Шаг за шагом растворялась жажда,
В дыхании не слышалось обрывов,
Ветер уж не задевал поникнувшего пажа,
Непогода свой гнев на нем не отразила.
Он, разбитый, никаким штормам не внимал,
Он вел свои баталии, не ведомые прочим.
Он все дрожащими руками закрывал
Свое лицо, как будто порочность
Мыслей ума так можно было утаить,
Но прошлых действ во времени уж не убить...
Он коленями падал на песок,
Обжигаясь и раздирая кожу.
Поверить ни в коем разе он не мог,
Что господин так поступает, не может
Обмануть он преданность слуги
И второй личины не имеет...
Ноги пажа не способны увести
С той земли,
Где поселилась душа его навечно.
Паж взглядом беспокойным, зорким
Искал в могучих скалах оправданья господину,
Минареты он просил намекнуть лишь только,
Будто своим рассудком недалеким, хилым
Слуга признал иное толкованье тех вещей,
Чьих свидетелем он стал свершений,
Что слышал он ужасы чужих речей,
Несравнимых с красноречием владыки убеждений.
Паж заметил тени средь высоких трав,
И сердце вновь забилось, терпя муку, –
Он в терзающем предчувствии был прав...
Господин его властно поднял руку
И в действие привел смертный приговор.
Покорной сокрушенностью был полон взор
Смертника, не повинного ни в чем.
Паж внезапно вспыхнул изнутри,
И в молитве жаркой воздел лицо он к небу,
Затем шагнул к несчастному, пав на колени рядом с ним,
Уверенно шепнув, что жизнь его и кончится на этом:
«Ибо тот, кому принадлежали мое тело и мой дух,
Оказался лишь иллюзией, пригрезившейся мне.
А коли параноик я, то скрасьте мой недуг,
Позвольте же забыться на хладном острие».