После фильма сраженный красотами прерий,
Благородством вождей и жестокостью мира,
К бескозырке приладил орлиные перья –
В нашем русском селе Чингачгук стал кумиром.
Днем играл я в индейцев от шишек не плача,
Засыпал же в обнимку с колчаном и луком.
Мы сдружились, когда подражая апачам,
За отчаянность Тольку прозвал Чингачгуком.
В самодельный вигвам торопились спросонок,
Вдоль ограды рябинки в индейских нарядах.
Чистый пруд за селом окрестили Гудзоном,
Где кружились утята вблизи водопада.
И однажды, раскрасившись углем и мелом,
Мы утенка спасли от пернатого вора,
Всех точнее в мишень я пускал свои стрелы,
Пробивая насквозь даже доски забора.
Лилю звали мы – скво (помесь ангела с бесом!)
Мне, смеясь, обещала: «Я буду женой!»
Женский нрав он коварней стрелы ирокеза:
Целовалась ты с Толькой на тропке лесной.
Солнце красное осенью этой взбесилось,
Расцвела в мыслях горечь как огненный мак:
Не вернуть мне Поющую Лилию силой,
Друга верного "с воза" не сбросить никак.
И куда-то исчезла из сердца бравада,
А в глазах не осталось лихого огня.
Зашвырнул я колчан под струю водопада
И усох водопад до размеров ручья.