Переселись в меня, мармыш. Я буду долго улыбаться,
пока не скажут мне остаться с тобой внутри – беда и тишь.
Переселись, чего терять? Внутри меня – всё те же горы,
руслан, людмила, святогоры и прочая из не сказать.
Бо всё впитал, что было в свете. Отсеял нужное и сладил
из этой шелухи – усладу, какой не вывести за так.
Горя желанием отвлечься не по причине кухни, стирки,
кидаешь фантики на вечность и пишешь с холодком: привет.
А вечность – дурочка с Хохловки, ей всё равно, чего читать,
поскольку за рекою – рать, а перед ней – печаль и волки.
Чего ты медлишь, свет мой ясный? Ведь я такой же – рыхлый, нежный,
нагой, когда я без одежды, и очень плотный, если в платье.
Войди в печаль мою и глупость печалью новою своею.
Авось получится к Андрею печаль, смененная на грубость.
Авось найдешь в словах про Бога, вола, телегу, небо, выше.
Слова – кирпичики для крыши под сводом тем, где мира много.