Цвета первого снега, рассвет, выпал хлопьями
на осенние, рыжие, улиц, ряды,
будто нам втолковать, то, что лето прохлопали,
кто пытается, с помощью мёрзлой воды...
Поспешали куда-то гурьбой-вереницею,
неприкаянных траурных стай, облака…
То ли к северным льдам, то ли к югу за птицами,
заплутали, ли, вовсе, у нас на века…
Цвета первого снега встречаются волосы,
среди прядей иных, и болтают пускай,
и пускай говорят – наша жизнь – это полосы…
Это – чёрные ленты взлетающих стай.
Это – чёрные точки у самого-самого,
утонувшего в зареве, края земли,
это – в ветхом холсте из худого приданного,
что имеют на мачтах мои корабли.
Ветер клёны качнёт, закружится, завертится
в странном танце листва на последнем балу…
И, наверно, листве, как и прежде не верится,
что опять суждено обратиться в золу.
Цвета первого снега, рассвет… Цвета ландышей…
Сизоватый дымок по стеклу, полумрак…
Мыслей скомканных сонм, будто – скомканных вкладышей,
не разгладит, не выпрямит утро никак.
Цвета первого снега встречаются волосы,
среди прядей иных, и, пускай говорят,
и болтают пускай – наша жизнь – это полосы…
Только жизнь – это, всё же, пожалуй – закат.