1. Солнце
На черной лестнице Театра Молодежи
Перед спектаклем, около шести,
На нянечек детсадовских похожи,
Но по****овей, курят травести.
И в довершенье сей картины – кошка
Беременная (трется возле ног),
Да солнце, что пытается в окошко
Протиснуться, как жадный осьминог.
Полгорода - полмира оплетая,
Исполненная дьявольской любви,
К любому эта сука золотая
Протягивает щупальца свои.
И лопаются листьев перепонки,
И кожура сползает с червяка,
И серые над крышами Мильонки,
Как выжимки, кровавы облака.
2. Рыбы
Смотреть через витрину, словно клип,
На то, как покупают в магазинах, –
Как будто наблюдать гигантских рыб
В аквариумах, плоских, как картина.
Беззвучными губами шевеля
И взглядом замирая в нужной точке,
Плывут они по трюмам корабля,
Заглядывая в сундуки и бочки.
Мерцанием таинственным полны
Глаза их, отражающие злато,
К поверхности сферической волны
Их стайками возносит эскалатор.
И там, любуясь небом в облаках
Сквозь лед голубовато-серебристый,
Болтают: «Бла-бла-бла», - о пустяках,
Свою кормежку поедая быстро.
3. На Голгофу
На Голгофу, на Голгофу,
На высокий перевал
Лентой тянутся машины,
И «Ниссан», и самосвал.
И автобус, где туристы,
И маршрутное такси,
Нет конца у этой пробки,
Пытки, Господи, спаси.
На Голгофе, на Голгофе,
Говорил один пацан,
Будет там и чай, и кофе,
И шартрёз, и круассан.
На Голгофе ветер вольный
И такое все окрест…
И совсем-совсем небольно,
И совсем нестрашный крест.
4. Волхвы
В шапках странных и остроконечных,
В непонятных халатах волхвы,
Обращая внимание встречных,
То и дело на стогнах Москвы.
Голова, устремленная к небу,
Шевелящийся острый кадык –
Угощаются праведным хлебом,
От которого город отвык.
Сквозь Ильинского голые кроны
Видят звездного неба нутро,
В катакомбе холодной с перрона
Их, как мусор, сметает метро.
И опять возникают, как дети,
Изучают по карте маршрут.
«Понаехали тут», - им ответят
И своею дорогой пойдут.
5. Про Афанасия
За три моря ходил Афанасий.
Лет двенадцать – ни слуху, ни духу.
Постелили ему на матрасе,
Кинув куртку, набитую пухом.
А проснулись, – как будто ребенок
За стеною какой-то лопочет, –
Так пронзителен голос и тонок,
Будто ножик халяльный заточен.
И стопарик с нетронутой водкой
Принимает в хрустальные грани
Мир, который из всякого соткан,
Но сплетен из того, что в Коране.
- Что ж, Аллах милосерден, живите,
Аз воздам за ночлег и за ужин. –
И оставил свой дымчатый свитер
Грубой вязки из шерсти верблюжьей.
6. Ясень
Что ж ты так предсказуем и ясен,
Словно рифму рождающий слог,
За окошком желтеющий ясень,
Тонкорунный языческий бог?
Твою крону, как будто корону,
Золотит наступивший октябрь,
Скоро-скоро соседнего клена
Вспыхнет жертвенник ради тебя.
И потянутся дни и дороги,
Осененные светом твоим,
И деревья, как древние боги,
Мир застанут опять молодым.
И лучи заходящего солнца
Будут радовать кожу и глаз,
И в дорогу опять соберется
Кто-то светлый и лучший из нас.
7. Из Пессоа
В гостинице не было света,
В гостинице было темно.
На койку прилег я одетым.
Луна освещала окно, –
Как будто замки и засовы
Проверить спустилась с высот.
И мне из Фернандо Пессоа
Припомнился вдруг перевод.
И слышал я гул ресторана
(Наверно, гудят при свечах)…
Я вспомнил: письмо коринфянам,
Тоска, безнадега и страх.
Всё – вымысел, божии враки,
Века прогорели в ночи,
И мир пребывает во мраке,
И нет под рукою свечи.
8. Бог
За дальней кромкой леса
Скопленье серых туч.
Их, словно край навеса,
Пробил граненый луч.
Как будто бросил сходни
На землю НЛО,
Как будто к нам сегодня
Вдруг знаменье пришло.
Не так ли наши предки,
Небесный видя знак,
Клонились, точно ветки,
И трепетали так?
И, вправду, что он тянет?
Стеснительный какой.
Как инопланетянин
С квадратной головой.
9. Море
Слышишь, море говорит
То отчетливей, то глуше?
Если долго-долго слушать
То, что море говорит,
Можно различить слова
Из времен, что отшумели.
Вот беседуют шумеры –
Говорят свои слова.
Вот чжурчженин, вот монгол.
Вот булгары, вот хазары,
Тары-бары-растабары:
Кто к кому войной пошел.
Можешь моря зачерпнуть,
Поднести к лицу в ладонях
И услышать, как застонет
Раненный стрелою в грудь.
10. Про Петрова
В супермаркете после работы,
После праведно-грешных трудов
Выбирает балтийские шпроты
Николай Николаич Петров.
Посредине торгового зала
Свой мобильник пытает чудак:
- Вера, где ты? Куда ты пропала?
Я не в теме, чего тут и как.
Он не в теме, конечно, не в теме,
Потому что всю жизнь напролет –
То не то, то не так, то не с теми,
А хотелось бы наоборот.
А хотелось бы всё – да с начала,
С банки шпрот, ну, хотя бы вот так:
- Вера, где ты? Куда ты пропала?
Человеку без веры никак.