А Педро, кстати, сегодня тридцать, три дня не брит, тяжело глядит. Он подворотен наследный принц, ну а по-простому сказать, бандит.
Затяжка – в девять, с травой – в двенадцать, со взломом кража, затем разбой. Не зная, чем бы еще заняться, не занят был и самим собой.
Жена, еще, ножевая рана, ночные гонки судьбе назло. Отсидок нет – это даже странно, и тут счастливчику повезло.
И вот – тридцатник, и бродит Педро, а за спиной – одинокий дом: гостей не любит, стреляет первым, хозяин сам-то войдет с трудом.
С утра не выпив еще ни грамма – сейчас нужды нет ни в чем, ни в ком – он невзначай наступает прямо на флюгер с лаковым петушком.
Хорошей долго прождешь погоды, но, будто пасмурным дням назло, дождям никак не сдается город, в кривых проулках его – светло.
Веселый, легкий – углы, овалы, и брусья – желтый древесный спил – дитя с любовью нарисовало. На город Педро и наступил.
Восходит солнце в лазурном небе, за человечком спешит другой, и петушок, поднимая гребень, вопит обиженно под ногой.
Душа у города молодая, и каждый домик манит «войдем?» - и глупый Педро навзрыд рыдает, небритый, трезвый и под дождем.
И торопливо – а вдруг спасется? – шагает в улочки детских снов, но невзначай попадает в солнце. Летит. Сгорает. Родится вновь.