А. С.
Казалось, самый неблагополучный,
и к нам в кружок его привёл лишь случай,
с рожденья обделённый долей лучшей,
казанская, по сути, сирота.
Казалось... но стихи его послушай,
и ты поймёшь, что он не бил баклуши –
он мрак миров пронзал, как меткий лучник,
и это, безусловно, неспроста.
Работник загса, запись перепутав,
пустил его по кругу перепутий,
и он пошёл, распутывая путы,
в пути своём добравшись до Москвы,
причёскою, конечно, не Рапунцель,
пунцовый после пары лишних унций,
глашатай, полиглот, небесный нунций,
всегда сигавший выше головы.
Он пил зимой. Когда случалось лето,
с таким же неприкаянным поэтом
он колесил по тени и по свету
и голубей ловил по чердакам.
На пальтецо, залатанное ветром,
ложились палых листьев эполеты,
когда в ночи кончались сигареты,
была щедра дающего рука.
Кудахча, словно куры на насесте,
толкутся мысли безо всякой лести,
что Саша, поскитавшись по предместьям,
познав всю тяжесть нищенской сумы,
философ, патриот, поборник чести,
из всех мастей предпочитавший крести,
был среди нас тогда на должном месте,
на этом месте вместе были мы.