В понедельник Аленке в отпуск. Были первые дни сентября, занятия в школе уже начались, а муж с дочкой до сих пор не вернулись. На Соловках штормило, они ждали, когда буря уляжется и можно будет отплыть в Архангельск.
Зарплату не выдавали уже два месяца. Запас долларов, отложенных "на черный день" быстро иссяк - их курс поднимался каждый день, но проклятые цены росли еще быстрее. Зачем ей этот отпуск, если денег нет и в ближайшее время не предвидится? Торчать домаи мыть грязные тарелки, которые она уже видеть не могла? Да и какой отдых,когда в стране неизвестно что?
Целый месяц она прожила одна и девать себя было совершенно некуда. Подруги почти все куда-то разъехались, а те, что остались, сами сидели без гроша, даже вина было не на что купить. А приедешь, опять будут эти бесконечные разговоры, где порошком на последние гроши затарились, где крупа самая дешевая, кто собаку чем кормит - денег-то нету. Это невозможно! На работе целыми днями только об этом! У нее самой уже мозги были набекрень. Книжку откроешь, скользишь глазами по странице, а сама думаешь - будут сокращения, не будут... Их только что перевели в новое подразделение, зарплату хорошую обещали, а теперь, как там все сложится - неизвестно. Может отпуск неоплачиваемый, может сразу на биржу. Порошком стиральным торговать. И главное, непонятно, когда этот проклятый кризис закончится. И чем.
И еще Андрей. Муж. Это была уже третья попытка их совместной жизни. Собственно, какой он ей теперь муж ? Сожитель, они уже год как официально развелись. И жизнь у них не клеилась. Она совсем девчонкой замуж выходила, двадцать лет. Хотелось от матери оторваться, жить по-своему. А, когда отец умер, Аленка себя такой беспомощной почувствовала, он и зарабатывал хорошо, особенно последний год и пайки домой приносил цэковские... Пропади они пропадом, эти пайки! Не в этом, конечно, дело. У них семья была. А потом брат женился - ушел, квартиру ему сняли. И папы не стало.
Мать невменяемая колеса глотает, на ночь белые - чтобы спать, утром розовые - чтобы функционировать. По ночам все равно воет, натурально голосит, как кликуша. Она ж из деревни. Ни высшее образование не помогло, ни статус. И ни чем ей не поможешь, пока не отплачет свое - жить не будет.
А тут Андрей. Взрослый уже, на шесть лет старше, сильный. Он пришел в ее полный горем дом, к плачущей матери, на похоронах нес гроб с телом отца, которого не знал при жизни. Все такие растерянные были на кладбище, никто не мог понять, что еще одного человека не хватает.
И она вышла замуж, спрятаться хотела за мужа, раз папы больше не было.
Сначала жили хорошо, только Андрей часто пропадал по вечерам, а ей было одной скучно. Потом началось - то не так, это не эдак. А откуда она могла знать, как? В двадцать-то лет? Да и не успевала она, через год у нее уже была Танюша, мать квартиру получила на другом конце Москвы, работала, приезжать часто не могла. Но ужин на плите всегда был по крайней мере.
А потом уже совсем маразм пошел, типа: "Почему на улице уже темно, а ты занавески не задвинула?" Это она сейчас понимает, что маразм, а тогда оправдывалась, бежала сломя голову к окну, виноватой себя чувствовала, что-то объясняла. А потом уже и объяснять перестала, подчинялась и все. Холодно стало в доме. Просто вечная мерзлота.
И он ушел. Даже не объяснил почему - ничего особенного не произошло, жили как всегда, привыкли вроде. Но все-таки ушел.
Она тогда еще не работала, муж приносил какие-то "алименты". Потом друзья новые появились, и она как будто даже расцвела на некоторое время.
А вот старые друзья... они общие у них стали за эти годы... вдруг, разом все исчезли. Было очень тяжело, потому что кроме друзей, ничего своего у нее не было - ни работы, ни увлечения какого-нибудь, ни денег. Алена тогда пригласила их всех на день рождения. Пришла только половина, да и те спешили поскорей смотаться. А она утку приготовила фаршированную, фирменное блюдо. Никто горячего не дождался, и она осталась одна. С этой уткой.
Их понять можно, брошенная женщина - жалкое зрелище, кому охота лицезреть чье-то унижение? Многого теперь не было - ни мужчины за столом, главы семьи, ни самой семьи, ни общей компании. И все потому, что он ушел!
Алена позвала мужа назад. Он вернулся, но поставил условия - из гостей не позже одиннадцати и, чтоб ничем не пахло, никого в дом не приводить и "ходить на цырлах".
Алена "ходила на цырлах", как могла, один раз не выдержала и напилась... Потом две недели - в темных очках.
Наконец, поняла, что жить так больше не может, надо прорываться. Окончила курсы, в хорошее место устроилась на работу - брат помог, и вскоре сама "свалила", к матери. Вот и жила бы себе, дура! Чего тебя назад, в болото потянуло?
А стало жалко, прожитых вместе лет, дома их общего, дочку жалко. И еще себя спасти хотела... Они с Андреем оформляли документы на выезд Танюши за границу, появилась возможность отправить ее с классом в Париж. Требовалась доверенность от обоих родителей. На себя Аленка, может, и пожалела бы денег, но не для дочки.
После нотариальной конторы зашли с теперь уже бывшим мужем в кафе, выпили, как-то сразу все вспомнилось, их шутки, которые понимали только они двое, общие друзья. Спрашивали друг друга: "Как ты? А как ты?" Аленка рассказывала про дочку, как они с ней живут, какие она вопросы задает - не знаешь что ответить, что в дом отдыха вместе ездили, и Танюшка на дискотеке танцевала. Муж слушал, улыбался, и она понимала, что никто не будет так ее слушать, когда она рассказывает о самом любимом, дорогом ей существе.
Алена за год, изменилась, знала, что никаких "цырлов" теперь быть не может, а может случиться новая жизнь со старым мужем, новое счастье. Это она была во всем виновата, сама распустилась, мужа распустила, Теперь все будет не так.
И все, действительно, было не так. Она ничего не хотела, не ждала и не могла. Она уже зашла в другую воду. И этот человек ее бросил.
* * *
- Аленка! Ты спишь что ли? Ай-яй-яй, прямо на работе! Как не хорошо!
- Сашка! Ты откуда здесь взялся? Ты ж в отпуске!
- Да вот, пришел тебя навестить.
- Меня?! Мы вроде не настолько близки, как тебе бы этого хотелось! Нет, серьезно, ты чего пришел-то?
- Аленка! А поехали с нами на охоту! У брата дача на Рузском море, сезон уже давно открыт, а мы с Лешкой только собираемся. Ты представляешь, как это звучит? У т и н а я о х о т а!
Сашке под пятьдесят. Но для нее он просто Сашка, потому что он настоящий друг, если только существует в природе дружба на работе, дружба между людьми с разницей в двадцать лет и дружба между мужчиной и женщиной. Они часто обедали вместе, болтали обо всем - о детях, о книгах, о жизни. Сашка хвастался, какой привез с дачи улов. Алена жаловалась, что муж никогда не берет ее на рыбалку, а она так любит лес, ветер, воду, костер на берегу. Она даже умеет ловить рыбу, однажды на даче наловила целое ведерко бычков в пруду, в "котором ничего нет". Она и стреляет неплохо, был у нее одно время и пневматический пистолет и она била по бумажной по мишени, когда никого не было дома. Только муж его скоро продал, вернее не продал, а отдал, за долги.
Ее отец, когда был жив, всегда брал отпуск в августе. Находил попутчика, сына брал, брата Аленкиного, уезжал "к едрене фене" на север, в тайгу, и шел по реке. А в радиусе ста километров - ни души, только медведи. И его там никто не мог достать, "хоть атомная война", как он говорил. А однажды, ей тогда было восемь, и их с матерью взял.
Сначала ехали на поезде дальнего следования, она в первый раз. Столько было нового - купе, маленькая комнатка, койки в два этажа, проводница чай разносила. Пахло резиной и еще чем-то особенным, больше нигде так не пахнет. Аленка сразу залезла наверх, окно открыла и подставила лицо ветру. Она всегда так делала в маршрутных такси, потому что в автобусах окна высоко и дует не в лицо, а куда-то поверх головы, и ветер этот, по ее мнению, был совершенно бесполезный.
За окном плыли столбы, а за столбами березы. Сменялись деревни, поля, над полями птицы летали. Ей было странно, что встречный поезд несется с какой-то невообразимой
скоростью, а луна за ними летит. Аленка все думала, почему луна именно их поезд выбрала? Смешно.
Она так и уснула на животе, только мама ее одеялом укрыла. Ночью слышала сквозь сон гулкие голоса репродуктора на станциях, они рассыпались эхом и накатывали со всех сторон.
От станции Костылево ехали на попутках, долго-долго, папа все водкой расплачивался, там везде сухой закон, вербованные лес валили, в магазинах ее не было.
Приехали в Березовку, поселок лесохимиков, ей не нравилось это слово - "лесохимики", оно к лесу совсем не подходило, звучало как-то по-научному. Зашли в какую-то избу, Аленка ждала, когда появятся эти химики, важные, в белых халатах, а пришли какие-то мужики и стали водку пить. Потом она пописать вышла на улицу, зашла в кустики, а там ... Странное было деревце, будто кто-то посмеялся над новогодней елкой, на всех веточках были надеты пузырьки от одеколона. Такие вот были лесохимики, деды морозы.
А потом на МАЗе их привезли в устье Юмижа, папа опять угощал мужиков водкой, они становились какими-то странными, приветливыми. Аленка смотрела на них и удивлялась -
как они водку пили, не морщась, а папа морщился, как они с отцом общий язык находили, хотя он умный был. А потом мужики уехали и они остались одни.
Илюше было всего четырнадцать, но он такой сильный оказался, Аленка за ним не поспевала. Она привыкла, что старший брат всегда был с ней на равных, немного в чем-то превосходил, но в общем, мало чем отличался от Аленки. А тут она почувствовала разницу. У него были другие руки, другие мышцы, сила, фигура другая. Все стало не то. А она думала, что не то было у нее, у Аленки.
Илюшка учил ее ловить рыбу. Объяснял, как удочку держать, для чего поплавок, грузило, когда надо подсекать. Аленка стояла на берегу и наблюдала за хариусом, совсем маленьким, глупым еще. Он плавал вокруг блесны, то и дело посматривая Аленку, и не решалась схватить крючок. Время от времени подходил брат, она ему жаловалась на малька, что он "не клюет", брат дружелюбно подсмеивался над ней, говорил, что ей надо спрятаться, а Аленке не хотелось, ей хотелось смотреть на хариуса, как он решит, наконец, клевать или не клевать. В итоге в их соревнование по глупости, выиграла Аленка. Малек решил, что нечего рисковать, когда какая-то девочка стоит рядом и на него смотрит.
Они надули Илюшину резиновую лодку, "Альбатрос", трехместную байдарку собрали и поплыли. Она вспоминала, как папа, вернувшись домой, всегда читал им вслух походные дневники. Аленка многих слов не понимала, ей запала одна фраза: "И после трех завалов - обнос". "Завал", звучало внушительнее, чем "обнос", поэтому было непонятно, почему последний все-таки хуже. Теперь она увидела, как отцу удавалось прорубиться, провести лодку через груду поваленных намытых половодьем деревьев и, как иногда только один толстый ствол, перегородивший всю реку и неподдающийся пиле, вынуждал их выгружать все вещи на берег и обносить препятствие.
Она увидела бобровые хатки, островки, поросшие травой, похожие на ежиков, песчаные плесы, ленивый след медведя на берегу, огромные, в пять этажей обрывы в виде дуги с соснами "на крыше", которые папа называл параболами.
Сначала им попадались следы присутствия людей: верши, забытые кем-то в поросшем осокой старом русле; смятая пачка "Беломора" с рисунком, то ли размытым дождями, то ли выцветшем на солнце; сухие бревна с вырезанной елочкой - здесь когда-то добывали живицу - смолу. Но, чем дальше они шли по реке, тем меньше и меньше, и дней через пять они были совсем одни в этой тайге. Только папа, мама, брат и Аленка. Их семья.
Теперь Илюшка только обещает вывезти ее куда-нибудь на природу, а сам все работает, работает, даже если и выберется, когда на дачу, напивается со скоростью звука и спит. А одна она, конечно, поехать не может, она ведь женщина.
- Если бы нашелся человек, который взял бы меня с собой на охоту... Я бы ему... Ну все!.. - так она сказала Сашке зимой. Пошутила просто. А он вот не забыл.
- Саш, я по нулям. В смысле денег.
- Ален, брось ты, мы - мужчины все-таки. Ты ведь будешь нам суп варить?
- Конечно, буду! Если возьмете...
- Значит договорились!
Вырваться, к чертям! Слушать, как плещется рыба, смотреть, как весла тихо входят в воду. Кормить голодных мужиков... Это ведь счастье!
* * *
Аленка долго искала кроссовки - не нашла. Нашла какие-то старые башмаки из замши с пряжками, они когда-то ей очень нравились, теперь решила - добраться сойдет. Сашка обещал сапоги резиновые дать, у них на даче есть.
Часов в восемь они подъехали за ней на машине. Лешка, брат Сашкин, открыл багажник, чтобы она сумку положила. Да у нее вещей-то почти не было - куртка, свитер, майка, штаны спортивные - все было на ней.
В машине Аленка почти спала. Ехать по Москве было неинтересно, потом ночью она урвала всего часа четыре - долго ворочалась, все думала об охоте. А теперь приходили мысли совсем о другом, о жизни ее постылой, которая стала ей в тягость. Только дочка и держит. Она и раньше так жила, до переезда к матери, а теперь, когда из ее жизни исчез Вадим, стало еще хуже. Раньше была надежда, что все изменится, она встанет на ноги, сможет вырваться из-под этого гранитного камня, которым придавил ее муж. Но вот она вернулась, словно забыла здесь что-то важное, без чего жизнь не удавалась. А потом оказалось, что она сама стала другой и эта жизнь была теперь не ее, а чья-то.
С Вадимом они познакомились, когда Аленка к матери ушла. Когда их отношения с мужем совсем разладились, она пыталась заводить романы, но у нее это плохо получалось. Может она слишком серьезно ко всему относилась, ждала какого-то чувства, понимания, продолжения, черт возьми! А от нее хотели совсем другого - легкости, соблюдения каких-то правил, наверное. Аленка никаких правил не знала, с Андреем познакомилась совсем юной девушкой, хотя он был не первый ее мужчина, внутренняя стыдливость все же оставалась. Помнит, как муж, тогда просто ее парень, встал после всего голый и начал воду пить из чайника. И совсем ему было не стыдно, что он так вот просто стоит, как был, и пьет, хотя только что ее стискивал в объятьях, стонал, себя не помнил, и ничего кроме нее на свете в этот момент не было. Аленке было стыдно и смешно на него смотреть, даже как-то жалко его стало.
Вадим из гостей увез ее к себе, даже согласия не спросил. А Аленка не спросила, есть ли у него жена. Зашли в квартиру. Он сразу начал ее целовать и все подталкивал в комнату. Он хотел ее так сильно, что Аленка и подумать не успела, нужно ей это или нет.
И потом было также. За это она его и любила. И не только за это. Он ее слушал. Он ее понимал. Однажды, когда она ему рассказывала про старшего брата, а он вдруг ласково посмотрел на нее и спросил: "Тебе ведь хотелось быть мальчиком?"
Конечно, он был женат. Почти год они встречались, то друг ему ключи от квартиры давал, то на дачу к Вадиму ездили. Чужая жизнь, чужие простыни. Ей самой часто хотелось все разрушить, но он звонил и она покорно одевалась, красилась и ехала туда, куда он ее вез. А потом он просто исчез. Ни звонка, ни объяснений. Телефон мобильный был отключен, а домашнего она не знала.
Когда вернулась домой, вздохнула облегченно - все! Не тут-то было. Она никогда не думала, что близость с мужем, такая привычная, ничего не значившая уже, может оказаться для нее мукой, самоистязанием и мерзостью. Она презирала себя за слабость, за то, что вернулась, за то, что делит постель с чужим ей теперь человеком. И теплые чувства, которые к нему остались, здесь были совершенно ни при чем. Тело обмануть было невозможно.
Аленка сперва плакала по ночам в подушку, она давно уже научилась делать это беззвучно, еще когда умер папа. А потом уже и плакать перестала. Ей стало все равно.
* * *
Отъехали километров сорок, остановились.
- Девочки - налево, мальчики - направо, - торжественно произнес Сашка.
- Мальчики - налево! Вы всегда налево ходите! - засмеялась Аленка.
- Ален, ты пока по делам ходить будешь, грибов посмотри, здесь должны быть, я чувствую, - крикнул Сашка, скрываясь в лесу.
Аленка зашла в кустики, сняла штаны, села на корточки. Струйка обогнула ботинок и потекла дальше. Сухие иголочки стронулись с привычного места, закрутились и, попав в поток, поплыли куда-то. "Конечно, далеко они не уплывут, - думала Аленка. - Но все-таки странно, может, они всю зиму тут пролежали, а пришла я, села писать и нарушила их покой. Ведь ничего бы не изменилось, если бы Лешка не остановил машину именно в этом месте, а я бы не села за этим кустиком.
Значит я все-таки есть".
В лесу было сыро и темно. Ее здесь явно не ждали. "Ну, а мне-то что? Я хочу грибов поискать. Наберу на сковородку - сразу уйду. Не волнуйтесь, не останусь, мне самой здесь не нравится", - отвечала кому-то Аленка, а кому, не знала.
Но лес расступился, принял ее. Солнышко откуда-то выглянуло, задрожал в воздухе птичий щебет, грибы появились. И много! Аленка за полчаса целый пакет насобирала - сыроежек, свинушек, подберезовиков, даже белый один попался, Сашка ее уже звать стал, а она ему кричала в ответ: "Пожди-и-и, я сейча-а-с!"
- Ребята! Я грибов набрала! Ужином мы обеспечены! У вас картошка-то есть?
Лешка заулыбался:
- Да все там есть. Только мы судака сегодня коптить будем. Любишь судака?
- Какого судака? У вас там что, судаки водятся? Их же еще поймать надо!
- Да мы с собой взяли, жена вчера купила трех, больши-и-е, - ответил Сашка.
- Ну дела! Значит, рыбу с собой везем! Вы, мужчины, всегда меня удивляете! Вроде едете на охоту, на рыбалку - на добычу значит, а сами даже если поймаете чего, столько денег на это угрохаете! Если посчитать себестоимость каждой рыбки, она золотая получается!
Они мчались по Минке. За окном мелькали поля, реки, речки, речушки. А впереди их ждало Рузское море. И утки.
- Не романтичная ты, Аленка, себестоимость подсчитываешь, - улыбался Сашка. - А удовольствие?
Дальше они ехали молча. Не потому, что им не о чем было говорить, просто каждый думал о своем. Лешка за рулем следил за дорогой, любуясь попутно проплывающим мимо пейзажем. Сашка любовался Аленкой, радовался, что она, наконец, ожила, что она рядом, и от нее исходит что-то свое, женское. И всему этому нет цены, и не нужно никакого завершения. Аленка думала, что надо обязательно искупаться. Хотя было уже холодно, она была уверена, что из трех дней хоть один выдастся солнечный. Аленка попросит ребят отвернуться, снимет с себя всю одежду и прямо с лодки сойдет в воду. Они, конечно, будут подсматривать, пусть. А искупаться надо, непременно голой, она даже купальник не стала брать, потому что эти маленькие тряпочки на теле портят все дело. Нельзя войти в воду и соединиться с ней, если ты чем-то прикрыт и нагота твоя - неполная.
Они молчали и им было хорошо втроем.
* * *
В доме оказалось всего два спальных места - диван и нары под потолком, на которые нужно было забираться по приставной лестнице. Нары отпадают, по ночам она встает в туалет. Значит, придется на диване, с Сашкой.
- Ребят, мы так не договаривались! Как мы спать-то будем?
- Ален, да поспим как-нибудь, мы ж с тобой братья! Не буду я к тебе приставать, ты мне и так нравишься!
Отлегло, единственная проблема решена.
Мужики ушли путевку подписывать и пропали, а Аленка сидела как дура и ждала их с обедом. Вернулись пьяные, она надулась, хотела с ними ругаться, но они были такие
веселые, стали рассказывать, как пили с егерями, а отказаться было нельзя, что собака у одного из них бутылки по лесу собирает, причем только пивные, и в ящик их складывает - Аленка не выдержала и прыснула.
- Ну что, голубушка? Завтра на охоту! Много уток настреляем, как думаешь? - подлизывался Сашка.
- Ладно, садитесь есть, я грибы пожарила.
Они ели картошку с грибами, пили водку, конечно, а вечером коптили судака. Лешка нарубил ольховых колышков, уложил их в большой жестяной ящик, сверху рыбу - и в костер. Сперва сидели на большой поляне возле участка, потом холодно стало, в дом пошли. Аленка ела-ела судака и никак не могла оторваться, а ребята смотрели на нее и смеялись.
- Ну все, завтра рано вставать! Спать! - и Сашка погасил лампу.
Как он спал эту ночь - одному богу известно, тяжко было, наверное. Все ворочался, ворочался, шутка сказать "спи", когда рядом, хоть и под другим одеялом, молодая красивая женщина. Аленка тихо хихикала в подушку. Потом все уснули. Стало тихо.
* * *
Они вышли на холод. Сентябрь. Светало. Аленка гордо шествовала "под охраной", по обе руки шли ребята с рюкзаками и ружьями.
Когда-то ей не нравилось рано вставать, но потом Аленка поняла, что по утрам мир совсем другой, можно встретить то, чего просто не существует. Однажды муж уехал в командировку, Танюшке тогда не было и годика, они тогда жили на Кутузовском в добротном сталинском доме, украшенном лепниной, каменными балконами, арками. Идти за детским питанием кроме Аленки было не кому. Конечно, ей приходилось и вскакивать по ночам к ребенку, и по утрам вставать на первое кормление, но тогда она ходила по комнате как сомнамбула, не просыпаясь, а потом снова ложилась.
Аленка поднялась ни свет ни заря, часов в шесть и, волей неволей ей пришлось продрать глаза. Их кухонное окно выходило под арку, там всегда было сумрачно, даже днем они зажигали свет. Она зашла на кухню, хотела включить лампу и остолбенела: на стене, около плиты покоился золотистый лучик. Как он туда прокрался - было непостижимо, их кухня никогда не знала солнца.
- Сейчас будет мост через Педню, там нас будут ждать, - подбадривал Сашка, глядя на ее непроснувшееся лицо.
- Саш, а ты мне стрельнуть дашь?
- Были бы утки, а стрельнуть дам!
Егеря уже были на месте, и они пошли по полю. Егеря спереди, в цепочку, потом Лешка, а сзади они с Сашкой. Ее спутник повернул влево:
- Тут ручеек должен быть, пойдем вдоль берега, ты смотри, может утка на воду села.
Она вглядывалась в заросли осоки, а сама прикидывала, успеет ли она в случае чего взять у него ружье.
- Ой!
- Что "ой"?
- Кажется, я ноги промочила, встала на кочку, а она подо мной провалилась... Вот я дура какая! Саш, я не могу, хлюпает! Придется возвращаться...
- Эх ты, охотница! Скидавай сапоги... носки тоже... Я запасные взял.
Только папа, только он был способен взять с собой в поход двойной комплект всего - всего, "на крайний случай". Мама долго его пилила, пока не произошла одна история.
Отец с приятелем и Илюшкой первый раз попали на Юмиж. Вообще-то, собирались они идти по Устье, которая была обозначена на всех картах. Это была река легкая, широкая, по всему руслу деревни. Приехали в поселок Бестужево, с этого места они должны были начать свой маршрут, а на реке - лесосплав. Что делать? Кинулись узнавать, нет ли по близости какой-нибудь речки, небольшой, километров сто.
- Есть такая речка, Юмиж называется. Красивая, правда там населенных пунктов нет, только в низовье. Недели за две пройдете.
И они поплыли по Юмижу. Две недели прошли, а конца все нет, даже деревни не попадаются. Отец говорит:
- Без паники! В школу, на работу пока успеваем? Продуктов я взял на месяц, на крайняк на макаронах посидим.
Так и доплыли. Речка оказалась не сто, а двести километров, а местные этого не знали, отправляли туда туристов, что называется, не глядя.
Но и это мать не убедило, потому что макарон отец брал не в два, а в четыре раза больше. И тогда случай еще раз подтвердил, что его правоту.
Отец со своими спутниками, сыном и деверем, прошел уже большую часть реки, решили сделать дневку. В этом месте был роскошный малинник, можно наготовить варенья на всю зиму. Илюшка с утра пораньше уже успел набрать лукошко ягод, и теперь, отсыпав себе в миску малины, со знанием дела поливал ее сгущенкой.
Отец готовил завтрак в большом закопченном котелке - "месиво-вкуснесево", как он его называл, а дядя Толя, мамин брат, тоже его нередкий спутник в походах, уже в десятый раз перетряхивал спальник - искал очки.
И тут они услышали крики. В тайге кто-то был. По реке плыли люди. Они орали дикими от страха голосами, так что об их приближении стало известно за час, река петляла, расстояние до них было небольшое, а по реке - несколько километров.
Папа стрельнул несколько раз в воздух, покричал им, мол, не боись, вы здесь не одни, в ответ он услышал такой радостный вопль "Люди!", что тайга содрогнулась.
Они два дня ничего не ели. Это были две молодые парочки, решившие, видимо, совершить легкий моцион на свежем воздухе. Оказалось, что несчастные туристы наступили на те же грабли, что и отец, но были, видимо, не столь предусмотрительны, и их запас продуктов иссяк уже на половине реки. Их сразу же накормили, отсыпали макарон, даже отдали несколько банок тушенки, добытых всеми правдами и неправдами и бережно скопленных за зиму. Денег, разумеется, отец не взял, кто ж за спасение в тайге деньги берет?
С тех пор мать от него отстала, хоть две байдарки бери, вдруг одна поломается.
И это действительно случилось. В самый последний его поход.
Конечно, байдарка у него была одна, он и сам был один посреди бескрайней тайги. В этот год отец не смог найти себе попутчика. И без тайги он не мог. Отец выбрал речку попроще, покороче, может, в этом все дело, Юмиж бы его не предал.
Он прошел только треть пути, когда неожиданно начался страшный ураган, заставший его на воде. На лодку рухнула сосна.
За всю жизнь он не забил в доме ни одного гвоздя. "Люнюшка, ты ведь знаешь, я по дому ничего не умею", - говорил он маме. И это было правдой.
Но в тайге он мог все.
Пережив первый шок, под проливным дождем, с трещинами в двух ребрах, как потом выяснилось, он вылез из-под упавшего дерева, распилил толстенный ствол и освободил лодку.
Утром оказалось, что она разбита вдребезги. Порвался брезент, трубки, составляющие каркас байдарки, погнулись, некоторые сломались. Из ничего он собрал лодку и доплыл.
А через полгода его не стало - инфаркт.
* * *
Егеря были уже далеко, а они с Сашкой все шли вдоль ручейка. Уток не было. Утренний воздух был прохладным и чистым, как родниковая вода. Аленка пила его, пила, глотала жадно, будто ей долго не давали дышать.
- Видать, всех уток генералы распугали, они у нас первыми сезон открывают. Не грусти, подруга, завтра рыбу ловить будем, и ружье с собой возьмем.
Какая это была рыбалка! Королевская! Подлещик шел поверху, только спинки из воды торчали. Так бывает только раз в году, поденка, это такая мошка, которой он питается, садится на воду и подлещик поднимается за ней на поверхность. Аленка была на веслах, сама вызвалась. Она гоняла за приглянувшейся рыбой, а когда подплывали совсем близко, кто-нибудь из ребят быстро подхватывал ее подсачником. Местные честно стояли на берегу с удочками, считая, видимо, подобный способ лова варварским. А Аленка в такой азарт вошла, даже сама несколько штук из воды достала. Потом они повернули к базе, брали только самых крупных подлещиков, Лешка сидел на носу довольный собой и комментировал:
- Этого не берем, маленький. И этого не берем - какой-то он вялый. А этого - берем!
Утки показались только один раз, где-то далеко-далеко, палить по ним не было смысла.
Сашка предложил пострелять чаек.
- А на фига их стрелять-то? - удивилась Аленка. Ребята подшучивали над ней, говорили, что из чайки можно суп сварить, только лапки отрубить, потому что они рыбой пахнут. Потом все-таки объяснили, что птица это вредная, ее специально отстреливают, и за пару этих самых лапок в охотхозяйстве возвращают один патрон. Аленке показали, как заряжать двустволку, где предохранитель и, предупредили, что стрелять птицу надо на взлете и целиться выше, чтобы дробь сверху шла, да стволом, в сторону людей не размахивать.
И Аленка "добыла" чайку. Как же они хохотали, когда оказалось, что она отстрелила ей лапку!
- Аленка! Да ты и впрямь, что ль суп собралась варить?!
Это был ее трофей. Пусть всего лишь чайка, но, главное, она, женщина, тоже сильная. Она может.
Вечером Аленка потрошила рыбу и все удивлялась, откуда в деревне столько кошек.
На следующий день рыба уже исчезла с поверхности моря - ушла на дно. Да и что бы они стали с ней делать, итак уже "набрали" килограммов двадцать.
Гребли, не торопясь. Оказывается, на месте водохранилища раньше была деревня, Лешка показывал, где дорога под ними проходила, где раньше церковь стояла.
А потом выглянуло солнце. И она, конечно, разделась и вошла в воду.
* * *
Аленка достала из сумки ключи и открыла дверь. Прихожая была заставлена рюкзаками и корзинами, валялись резиновые сапоги. Муж с дочерью не слышали, как она вернулась. Они были на кухне.
Аленка поставила сумку и на пол пакет с рыбой, сняла ботинки, куртку и вошла.
- Танюшка! Привет! Какая ты загорелая! Ты на Соловках была или на Черном море?
- Мам! А я целое ведро грибов насушила, - гордо заявила дочка, протягивая Аленке ведерко от мороженого.
- Умничка! Дай я тебя поцелую! Ой, ты костром пахнешь!
- Мам, ты тоже!
Муж обернулся и раздраженно посмотрел на нее.
- Привет. Где это ты пропадала?
- Танюш, пойди, пожалуйста, в комнату, я тебя позову.
- Ладно, мам, только не долго! - Танюшка ускакала.
- Андрей, нам надо поговорить, - Аленка заметила, как муж помрачнел и заиграл желваками. - Мы не можем жить вместе. Это - не жизнь. Я прошу тебя, уходи сегодня же, я не вынесу с больше ни одного дня.
И по тому, как, она спокойно это сказала, такая красивая, посвежевшая и свободная, он понял, что на этот раз, потерял ее навсегда.