтоб я варенье в кухне не нашел,
Когда она рассказывала сказки,
Ее не видел, но слышал хорошо.
А чтобы я с балкона не свалился,
Иль под трамвай без глаз не угодил,
Иль где нибудь еще не оступился,
Мне папа обе ножки отрубил.
Так в раннем детстве стал я инвалидом,
Но был родительской заботой окружен,
От них не слышал я упрека иль обиды,
И в нашем доме веяло теплом.
Четырехмесячную сестренку Свету,
Что криком портиля спокойствие мое,
Маманя как-то, завернув в газету,
С макулатурою сдала в утильсырье.
Когда я должен был учиться в пятом классе,
В тот год, когда супругу порешил сосед,
Попал на старой железнодорожной трассе
Под паровоз с моим отцом велосипед.
Отец звал помощь, потому что не заметил,
Что его туловище там, за полотном,
Сам виноват, никто за это не в ответе,
Не надо было злоупотреблять вином.
Я был навечно прикованый к постели,
Уже стал взрослым, на продолжал лежать,
Но разве плохо скажите в самом деле
Шесят рублей не за что получать?
Однажды солнечным веселым майским утром,
Мою добрейшую и любящую мать
Убило в старом туалете штукатуркой,
Когда она туда ходила срать.
Теперь живу я в доме инвалидов,
Какое счастье! Заботятся врачи,
От них не слышу я упреки и обиды,
Благодарю вас, предки-палачи!
1979 год
10 СМЕРТЬ ДЕЗДИМОНЫ
Эх, судьба ты судьба, доля маврова
До поры мне счастливой казалась,
Вдруг как в спину ножом, кореш Яго вчера
Проболтался, что баба сошлялась.
Я ни разу налево от нее не ходил,
Все ж была у меня она первой,
Но платок, что я ей в женский день подарил
Отдан хахалю, ах она стерва!
Это Касио подлый ее соблазнил,
Ишь какой Дон Жуан отыскался,
Из стакана со мной одного, сволочь, пил,
Про себя ж надо мною смеялся.
Я то думал дурак, что она мне верна,
Никогда изменять не пытался,
Мне тут шлюха одна предлагала сама,
А я серый чурбан отказался.
Я взревел, словно зверь, распахнул в спальню дверь,
Никого, полумрак, тишина,
Только спит в темноте, на моей на тахте
И храпит потаскуха-жена.
Можешь спать продолжать, можешь выть и рыдать,
А, моргаешь! Проснулась паскуда!
Все с тобой решено, спи - не спи, все равно,
Ты живою не выйдешь отсюда!
Не прошу ничего, честь превыше всего,
Пусть меня инфантильным считают,
Но неверных супруг, как ползучих гадюк
За измену всегда убивают!
Хоть и жаль мне ее, только, все, я решил
Уничтожить ее этой ночью,
За красивую шею мерзавку схватил,
И сдавил горло, что было мочи.
Захрипела, забилась, изо рта кровь пошла,
Голубые глаза закатила,
И без лишних мучений подо мной умерла,
Эту смерть она, тварь, заслужила!
1980 год.
11 ТОВАРИЩЕСКИЙ СУД
У меня характер твердый, прочный,
Крепок мой кулак и ум остер.
Кто сказал, что я - беспозвоночный?
Кто сказал, что я - свиной солитер?
Я не бычий цепень и не гнида,
Знаю, вы пришли меня щерстить,
Собрались здесь, словно на корриду,
Но я - не бык, меня вам не убить!
У меня есть тоже гордость, я не клоун и не шут,
Может быть звучит и вызывающе,
Но плевал на ваш я на товарищеский суд,
Вы мне ни какие не товарищи!
Что вас много - ни какого толка,
Кто вы по сравнению со мной?
Как болонки тявкают на волка,
Так и вы тут на меня подняли вой.
Что меня вы взяли на поруки
И сажать не стали, мне плевать,
Коротки у вас пока что руки,
Зябликам орла не перевоспитать!
Знаю, что из обезьяны человека сделал труд,
А из вас он сделает обратное,
Посмотреть со стороны на ваш товарищеский суд -
Вы не настоящие, а ватные!
Это верно, я на той неделе
Своего начальника избил,
Так ведь мы с ним гадом вместе пили,
И он мне грамм сорок не долил,
Мы с ним гадом очень даже квиты,
Мудозвон он, чмо и пустобрех,
Я из-за егонной волокиты
Сделал лишь две нормы, вместо трех.
А с директором завода мы два месяца назад
Вместе отдыхали в вытрезвителе,
Ну и что? Его прикрыли, я один был виноват!
Где справедливость, трезвенники-зрители?
До дешевых вы сенсаций падки,
Вы - приспособленцы и навоз!
Расстрелять бы всех вас из рогатки!
Вот рассчитаюсь, и уйду от вас в колхоз!
Посмотрю, что вы тогда споете,
Что, начальник, сразу рылом сник.
Вы из зависти меня грызете,
Потому что я - передовик!
Все, пора опохмеляться, время уж к одинадцати,
Кое с кем из вас я выпью вечером,
Вы тут без меня свое решенье выносите,
А я пошел, мне делать с вами нечего!
1980 год
12 ЛЮДОЕД
Не поверите, такая вот сенсация,
Шел я парком, мимо зарослей акации,
Время позднее, часов двенадцать вечера,
Вдруг выскакивает человек навстречу мне.
Глаза кровью налились, так и бегают,
Выражение лица плотоядное,
Все, пропал, сейчас со мною он сделает
Дело темное, глухое, неприглядное.
Никого вокруг, попряталися жители.
Не похож чего-то он на грабителя,
И пропитым и прокуреным голосом
Говорит такое мне, что дыбом волосы:
"Кошелек, коль есть в кармане, можешь выбросить,
Эта вещь не для меня, она коммерческая,
А тебя, друг, буду вынужден я зарубить,
Моя пища - мясо человеческое!"
Он маньяк иль людоед, а может кто еще,
Достает топор из сапога, чудовище.
Мне теряться ни к чему, пнул ниже пояса,
Он свалился, захрипел, лишился голоса.
Я - еще разок, на этот раз по голове,
В каратэ не зря же я занимался год,
Все, затих, как падаль растянулся на траве,
Съесть меня хотел, пускай теперь пооддохнет.
Если он хотел рассчитывать на меньшее,
Нападал бы на подростка или женщину.
Оставлять его лежать не годиться, и
Поднял, руки заломал, отвел в милицию.
Раскололи мужика в отделении,
Оказалось, родом он из Ленинграда,
И впервые встал на путь преступления
В сорок первом, в Ленинградскую блокаду.
Что творилось там, теперь известно каждому,
Люди мерли на ходу в ту зиму страшную,
И он стал, гад, чтобы с голоду не подыхать,
У покойников втихую мясо отрезать.
Да, такие в Ленинграде были субчики,
Их расстреливали без суда и следствия,
Ну а этот уцелел, и тайно в супчике
Варит пищу человеческого бедствия.
Откормился, человечина - экзотика,
К человечине привык он, как к наркотику.
И когда блокадный голод закончился,
Он на кладбище могилы рыть устроился.
Тошнотворно, но могилы он расскапывал,
Продолжалась десять лет та история,
Но не думал извращенец, не предполагал,
Что заменят погребенье крематорием.
Мясо негде трупоеду стало добывать.
Остается что? Людей на мясо убивать.
По всему Союзу он проездил много лет,
И полсотни человек отправил на тот свет.
Да, такое, братцы, раз в сто лет случается,
И конечно на судебном заседание,
Не колеблясь, как в законе полагается,
Присудили к высшей мере наказания!
1981 год
13 ИМПОТЕНТ
Не так уж давно, еще в той пятилетке,
Я был полноценным здоровым мужчиной,
Подковы ломал, гнул мезинцем монетки,
Ладони ребром наповал бил скотину.
Во всех отношениях я отличался
Здоровием, силой, умом,
Не знал, что такое болезнь, и сражался
Как зверь, на фронту половом.
Я самцом был не слабым
И в семье, и во вне,
Мною бредили бабы
Наяву и во сне.
Их сменил я не мало,
А жена от меня
Ежегодно рожала,
То - один, то - двойня.
В двадцать восемь считался
Многодетным отцом,
Но по женщинам шлялся
С тем же наглым лицом,
На мужей нарывался,
Получал часто в рожу,
И опять лечь старался
На внебрачное ложе.
Эх, годы летят, как от красного волки,
Уже закурить старший сын попытался,
Затрещину дал для порядка, что толку?
Я сам с девяти табаком занимался.
И так же, как в молодость брал все от жизни,
И так же жене изменял,
И так же, как в двадцать на мне бабы висли,
А я их удовлетворял.
В женский день раз горжетку
Я жене подарил,
И по-пьянке соседку
Тут же уговорил,
Не успела снять платье...
Ну откуда взялась,
Мне лисою как хватит
За разврат и за грязь!
Развестись обещала,
Объявила бойкот,
Всей родне сообщала,
Что я падаль и кот,
Успокоилась быстро,
Но откуда мог знать я,
Что конец очень близко
Кобелинному счастью.
Казалось пустяк, с каждым может случится,
Ногою по яйцам мне пнула корова,
К врачу надо было тот час обратиться,
А я не привык, я ж всегда был здоровый.
И боли особенной не было даже,
И как-то не взял в голову,
А дней через десять ужасная лажа
На очередном рандеву.
От позора краснея,
Я бегом ко врачу
"Помоги мне скорее,
Милый доктор,- кричу, -
Помоги, сделай милость,
Был бугай, а стал вол,
Объясни, что случилось!"
Он руками развел:
"Пораженье обширно,
Мало шансов у вас,
Медицина бессильна,
Впрочем может бог даст..."
Вот рогатая сука!
Оскопила зараза!
Я теперь как безрукий!
Как на баб буду лазать?
Лечили меня, никакого эффекта,
Теперь стал я, можно сказать, не мужчина.
Жена равнодушной осталась к дефекту,
Сказав: "Так и надо тебе, кобелина!
Теперь перестанешь ходить к проституткам,
А то трахал прям у избы,
Теперь отдыхай!" А сама через сутки
С соседом ушла по грибы.
Я за ними не гнался,
Не кричал "Караул!"
В тот же вечер нажрался,
Под забором уснул.
Не вступить мне до крышки
Больше в акт половой,
Снял четыреста с книжки,
Все извел на пропой.
Не торчу, не борзую,
Не стоит, как же так,
Превращен в запятую
Восклицательный знак!
Как подрезаный боров
Я стремлюсь лишь нажраться,
Где ты, прежний мой норов?
Чем теперь наслаждаться?
Вот так изакончилась жизнь половая,
Теперь не хромаю на третию ногу,
На сердце самбурно и я избегаю
Смотреть на часы, там всегда полшестого.
Лишь воспоминанья о прошлых шатаньях
Чуть-чуть, как январский капель,
Меня успокаивают и в мечтаньях
Я точно такой же кобель!
1983 год
14 ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО
Вот и все. Страшный суд завершается,
И незримо встает предо мной
Та четырнадцатая красавица,
Что я сделал на век молодой.
Раскололся во всем, врать мне нечего,
Снисхожденья бессмысленно ждать,
Мера высшая мне обеспечена,
И защиту зачем нанимать?
В преступленьях моих очевидцев нет,
Но распутана жуткая нить,
Это ж надо подумать, за пару лет
Больше дюжины баб задушить!
Половых чувств я к ним не испытывал,
И без секса я их убивал,
Ни одной из них не изнасиловал,
Ни с одной ничего не снимал.
Если грабил, то лишь символически,
У шестой - карандаш, не стерпел,
У восьмой сборник взял поэтический,
Апельсин у двенадцатой съел.
Мы живем, чтобы сделаться трупами,
Человечия жизнь это грязь,
А чего они думали глупые
С незнакомым в машину садясь?
Не боюсь умереть, уж поверьте мне,
И, да будет мне пухом земля!
Но хочу прочитать перед смертию
"Человек-зверь" Эмиля Золя.
Вот и все, страшный суд завершается,
Без меня расцветать будет сад,
Жизнь окончена, не в чем мне каяться,
Жизнь прошла хорошо, я ей рад!
1986 год, Белоруссия.
15 БОГОРОДИЦА.
Сижу в избе, унылый вид,
Я был как раз с похмелия,
Рот пересох, башка трещит,
И мне не до веселия,
Вдруг вижу, баба с сеткою
Ко мне заходит в дом,
Блондинка ли, брюнетка ли,
Не видно под платком.
А во дворе зима, метель мела,
Замерзла видно, ну значит и зашла.
"Ты, - говорит, - чего такой
Рстроеный, нерадостный?
Я принесла воды святой,
Пятидесятиградусной!"
Из сетки вынимает
Коричневый бидон,
Глотнул не наливая,
Ну точно, самогон!
Глотнул еще разочек, вот и можно жить!
Гостеприимство надо проявить.
Сообразил кой-что пожрать,
Проветрил помещение,
Она же не простая ****ь,
Она же с угощением.
Вниз повернул подушку
Блевотной стороной,
И пригласил подружку
За скромный столик свой.
По пол стакана себе и ей налил,
И за знакомство выпить предложил.
Глотнула женщина чуть-чуть,
Представилась, как водится:
"Я,- говорит, - не кто нибудь,
Святая богородица!
Я мать Христа Исуса,
Наверное слыхал?
Вобще я не ебуся,
Тут ты промашку дал."
Я удивился, говорю: "Какой же пес
Тебя с небес без крыльев к нам принес?"
"Без крыльев я могу летать,
Я самореактивная,
Но не за тем, чтобы вступать
С тобою в связь интимную.
Постель ты зря расправил
И блевоту убрал,
Меня апостол Павел
И то не уломал!
За проститутку принял меня ты,
А я собралась на конкурс красоты!
Я и в одежде - красота,
А голая - не то еще,
Калинина Маруська, та
Против меня - чудовище,
У этой мосмадонны
Как у акулы рот,
Победная корона
Мне больше подойдет.
Все эти леди будут у меня в хвосте
И в обаятельности, и в красоте!
Займу легко вершину я
И получу регалии,
Все совершенно у меня,
Грудь, бедра, генеталии,
Во взгляде, в почте утренней
Народу покажусь,
К тому ж я целомудрена,
А это тоже плюс.
Болтать конечно о том запрещено,
Но телевидение в рай проведено!"
Наполнил я еще стакан,
"Ты, - говорю, - глупа еще,
Завоевали все места
На конкурсе влагалищем.
Да чтобы место первое
На конкурсе занять,
Тебе нужно с коллегией
Судейской переспать.
Понравишься жюри в интимной связи ты,
То точно станешь королевой красоты!"
Гляжу, у богородицы
Пропало настроение,
Кто беспорочно плодится,
Дико вступить в сношение,
Она ж в миру интимном -
Законченый фригид,
К тому же неспортивная
Победа ей претит.
"Ты, - говорит, - самогонку допивай,
А я обратно полетела в рай!"
На посошок полстопочки,
Пирог куснула с творогом,
Потом открыла форточку:
"Ну, прощевай, до скорого!"
Взметнулась вверх, как Карлсон,
И скрылась в облаках,
Я, было, за бидон, а он
Пустой, с под молока.
Бывает, черти посещают пьяных нас,
Но, чтобы матерь божья, это первый раз!
1988 год
16 ПОЧТИ ИЗ БИОГРАФИИ
Моя мамаша, медсестра
Спирт принесла домой вчера.
Его я выглотал, поел
И капитально забалдел.
Сидеть тоскливо за столом,
Не помню как покинул дом.
Куда-то вдаль, под шум берез.
Я свое туловище нес.
Все в розовых тонах, ну прямо рай!
И так легко, как будто я из ваты.
А завтра снова праздник - Первомай,
День солидарности пролетариата.
Хотелось бабу очень мне,
Глядь возле школы, на скамье
Сидит подруга, самый цвет,
Шестнадцати примерно лет.
К ней подкатил, и говорю:
"Красива ты, я весь горю,
Мой ясный взор затмила ты,
Пойдем скорей со мной в кусты!
Не обращай вниманья на года мои,
Что делать, *** ровесников не ищет!"
Ее мгновенно сдуло со скамьи
И я остался, как без милостыни нищий.
Собака выла за рекой
И я в ответ на этот вой,
Хоть не удобно одному,
Но затянул про Колыму.
Уже смеркалось, я сидел,
Потом "Гоп-стоп" и "Мурку" спел,
Затем узрев вдоли ментов,
Запел "Охоту на волков".
Потом какой-то в памяти пробел,
Не помню, где еще я находился,
Я видимо настолько окосел,
Что прямо возле школы отрубился.
Очнулся в ивовых кустах,
Какой то шум стоит в ушах,
Щебечет птица меж ветвей,
Не знаю, грач иль соловей.
Распелась тварь! Что было сил
В нее навозом запустил,
И стало тихо, хорошо,
Я встал и медленно пошел.
Потом штакетный забор перелезал,
Плыл через лужу, приняв ее за рЕку,
И наконец заперся в полумрачный зал,
В котором проводили дискотеку.
Так значит, с корабля на бал!
Чувих симпотных целый зал,
Ну я, конечно, сразу к ним,
Хоть был морготнее свиньи.
Стекала грязь ручьем по мне,
Пиджак измазаный в говне,
Торчит репейник в волосах
Как у бродячего у пса.
Девчонки завизжали, кто - куда,
"Пошел отсюда!", - парни заорали.
Вокруг меня образовалась пустота,
Но бить не стали, видимо соссали.
Ну раз такой морготный я,
Уйду, гуляйте без меня!
Шагал я городом ночным,
Ко мне таким чужим и злым.
Никто по улице не йдет,
А спички кончились, вот черт!
Медвытрезвитель на пути,
И я решил туда зайти.
Стучался долго, никто не отворил,
Неуж-то спят? Эх, тоже мне, милиция!
Досадно, так я и не прикурил,
Видать у них на завтра тоже репетиция.
На площадь вышел я, а там
Предпраздничная чистота,
Стоит трибуна посреди,
И я на площади один.
Прошел, все урны скувырнул,
Пусть знают все про мой загул!
Киноафишу уронил
И пару фонарей разбил.
Вновь осмотрел все удовлетворенно,
"Х*й" кирпичем на трибуне написал.
Все хорошо, все противозаконно!
Теперь порядок, и к дому пошагал.
1988 год.
17 ВОЛОДЯ ЛЕНИН.
Когда был Ленин маленьким,
Похож он был на нас,
Всегда ложился баиньки
В один и тот же час.
Режим и дисциплину
Володя соблюдал
И полотенцем спину
Он утром обтирал.
Он не курил ни разу,
А если кто курил -
Учительнице сразу
Об этом говорил.
Был командиром звездочки,
На смотрах выступал,
И девочкам за кофточки
Лягушек не совал.
На партах не царапал,
На стенах не писал.
Купался только с папой
И вглубь не заплывал.
Он не сбегал с уколов,
Хотел здоровым быть,
И о вопросах пола
Стеснялся говорить.
Знал Вова, его аист
Родителям принес,
Подстрижен всем на зависть
Он был под полубокс.
Литературу детскую
В библиотеке брал,
Программе соответственно,
Книг взрослых не читал.
Домашние заданья
Аккуратно выполнял,
И проверять их маме
Обязательно давал.
Писал их, между прочим,
Сначала в черновик,
Короче, был он очень
Примерный ученик!
Учительница в классе
Расскажет этот бред,
И скажет мальчик Вася,
Уставившись в портрет:
"А на портрете - космы!
Заросший, как хипарь,
Что это, полубоксом
Называли встарь?"
И скажет мальчик Женя:
"Ребята, я тащусь!
Выходит, в детстве Ленин
Был ябеда и трус!
И это ж надо, мать моя!
Настолько был тупой,
Что не имел понятия
О жизни половой!"
Вожди не полубоги,
Хватает в них говна,
Да только педагоги
Привыкли издавна
Пример для подражанья
Из Ленина лепить,
И детям в назиданья
Небылицы говорить.
О Ленине Володе
И о семье его
Легенд немало ходит
Плохих, и ничего.
Каким товарищ Ленин
Был в детские года
Не знаем, и наверно
Не узнаем никогда.
1988 год.
18 ПОКАЯНИЕ ЛЕНИНА
Запах тополинный и сиреневый
Над Москвою майскою проплыл,
Встретились весною дети с Лениным,
Ленин с ними долго говорил.
Старый я, ребята, стал и немощный,
Без таблеток не могу совсем,
Думал, что я лидер всамоделешний,
И что проживу десятков семь.
Скинули царя с престола русского,
Временное свергли, только - шиш!
Этого прохвоста большеусого
Видно, детки, не перехитришь.
К дьяволу пошли мои старания,
Он еще себя покажет, гад.
Разорвал мое он завещание
Или вытер им в уборной зад.
На хрена я делал революцию!
Мысли, что создам я коммунизм,
Былт илюзорною полюцией,
Вся моя работа - онанизм!
Возродится вновь самодержавие,
Станет императором бандит,
Всех объявит левыми и правыми,
Все на свой манер перекроит.
И когда прийдет конец диктатору,
Станет не узнать святую Русь,
Нет в ней места смелому новатору,
А в героях подхалим и трус.
И страна социализма первая,
Всколыхнувшая когда-то мир,
Будет залита мочей и спермою,
Как в Москве общественный сортир.
Не растите, дети, коммунистами,
Не грызите ближних своих плоть,
Быть должна земля от крови чистая,
Вот и покарал меня господь!
И через четыре поколения
Правнуки детей тех подрастут,
Вспомнят незадачливого Ленина,
И его пророчества поймут.
1988 год
19 ДВА ЛЮДОЕДА
Я однажды сказку услыхал от деда:
Жили два свирепых, страшных людоеда.
С лысиной один был, а второй - с усами,
И питались оба исключительно людями.
Но что удивительно, в этом все и беды,
Люди почитали этих людоедов,
Лысый съел за свою жизнь людей довольно много,
А скончался, стал у них вроде как за бога.
До сих пор шальные на него молЯтся,
Не желают с ним и с мертвым расставаться,
Не похоронили, в землю не зарыли,
А забальзамировали и очучелили.
А сверхненасытный усатый канибал
За Христа себя еще при жизни выдавал,
Только, как мне помнится, не курил Христос,
А этот дым пускал и через рот, и через нос.
Был он человеку и отцом и другом,
Люди на обед ему резали друг друга,
Он их ежедневно сотнями наяривал,
Не жуя заглатывал, и не переваривал.
Да еще при этом поучал людишек,
Мол, живите счастливо, няньчите детишек,
Ближних возлюбите, Запад догоняйте,
Вещи не крадите, и не убивайте!
Люди с упоеньем слушали мучителя,
Поминал он лысого, как свого учителя,
Но скажу вам честно, что дегенерат
Был кончине лысого очень даже рад.
Но прошли года, он сам нырнул в могилу.
И вскричали люди, значит папа милый
Как цыплят глотал нас, мы ж безропотно молчали,
Как же раньше этого мы не замечали?
Сатаною сделали бывшего Христоса,
А его предшественника, лысого барбоса
Так и продолжают называть свевышним,
Ни одно из его дел не считая лишним.
Видимо боимся панически мы с вами
Вещи называть своими именами.
Вот такую сказку я узнал от деда,
Поняли конечно вы, кто эти людоеды.
1988 год
20 ПЕРЕСТРОЙКА.
Смело перестройка набирает оборот,
Одобряет линию партии народ.
Смотрите, что творится с российским мужиком,
По культуре с Западом на уровне одном.
Забулдыги бывшие перестали пить,
Стали регулярно за собой следить,
Чисто одеваться, гигиену соблюдать,
И в неделю дважды баню посещать.
Стали уделять вниманье жизни половой,
Трезвый в сексуальном отношенье очень злой,
Пред совокупленьем нужно грязь с себя смывать,
Мыла из-за этого стало не хватать.
Успокойтесь, люди, дефицит пройдет,
Временные трудности страна переживет,
И какая сука слух такой пустила,
Будто самогонку делают из мыла?
Какая самогонка? Для праздничной для сходки
У нас в стране дешевая отличнейшая водка!
С указом Горбачева вселилось в нас сознанье,
А если кто и гонит, то лишь для растиранья.
С чем связать, что сахар по карточкам дают?
Ну конечно с тем, что в Союзе мало пьют,
Вместо алкаголя - кофе, чай, компот,
Значит потребляет больше сахара народ.
Значит стали больше садоводством заниматься,
Это же разумней, чем как свиньям напиваться,
Это же здоровье, это же прогресс,
Будет в Подмосковье яблоневый лес!
Советская наука не даст пропасть народу,
Научимся мы сладкое готовить из отходов,
Заместо устаревшего песка прийдут в дома
Пирожны из каныги, конфеты из дерьма.
Гласность, ускоренье, плюрализм и секс,
Все теперь имеет смысл и интерес,
Все-то ты предусмотрел, все-то ты учел,
Дорогой наш Михаил Сергеич Горбачев!
1988 год
21 ПАРТБИЛЕТ
Мне старушка одна
На партийном собранье сказала:
"Сколько я прожила,
Но таких наглецов не видала!
И не стыдно, сынок?
Ты же сытый, обутый, одетый.
Как решиться, касатик, ты смог
Распрощаться с билетом?
Я нужды насмотрелась,
Сколько вам, молодым и не снилось.
Ваше племя заелось,
И с жиру должно быть взбесилось.
Даже по воскресеньям
В твои годы в цеху план давала,
Получала копейки,
Но Советскую власть уважала!
Беспокоится партия наша,
Чтоб страна не тужила,
А недавно вон даже
Перестройку устроить решила.
Ну и что, что товаров
Не хватает, все временно это,
Уж поверь ты мне старой,
Доживем мы до царства рассвета!"
Что ответить старушке седой?
Не обидеть бы старость.
Сколько лет ей горячей струей
Голова промывалась.
Да и что говорить,
Сам я в правду поверив наивно,
Дал себя соблазнить
Секретарше первичной партийной.
Я бы мог рассказать сейчас ей,
Что узнал за последних два года,
О растреляной царской семье
И великом обмане народа,
О посланниках черта,
Захвативших трон авантюристах,
И про дикие орды
Буденовских кавалеристов.
А еще рассказал бы о том,
Как толпа попрошаек,
То, что нажито кровью и потом
Отбирала у бывших хозяев,
Как детей ели матери,
Потерявши от голода разум,
А ты:"Партия, партия!"
Все! Не верю я в эту заразу!
Искорежены церкви,
В лучших зданьях обкомы, горкомы.
Там двуногие черви,
Бездарные хамелеоны
На партийные взносы, что ты
Добросовестно платишь
Покупают дубленки скоты
И сверхмодные платья!
Так что, бабушка, брось
Свои корочки рядом с моими,
Ленин он не Христос,
И тебя в рай земной он не примет,
Потому что создан этот рай
Для элиты партийной,
А не для тебя дряхлой и старой,
Честной, но примитивной.
1989 год.
22 МАНГУСТЫ.
Продолжаем вспоминать историю Горбачевской перестройки.
Вы еще не забыли честных но незадачливых следователей
Гдляна и Иванова? Тех самых, которые пытались вывести на чистую
воду среднеазиатскую коррупцию.
Лет двенадцать назад о мангустах
Нам со сцены поведал поэт:
"Змеи, змеи кругом, будь им пусто,
Отправляй их скорей на тот свет!
Можно змей ядовитых в природе
Больше сотни видов насчитать,
Случай, что был рассказан Володей
Повторился недавно опять.
По порядку начнем, в Чуркестане,
На плантациях хлопковых вдруг
Больше чем предусмотрено в плане
Развелось примитивных гадюк.
Хлопок, это не хрен, не капуста,
Он Союзу, понятно, важней,
Завезли чуркам пару мангустов,
Закипела охота на змей.
Но гадюк показалось им мало,
Благо климат в краях этих добр,
Предостаточно здесь обитало
Щитомордников, гюрз, эф и кобр.
В Фергане, в Самарканде, в Ташкенте
По центральным проспектам ползли
Ядовитые пестрые ленты
Ну и жалили все, что могли.
Вот добыча! Скорее за дело!
Не должны змеи в городе жить!
Но ответственный тип престарелый
Стал мангуста работе учить:
"Ты завязывай эту интригу,
Понимать нужно правильно жизнь,
Кобра вписана в красную книгу,
Так что трогать ее воздержись!"
Только не остановишь запретом,
Если ненависть к змеям - инстинкт,
И мангуст, игнорируя это,
Продолжает опасный конфликт.
Был мангуст этот, как говориться,
Не какой нибудь там кабыздох,
По следам обнаружил в столице
Ядовитых рептилий гнездо.
Выбрал время устроить облаву,
Но увлекся, и вот вам итог,
Был проголочен тигровым удавом
Позабыв осторожность зверек.
Торжествует ползучих элита,
Вывод сделан довольно простой,
Пусть удав не совсем ядовитый,
Но змея остается змеей!
1989 год
23 ВЗРЫВ ПОЕЗДОВ.
Если вы помните, 3 июля 1989 года, в результате повреждения газопровода
взорвались пассажирский поезд Челябинск - Адлер и следующий ему навстречу
товарный.
Вот и закончился учебный год,
Дочку сюрприз от родителей ждет,
Дочке достали путевку на юг,
Так не повезло никому с ее подруг.
Вечером папа ее проводил,
А на утро передало радио,
Что на железнодорожном пути
Два сгоревших поезда найдено.
Много погибших, сработал злой рок,
Чуть не упала мама в обморок,
И через минуту машину найдя,
Мчит туда, где вспыхнула трагедия.
Жутким представилось ей зрелище,
Катастрофа железнодорожная,
Кое где вагоны догорают еще,
Все измятые и искореженые.
Чем для садистких стишков не сюжет,
И интереснейшая тема для газет,
И причина крови сбор вне плана объявить,
Этим самым еще больше СПИД распространить.
Проведут расследованье, толку от него?
Срок дадут двоим - троим ответственным,
Ну и как всегда не растреляют никого,
Успокоившись до следущего бедствия.
Вот что халатность наша делает,
Сплошь и рядом мясо обгорелое,
Сплошь следы страданий человеческих
И остатки туловищ младенческих.
Дочка, слава богу, оказалася живой,
Вся в ожегах, аж четвертой степени,
Ждет ее Московский центр ожеговой
И лечения безрадостные дни.
Как всегда, на место прибыл дурачек,
Наш любимый Михаил Сергеич Горбачев,
И сверкая яркою отметиной своей,
Он, как только мог, успокаивал людей.
Этой песни тон мажорный кто-то не поймет,
Скажут - издеваюсь над несчастием,
Да что-же я по вашему вобще что ль идиот,
Если издеваюсь, то над властию.
Над окабаневшим ЦК КПСС,
Которому без разницы, застой или прогресс,
Который нас в могилу за собой ведет,
И как проститутку, страну свою е*ёт!
1989 год.
24. РАССКАЗ ТРЕНЕНРА ДЕТСКОЙ ТУРИСТИЧЕСКОЙ СЕКЦИИ.
В нашем городе туризм был не развит,
Это ли не кретенизм. Не безобразие?
Я решил поправить это положение
И внёс в горспорткомитет предложение.
Создать детскую спортивную секцию,
Чтоб создать у молодёжи эрекцию
На походы, турпоездки и экскурсии.
Из себя что представляет это в курсе я.
Рекламу дал в газете:
Записывайтесь, дети,
Полно на белом свете
Нехоженых путей!
И с вами мы облазаем
Европу и пол Азии,
Из вас. Из безобразников
Я сделаю людей!
Не скажу, чтоб началось очень гладко.
Выбил кой-как рюкзаки и палатки,
Вместо сотни, как сначала намечалось,
Человек примерно тридцать записалось.
Оказались пацаны очень дерзки,
Правда в возрасте вполне пионерском,
Матерились и почти все курили,
А в поход, мерзавцы, водки захватили.
Не сразу я заметил,
Что взяли эти дети.
На пятом километре
Устроили привал,
И матерно ругаясь,
Нисколько не стесняясь.
Как свиньи налакались,
Хоть я не позволял.
Не предвидел я таких оборотов.
Начал к совести взывать обормотов:
- Прекратите! Иль по-третьему-двух вы?...
Но сейчас же послан был на три буквы.
На меня вниманья не обращая,
Матерщину как в пивной изрыгая,
Спьяну в озеро купаться полезли,
Что мне делать? А утонет кто если?
Кругом одна болотина,
Вот пьяные морготины!
Орут, смешав с блевотиной
Салат и колбасу,
И стало жутко даже
От этого куража,
Вдруг нападут, ведь я же
Один средь них в лесу!
Если б я, к примеру, стал с ними драться,
Мне пришлось бы навсегда здесь остаться,
Хоть боксёр, хоть каратист будь ты классный,
Эти выродки возьмут чисто массой.
Положение совсем не завидно,
По «ноль два» бежать звонить вроде стыдно,
Скажут, справиться не смог с детворою,
Запозорят, я ж не вынесу такое.
Меня ж съедят родители,
- Ты, - скажет, - не учитель,
А подлый совратитель,
Споил детей совсем,
Но мы тебя упрячем
На северную дачу
И будешь там ишачить
Бесплатно лет так семь!
Да, забыл сказать, среди тех ублюдков
Было девочек штук пять в мини-юбках,
И те, кто ещё был не без движенья,
На моих глазах вступили в отношенья.
В формах самых что ни есть извращённых,
Общепринятой моралью запрещённых,
Я не мог, как педагог, смотреть больше и
Побежал в село ближайшее за помощью.
Пусть в целом – аморально,
Закончилось нормально,
Колхозом всем буквально
Скрутили этот рой,
Осадок неприятен
И вывод сделан кстати:
В походы с молодятиной
Я больше ни ногой!
1989.
25. УЧИТЕЛЬ.
Понимаешь, мама, я - учитель,
Я - губитель юных детских душ,
Негодяй, насильник и мучитель,
Черствый и сухой ученый муж.
Лучше б я работал мукомолом,
Лучше б я коров в колхозе пас.
Чу! Звонок! Вот проклятая школа!
Снова ковылять мне в этот класс.
Вот они, прикованые к партам,
Равнодушно смотря на меня.
Нет у них к учению азарта!
Нет у них к грамматике огня!
Не виню детей, понять их можно,
Знания для них, что есть - что нет,
Для башки нормальной невозможно
Выучить, понять весь этот бред.
Эти идиотские склонения,
Суффиксы, приставки, падежи
Не имеют в жизни применения,
Ни в одной работе не нужны.
Ну какая для народа разница,
ЖИ писать чрез Ы иль через И,
Головой вы думали иль задницей,
Доктора науки из НИИ?
Я ж как встарь,"Ижи еси на небеси",
Зная, что нельзя это понять,
Вынужден учить их этой ереси,
Эту ахинею объяснять.
А потом оценивать их знания,
Зная, что не знают ни хрена,
Есть конечно и зубрилки-паиньки,
Только ихным знаньям - грош цена.
После школы эти киндер-вунды
Поголовно кончат институт
И аспирантуру, вот откуда
Бездари-начальники идут.
Вот оно, насилие над мозгом,
Старый и замученый прием.
Двести лет назад вбивалось розгой,
А теперь - родительским ремнем.
Как я глуп был, что меня заставило
В молодости поступить в педвуз?
После школы я иду,как правило,
В бар ближайший, что б с души снять груз.
Здравствуй, алкоголиков обитель,
Вот мой кореш, пьяница Олег.
Не ругайся, мама, я - учитель,
Лишний в этой жизни человек.
26. ПИРОГ.
Все, Володя, досрочно
Закончен мой срок.
Пышный, лакомый, сочный
Я разрезал пирог,
Для себя отхватил я
самый крупный кусок,
И отдельно от всех его пек.
Стар я стал и не ловок,
Грузен, как носорог,
Я тебе этот, Вова,
Оставляю кусок,
Нет моих больше сил,
я валюсь, Вова, с ног,
Видит бог, это мой потолок!
Чаще тычь его вилкой,
А можешь кусать,
Ты мужик, Вова, пылкий,
Это сразу видать,
Можешь сколько угодно,
кого хошь угощать,
А съедят все - тебе-то плевать!
Что тебе тот пирог?
Не отец, и не мать,
Стал он жалок, убог,
И не жалко кромсать,
Это счас стало модно -
хлеб на землю бросать,
Или даже собакам отдать!
Но когда будешь печь,
Будь немножечко строг,
Ишь, Генадий Андреич
Пасть разинул, как дог,
Он давно хочет, Вова,
Отнять наш кусок,
И опять сделать целый пирог.
И тогда ты, Володя,
Вспыхнешь как сена стог,
Загремишь ты в колоде,
В кандалах на восток,
Я даю тебе слово,
Это твой будет рок,
Ты ответишь за этот пирог!
А меня так вобще,
Как последнюю тать
Могут вздернуть за шею
Или четвертовать,
Я прошу тебя очень
С Геной бдительным стать,
В остальном же на все наплевать!
И за все, Вова милый,
Будешь доллары жать,
Самолеты и виллы,
Океанская гладь,
На Канарах, не в Сочи
Будешь ты отдыхать,
Будут внуки твои жировать!
2003.