…………………………..Старшему сыну
Он умостился между печенью и селезёнкой –
две тонкие губы, слегка счервлённый
от узкого, топориком, лица
(два жёлтых никотиновых пятна)
до кончика дрожащего.
Петля
двух мерно дышащих колец.
Дневной речитатив:
«…ужасен век, ужасные сердца…
Да встаньте. Вы – истец?»
(кто режиссёр? - ужо ему, ужо…)
Непрошенный чернец
к полуночи,
почуяв алкоголь,
ползёт (ах, эта боль)
наверх,
по позвоночнику наверх –
в мой мозг.
проросший сумрак, лес
«Я жизнь прополз почти до половины…
где ты, мой милый?».
Теряя лоск на серой липкой глине,
он ищет выползок
той, первородной линьки
между корней, свисающих в овраги
не друг, но и не враг мне –
уж
шепчет: «Где-то вензель,
монограмма
на коже, на утраченной бумаге
(не имущей ни чёрканья, ни срама)
из двух тугих значений «я» и «он» -
и, обессилев,
выдыхает «ом».
*********************************
Покинуть Рим и Авиньон,
избавиться от перстня и тиары,
оставить только посох с монограммой
двуручный точно меч и многогранный
потёртый ключ на снизке старой…
и, может, «Па!»: - окликнет он.