III.
Ну, что попритих, я не ихнего круга,
И я бы не бросил в беде мила друга.
Ты б дал мне доху, часом кровь разогнать,
А то вон синею, как загнанный тать.
А я, разговевшись под тёплой дохой,
Тебе расскажу про всевышний покой.
Пустил бы на дровни, мы б сели рядком,
Да, тихо беседу вели бы ладком.
Я много чего рассказать-то могу.
Ведь то была присказка, как на духу.
Ну, слушай. Я ж с ними прожил, как солдат,
Лет двадцать с пятком, ни отнять и не дать.
Всегда при боярах, всегда на виду,
Что б зорко смотреть, кто припрятывал мзду.
Лишь царь надо мною, да молодец тот,
А больше кому мне заглядывать в рот?
Ведь я независим от слова бояр,
Пока честен мыслью, за мной государь.
Поверишь, кромсали бояре казну,
Как липку, что сгнила вот тут, на кону,
Вблизи ключевой и прозрачной криницы.
Лишь просто с того, что не дали водицы.
Водицы живительной в меру хлебнуть,
Что б дальше расти, обновляя свой путь.
И вот, докромсались, угасла листва.
И стал чернозём, как гнилая ботва.
Ни сгнить в одночасье, ни снова родить,
Ни сенью листвы неимущих укрыть.
Уф, как-то неловко обмяк духом я,
Небось, разморила походна статья.
А всё начиналось с границ дележу,
Хоть были идейные, прямо скажу,
Которые видели целостным царство.
Но им не подвластно чиновье коварство.
Рубили их шашками, били штыками,
Пока не развеялись тучи здесь сами.
Казну прихватили, и в роде бояр,
Стал править страною Баян-Аламгяр.
Да, ты, куманёк эту байку-то знаешь.
Но в образе белой вороны летаешь.
Скажи по секрету, а любишь ли власть?
Ведь с ней можно кушать всегда только всласть.
Ну, если поддакнешь, иль чё не заметишь,
Иль друга казны жемчугами приветишь.
Иль кинешься в ноги Баяну-царю.
Мотай всё на ус, пока я говорю.
Но только не вздумай рядиться ханжой
Пред ликом боярским, пред светлым Раджой.