Я давно на скрипке не играю,
И поставлен в угол мятый холст.
Мне теперь утеха есть другая,
Что по небу движет стаи звезд.
Отнесу в трактир целковый, чтобы,
Окунувшись в опьянелый чад,
Не видать на лицах черной злобы
И не слышать то, о чем молчат.
Заведут пьянчуги в смраде песнь хмельную,
Вместе с ними запою и сам,
Здесь не проведут черту такую,
Что людей разделит пополам.
И всю ночь, сгорая от угара,
Скорбь в дурманном утопив вине,
По несчетным плиткам тротуара
Побреду под утро в тишине.
А над головой моей беспутной
С криком, отдающимся вдали
Будто бы тоскою бесприютной,
Пролетая, плачут журавли.
Слезы их, передо мной упавши,
Ничего в душе не разожгли.
Знать, теперь я навсегда пропавший.
Оттого и плачут журавли.