ПРОЩАНИЕ С ПАНТЕЛИХОЙ
А.Пеплову
Осень, сентябрь, Рождество Богородицы.
Эко остыла речная волна.
Как на деревне, чай, издревле водится –
Полная чарка вина зелена.
Выпьем, Андрюха, и мы, брат, по маленькой.
Праздник, а все-таки щемит в груди –
Завтра уж нам не сидеть на завалинке
И по-над Нерлью в лугах не бродить.
Выпьем с тобою по полной, как водится.
Кличет нас город - сорви голова.
Осень, сентябрь, Рождество Богородицы,
Нерль. Недалёко и до Покрова.
21сентября 2004г. д. Пантелиха
“Money, money, money…”
из песни
Когда в тот город, где родился я
И где живу от самого рожденья,
Приехали отец и мать моя,
Те горожане в первом поколенье,
Которых голод выгнал из села,
Как коллективизация прошла,
Тогда тот город сам-то был селом -
Церковки, избы, бани, огороды,
А от села отличие в зело
Большом числе фабричного народа.
Фабричный на заре гудел гудок,
Будя одноэтажный городок.
Они прибыли порознь, до войны.
Потом война, страдания, победа,
Любовь, семья… Теперь мои сыны
Идут к могилам бабушки и деда.
И сам я дед. И я еще живой.
О чем, бишь? Да! Я ж всё про город свой.
Так вот, он вырос и похорошел,
Как говорят рекламные изданья.
Возможно. Но мне больше по душе
Не нынешние глянцевые зданья
(Что сделаешь, душа моя груба),
А по сердцу мне русская изба.
Сознаюсь, что мой город сохранил -
Наполовину - облик довоенный.
Он был одноэтажным искони,
Ещё этаж прибавил немец пленный -
Когда случился Гитлеру капут,
Он избы в евростиле строил тут.
Теперь всё в евростиле - до небес.
Всё? Половина, может быть, не боле.
Нас поневоле заставляет бес
Любить избу, деревья, лес и поле -
Ведь их живым дыханием дыша,
Себя живою чувствует душа.
И половина - это кое-что,
Хоть среди изб смиренницы всё реже,
Когда жильцов сознанье занято
Их преобразованием в коттеджи.
Ведь ты на беса только положись,
Он мигом в смерть преобразует жизнь.
Когда брожу по улочкам седым,
Одноэтажным, тихим и неглавным,
И всё-таки кичливым и тщеславным,
Приятен не отечества мне дым
Пластмассо-пенопластно-нефтяной
Нет, дорог мне и дух, и вид иной.
Мне дороги деревья, что растут
Пред избами, обшитыми вагонкой,
И дорог мне пичуги голос звонкий.
Что вывести птенцов решилась тут.
Ведь этою решимостью упрямой
Она напомнила мне папу с мамой.
Итак, итожа, - в городе моем
Растут деревья, и летают птицы.
И в нём не только плата и заём,
А Бог знать что случалось и случится.
Поскольку в мире не всевластен бес,
Хоть даже церкви в евро - до небес.
11г.
За ясенями, за листвой древесной
Ночные матюги почти не слышны.
Чудно - спят лексусы и мерседесы,
Где так недавно расцветали вишни.
Знать верят, что правители устроят
Чтобы хватило пищи и работы.
Чудно, еще зачем-то что-то строят,
Чудно, еще надеются на что-то.
Еще вовсю бандитствуют бандиты,
И лихо заправляют заправилы,
И существуют фонды и кредиты,
Арены и физические силы.
А Фукусима это так далеко,
А доллар это всё-таки надежно,
А с водкой магазины так под боком,
А с водкой верить в будущее можно.
А будущее… Будущее рядом,
Оно последует за настоящим,
Оно на нас из-за тайги горящей
Глядит холодным, беспощадным взглядом.
11.
ПОСЛЕДНИЙ ВИТОК
(размышления в день Победы)
«За отца, за деда, за солдата!».
Славная и скорбная минута.
«За победу нашу в сорок пятом!».
Ну, а я подумал почему-то:
По спирали жизнь идет на свете,
Повторяемо всё и не ново.
Может быть, мы где-то в тридцать третьем
В ожидании тридцать седьмого.
Вновь мерещатся черты ГУЛАГа,
Вновь Китай Японией обижен,
Вновь сгорело здание рейхстага,
Вновь обвал и паника на биржах.
Нет, Господь не фокусник из цирка,
Повторяю, мол, глядите в оба.
По спирали, а не под копирку,
Но виток… И сходство - до озноба.
Так махнем (под песенные строфы)
За солдат да тружеников тыла!..
Но масштаб грядущей катастрофы
Несопоставим со всем, что было.
11г.
«Москва - третий Рим».
Столица, «Рим», игралище страстей,
Здесь и порока жрицы, и пророки,
Дельцы, и проходимцы всех мастей,
Бездельники, трудяги, самородки.
Их тьмы и тьмы, их миллионы тут!
И ясно, чуть ли не бесчеловечно,
Я понял вдруг, что все они умрут
(Мы все умрём), и большинство - навечно.
Я понял. И мне стало тяжело.
И я невольно вглядывался в лица.
Ведь это осознание пришло
Ко мне не на погосте, а в столице
В толпе людской, да, да, в толпе людской
По жизни протекающей рекою,
В, которой хоть и не искал покой,
Но смог понять, что не бывать покою.
10г.
Время идет,
Время бежит,
Время стремится к своему окончанию,
И надо быть готовым,
Надо бдительным быть и не спать,
Чтоб светильник в ночи не погас.
А ведь было же, было -
Нам говорили правильные слова,
И мы понимали правильность этих слов,
И от этих слов нас тошнило.
И он лопнул - мыльный пузырь,
И мутная вспенилась лужа.
И какая-то жирная дама
С двойным подбородком,
С золотыми серьгами пудовыми в мочках ушей
Разлеглась во всю стену:
«Богатство, довольство, успех!».
Тошнота, тошнота, тошнота,
Непроглядная, липкая тьма…
Надо бдительным быть,
Чтоб светильник в ночи
Не погас.
2004 г.
ХМЕЛЬ
Центральная Россия,
Леса - сосна да ель,
Берёза да осина,
Орех, рябина, хмель.
Хмель смотрит взором пьяным,
Ан, взор не веселя,
Позаросли бурьяном -
Встарь хлебные - поля.
Хмельной, но неповинный
Он смотрит на бурьян,
И запахом полынным,
И горечью он пьян.
А как по хмелю росы
Прибавились в разы…
Но небо видит слёзы
И даже часть слезы.
09.09.09. д.Пантелиха
ДЕРЕВЕНСКАЯ СТАРУХА
Осень, сентябрь, поразъехались дачники,
Школьники носом уткнулись в задачники,
Древней старухи слезятся глаза,
Рядом куст вербы терзает коза.
Ветрено, холодно, пасмурно, слякотно.
Тешится блеянье лиственной мякотью,
Ну а слезящимся этим глазам
Тешиться зрением Бог заказал.
Тешились в полдень ли, тешились в рани ли,
Слезы да годы им свет затуманили,
Неразличим стал осенний разор,
Зрячим остался лишь внутренний взор.
Старость, смерть, как избавление, ждущая,
Видя былое, провидит грядущее.
Слёзы-то льются от этого вот -
Жалко ей тех, кто еще поживет.
Тех кто страдать будет, мучаться, маяться,
Но не опомнится и не покается,
Тешиться будет тщетою земной
И безутешным сойдет в мир иной.
Жалко ей даже козу эту глупую -
Долго ль жевать ей листву эту грубую? -
Срежут рога ей секирой-мечом,
Благо скоты не повинны ни в чем.
11.