Ладан, золото и мирра,
Впереди плыла звезда...
Коммунальная квартира –
В окнах провода.
Подрастающий ребенок,
Едкий запах от пеленок,
Кухня, примусы чадят,
В узкой комнате плакат.
На плакате рвет рабочий
Цепи биржи мировой.
Ниже фото: юный отчим
С забинтованной рукой.
Рядом полка с «Капиталом»,
«Анти-Дюрингом», журналы,
Ленин, Сталин, «Краткий курс…»,
Август Бебель и Барбюс.
Это детство. Все игрушки –
Деревянный самолет
Да бессчетные катушки:
Так – солдаты, эдак – пушки, –
Хорошо, что мама шьет!
Хорошо, что шить умеет
Из фланели, бумазеи,
Ситца, штапеля, вельвета,
Из материи любой,
Для зимы, весны и лета,
Кофты, платья, блузки, брюки, –
Хорошо, что эти руки
Дружат с ниткой и иглой.
Хорошо, что в гуле мира
Есть кому заштопать дыры
И схватить края прорех
В ткани Времени-старухи,
В жесткой вытертой дерюге,
От ночей бессонных тех.
От бессонных ожиданий,
Одиночества, свиданий
Запрещенных; от измен
Разрешенных; от озноба
Освещенных лампой стен;
От углов, где спят сугробы
Невеселых перемен.
Память, память, как ты странно –
И умело, и легко –
Вводишь разум в глубь обмана
И уводишь далеко, –
То – забудешь, то – припомнишь,
Но иглу из рук уронишь,
Позабывши нитку вдеть,
Меж цветными лоскутами,
Былью, небылью и снами,
Где смешалась со слезами
Труб ликующая медь.
И летят, летят карьером
На большом экране белом
Тыщи всадников лихих,
Тысячи рубак умелых,
Распаленных, оголтелых,
Злых, оборванных, разутых,
На скрещение продутых
Перекрестков мировых.
Как любил я без оглядки
Эти яростные схватки
И Чапая на коне! –
Дай, страна, винтовку мне!
Ни к чему пустая жалость!
Призови! Я славлю ярость,
Штык в крови, избу в огне!
Славлю вьюгу бескозырок,
Колыханье черных лент,
И пропахший воблой рынок,
И сыпной горячки бред!
Славлю сабельные взлязги,
Юность – бьющую в края!
Славлю кухонные дрязги
Коммунального жилья!
Труд шахтера, управдома,
Сталевара, предрабкома
И солдата на посту!..
Что я, Господи, плету!
Тихий шепот поздней ночью –
Чуть загадочный со сна.
Мать заплаканная. Отчим.
Спешка. Сборы. Тишина.
Сколько прожил ты на свете –
Ну и что запомнить смог?
На сияющем паркете
Комья грязи от сапог.
Век подходит к середине,
Не видать во мраке путь.
На разрезанной перине
Не забыться, не уснуть.
Дом напротив. Снег глубокий.
Скучный свист пурги.
Одиноко. Одиноки
За стеной шаги.
Но-но-но! Без истерии!
Что же ты молчишь?
Где же мать твоя, Мария?
Отчим где, малыш?
Две соседки моют руки,
Солнце всходит в облаках,
И со скуки дохнут мухи
На тисненых корешках.
Что ж, прощай, комхозный угол! –
Руку дай, держись!
Пусть скорей заносит вьюгой
Прожитую жизнь.
Есть в забвении лекарство
От любых потерь.
Детский дом в усадьбе барской
Открывает дверь.
Подымайся по сигналу,
По сигналу спи.
Звонкий горн и галстук алый,
Радостные дни.
Это юность наша. Школа.
Над заводом дым.
Единенье комсомола.
Осоавиахим.
Мир волчком уже заверчен,
Все сильнее крен.
Муссолини, Франко, Черчилль,
Гитлер, Чемберлен.
Мы идем в строю едином –
В гуле и в борьбе.
Каждый будет верным сыном,
Партия, тебе!
Вся планета озарится
Светом навсегда!
Спит спокойная столица
Мира и труда.
Дремлет Кремль – очаг свободы,
Но не спит сейчас
Друг детей, отец народов,
Думая о нас.
На заводе, в шахте, в поле,
Юны и прямы,
Лишь его железной волей
Побеждаем мы.
Он один, и в мире нету
Больше никого!
Скрип не слышен по паркету
Мягких сапогов.
Мягко стелется поземка
В улицах пустых.
Наметая снег у кромки
Мерзлых мостовых.
Но едва, оставив зданья,
На простор уйдет,
Гикнет, вздыбив на аркане
Мутный небосвод.
И летит, расправив плечи,
С корнем рвя дубы,
Пред собой взметая смерчи
Плача и мольбы.
Страшен вихорь этот. Страшно.
Некому помочь.
С высоты кремлевской башни
Бьют куранты. Ночь.
Спят девчонки и мальчишки
Так, как в детстве спят.
Бьет о валенок на вышке
Валенком солдат.
Мчат бессонные машины –
Вестницы потерь.
В полусне еще мужчины
Открывают дверь.
Тихо всхлипывают жены.
Лампочка бела.
Век глядит завороженно
На свои дела.
Что ему мои тревоги,
Что твоя беда?
Он ведет в тайге дороги,
Строит города.
Он идет в суровом марше! –
Что же, мой герой? –
Вот и выросли, и старше
Стали мы с тобой.
Над Москвою день сияет,
Солнышко печет.
В синем небе пролетает
Белый самолет.
Летчик в шлеме вниз взирает –
Равнодушен взгляд.
Мостовую оглушает
Праздничный парад.
По знаменам пробегает
Ветряная дрожь.
Нас рукою осеняет
С мавзолея вождь.
Он глядит из-под фуражки,
Как – за рядом ряд! –
Бьют в брусчатку шагом тяжким
Тысячи солдат.
Сколько их – умытых, бритых –
И за взводом взвод! –
Завтра будет перебито,
Пущено в расход.
От Москвы-реки до Буга
Ляжет тень крыла.
Заметет слепая вьюга
Мертвые тела.
Ощетинится планета –
В надолбах, ежах –
Загудят ветра по свету,
Разметая прах.
Черным дымом, гарью жирной
Небосвод затмит.
На земле – недавно мирной –
Ты лежишь – убит!
Ты ползешь глухим болотом,
Прячешься в кугу.
Ты встаешь под пулеметом
На сыром лугу.
Уходя, взрываешь стены
Заводских цехов.
Ты бредешь с толпою пленных
Братьев и отцов.
Ты сгораешь, как полено,
Ты – уже зола,
Но не смыть клейма измены
С твоего чела.
Ты о ней потом узнаешь,
Если доживешь.
Ты из плена убегаешь,
На восток идешь.
Ночь за облаком укроет
Яркую луну.
Ты своею смоешь кровью
Не свою вину.
Не щадя себя, обильно
Ты прольешь ее
В Кенигсберге, в Гродно, в Вильно –
На пути своем.
Ты пройдешь землей изрытой
Через Брук и Гарц,
По Тюрингии сожженной,
По Саксонии спаленной,
Чтобы выйти на разбитый
Александерплац.
Но назад бегут вагоны –
Ждут или не ждут? –
На твоих блестит погонах
Праздничный салют.
Вождь глядит из-под фуражки –
От знамен огонь!
Выезжает маршал с шашкой,
Горячится конь.
Как страна тебя встречает!
Горе позади!
Инвалид храпит у чайной –
Орден на груди.
С барахолки тащат шубы,
Плач стоит и смех.
И поют, ликуют трубы,
Заглушая всех.
Это зрелость наша. Это
Ночь глухая без рассвета,
Карточки, пайки.
Вся страна – сплошная рана!
На полотнище экрана
Пляшут казаки.
Голоса их сыты, звонки.
Дни летят дымком махорки
Вереницей лет.
Ах, зашей их, мама, слышишь?!
Погоди. Не надо. Тише.
Где найдешь сейчас иголки?
Ниток тоже нет!
Нет и матери... Сурово
Ты глядишь. Но надо снова
Браться нам за труд.
Пусть и голодно народу,
Но – смотри! – опять заводы
Из руин встают.
Это общие заботы.
Хватит каждому работы –
Дел невпроворот!
Ну, солдат, берись, удачи! –
Это он в плену был? Значит,
Нам не подойдет.
Заходите... Позже, может... –
– Ах, ты!.. – и на крик.
Эй, солдат, неосторожно,
Прикуси язык.
Видишь розовые лица?
Ну? Чего молчишь?
Ты бежал из Аушвица –
Здесь не убежишь!
И трясет в теплушках тесных
Сотни человек
По просторам неизвестным,
Но родным навек.
И считают перегоны
Через всю страну
За вагонами вагоны
В сторону одну.
Слышишь этот гул дорожный? –
Дальше от Кремля! –
Колыма – она ведь тоже
Русская земля.
И горят, сияют блики
На сухом снегу.
Тыщу лет тебе, великий,
Правь на страх врагу!
Без тебя, как детям малым,
Нам не жить и дня!
Но снимают с пьедесталов,
Бедного, тебя.
И, кряхтя под тяжким грузом,
Без прощальных слов,
Валят в кузов, валят в кузов
Штабелями дров.
Это ты хотел быть вечным?
Где же ты, постой?
Но уже иные речи
Льются над страной.
И с приходом сводит убыль
Победивший класс.
И поют, ликуют трубы,
Заглушая нас.
И глядим мы друг на друга,
Позади былая вьюга,
Светлый ясен путь! –
Но предчувствием испуга
Схватывает грудь.
И огонь бежит по коже
Душно, горячо.
Мир ловил меня, но все же,
Видишь сам Ты это, Боже,
Не поймал еще!
Он врезался в стратосферу,
Плыл в надзвездной мгле.
Он манил меня химерой
Счастья на земле.
Он бросал меня с размаха
В смрадную тюрьму,
Чтобы я в великом страхе
В ноги пал ему.
Выпекал из камней грубых
Тысячи хлебов, –
Но цингой шатало зубы
От его даров!
Да! Не раз я оступался.
Помню. Не забыл.
Но опять я подымался
Из последних сил.
И с немеркнувшей надеждой,
Веря и любя,
Шел к Тебе, Господь мой! Где ж ты?
Я зову Тебя!
И зовет Тебя с мольбою
Край любимый мой
Каждой веткою живою,
Лугом и рекой.
Ты ль допустишь нас погибнуть!
Дай нам знак! Ответь!
Задыхаемся мы – ибо
Без Тебя нам смерть.
Дай прощенье нам, о Боже,
Чтоб – в крови, в грязи –
Вышли мы с дороги ложной
На Твои стези.
Чтоб из мертвого тумана,
С пира воронья,
Вновь восстала – осиянна! –
Родина моя.
1969; 1979