На монастырский старый сруб колодца
склонила осень грозди у рябин.
Когда-то тут монашки брали воду,
живительный напиток из глубин.
Мне чёрные приснились силуэты.
Сама печаль и профиль - будто снег.
Чудной народ - художники, поэты,
всё снится им, чего в помине нет.
Всё снится им и то, чего не будет.
И каждый и мудрец есть и дитя.
По нити серебристой амплитудой
проходят чудно виды бытия.
И целый свет, и вот такая мелочь -
дымок тумана в пригоршнях долин,
колодец с кружечкой в овраге, кельи,
отяжелевшие плоды рябин...
На цямру монастирської кринички
схилила осінь грона горобин.
Сюди колись приходили чернички,
блакитну воду брали із глибин.
Мені наснились їхні силуети.
Сама печаль, і профіль - як зима.
Чудний наврод - художники й поети,
усе їм сниться те, чого нема.
Усе їм сниться те, чого й не буде.
І кожен з них і мудрий, і дитя.
По срібній линві тої амплитуди
проходять дивні видива буття.
І цілий світ, і ось така дрібничка -
димок туману в пригорщах долин,
і кухлик той, і та в яру криничка,
і обважнілі грона горобин...