Старая быль

Александр Зульфукаров
Светлой памяти моей милой бабушки
 Клавдии Александровны Завариной
          посвящаю…


Лес отступил...за ним осталась дача,
Тропинка вывела к реке...удача!
Пищит в прибрежном ивняке полёвка,
Ныряет в воду поплавок...поклёвка.
Уда дугой, азарт в глазах, подсечка...
Голавль взлетает над водою свечкой.
В лучах зари, блеснув, ныряет в волны,
Через часок другой...садок полный.
На землю тихо вечер лёг...смеркалось.
И гладь реки от ярких звёзд...сверкала.
Летали искры над костром, как мошки.
Уху душистую,с дымком, цепляю ложкой,
Чтоб не обжечь тройной ушицей глотку,
Своё нутро мы охлаждали водкой.
Так, сдабривая юшку мерной чарой,
Поведал быль такую мне...рыбак старый:

Давным давно от нас,лет будет за сто,
Ловил рыбёшку дед его тут часто.
На берегу,где нынче вырос ельник,
Стоял когда-то дом,и жил в нём мельник.
Вдвоём с женой,покладистого нрава,
Владели мельницей они на три постава.
Крутилось колесо,вода бурлила,
На жернова лилось зерно,мука пылила.
Порядок был всегда в хозяйстве этом,
Посты держали строго по заветам.
За их труды и за молитвы Богу,
Родился сын у них...семейству на подмогу.
Мукой снабжал тот мельник всю округу,
Лелеял сына,обожал супругу.
Была она мила и благонравна.
Хозяйство крепло...в общем жили справно.
Жена умело мужу угождала
И редкие раздоры упреждала.
Слыла она красавицей на диво,
К тому ж умна,скромна и не болтлива.
Дела домашние решались споро,
Сын подрастал-надежда и опора.
С соседями все годы дружно жили,
Для всех семьёй гостеприимной слыли.
Но видно,чью-то душу жгли завидки
И хуже не нашли злодеи пытки,
Чтоб не казалась мельнику жизнь сдобой,
Слушок был пущен завистью и злобой,
Что златом он разжился на досуге.
Змеёй ползла ложь эта по округе,
Находка - дескать, дар от водяного,
Из омута бездонного, речного.
За связи мужика с нечистой силой
Зерно уж не везли, как раньше было.
Спит мельница, вода не льёт на плицы,
Молва плетёт упорно небылицы.
К семье подкралась бедность незаметно.
Они крутились, как могли, но тщетно...
Теперь, чтобы сводить концы с концами,
Бывал в извозе мельник месяцами.
Хозяйка рукодельем занималась:
Из шерсти коз платки плести старалась.
Порой, в базарный день их продавала.
Вот только труд её ценился мало...
Иной раз рубль дадут, другой - полтину,
Но каждый раз она несла гостинец сыну:
То пряников, то петушка, то книжку,
Мать обожала баловать сынишку.
Был для неё он, словно, лучик солнца -
В грядущий мир открытое оконце.
И мальчик в матушке души не чаял,
В её объятиях, он воском таял.
У окон часто время коротали,
Отца и мужа с нетерпеньем ждали.
Давно уже с листвой рассталась осень,
И песни страсти оттрубили лоси.
Уж праздник Рождества и Всепрощенья
Сменил обряд Господнего Крещенья.
Не раз метель устраивала гонку,
Гоняя с воем по лугам позёмку,
А может это выли в чаще волки
На месяц в небе, как на рожки тёлки?

Седой парок клубится над обозом,
Кимарят возчики, привычные к морозам.
Ждут мать и сын кормильца дни и ночи,
Терпеть нужду уж нету больше мочи.
Хозяйка по ночам поклоны била,
Чтоб муж вернулся Боженьку просила.
Явился лишь на Сретенской неделе,
Хозяин у себя в родном уделе.
Едва успел домой до снегопада,
Где ждали сын и жёнушка-услада.
Ворвался в дом их праздник долгожданный...
Приехал, наконец-то, гость желанный.
В объятиях их души трепетали,
Свершилось всё, о чём они мечтали.
Жене и сыну выложил подарки,
Слегка перекусил под чарку старки,
А там уже и банька подоспела -
Первейшее с дороги дальней дело.
Сынка, уложив спать, надев пальтишко,
Хозяйка мужу понесла бельишко.
Лишь через час от жаркой мужней ласки
Вернулась в дом, искрились счастьем глазки.
Тут и супруг распаренный явился,
Над самоваром пар весёлый вился.
И вскоре с сахарком вприкуску пили
Душистый чай и тихо говорили.
О том, как тяжко было жить в разлуке,
Какие оба претерпели муки.
Короче обо всём, что наболело,
Глядь на часы...пол ночи пролетело.
Затем молились перед образами,
Поклоны били Богу со слезами.
Умаявшись за день, под вой метели
Уснули, но не сразу, на постели.

Потом три дня, с рассвета до заката,
Топор сменяли вилы их лопата.
Трудился мельник до седьмого пота,
В руках горела всякая работа.
Привёз в амбар возок хороший сена
С покоса, из заснеженного плена.
Дров заготовил до весны в достатке,
А ночи отдавал супруге сладкой.
Настало время в путь ему сряжаться,
Хозяйка в слёзы...не могла сдержаться.
Тоска опять сменила радость в драме,
Сынок тихонько плакал, вторя маме,
Да во дворе завыл Барбос к разлуке
И только кот дремал в вальяжной скуке.
Стих скрип саней вдали, вновь в доме тихо,
Но ищет снова жертву злое лихо.

Через недельку, на базар неходко
Пошла продать труд рук своих молодка:
Платок пуховый, шарф да рукавицы,
Пока есть спрос на тёплые вещицы.
Пусть не большой, но всё-таки приварок,
Да и сынку на радость взять подарок.
Мальцу наказ привычный дан - замкнуться,
Хотела засветло к нему вернуться.
Базар был близко, в трёх верстах в слободке,
Не крюк для скорых ног молодки.
Торг выдался на редкость многолюдным,
Ходила скромница с товаром скудным.
Час пролетел...за ним другой вдогонку,
Никто не останавливал бабёнку.
И вот, когда надежды не осталось,
Подъехал к ней купец...знакомый малость.
Обрадовал...за всё заплатит вдвое
Его жена - условие такое:
"Сама через часок снесёшь поделки,
Заказ возьмёшь на будущие сделки.
Доставь ко времени жене обновы,
А за товар, в заклад, держи целковый".
Купец свой адрес повторил ей дважды,
Она бывала в том конце однажды.
Не заглянув в его глаза ни разу,
Не усмотрела похоти заразу.
Уж год, как он - пройдоха похотливый,
Положил на молодку глаз блудливый.
Сражённый красотою мастерицы,
Готовил западню для молодицы.
А скромница, не ведая подвоха,
И думать не могла о людях плохо.
Лишь удалились расписные санки,
Как взяли в оборот её цыганки.
Видать узрели ушлые целковый
И погадать рвались на цвет бубновый,
Но молодуха крепко рубль держала,
Все их наскоки стойко отражала.
Отчаявшись, смуглянки с ней расстались,
Хоть долго вслед смотрели и шептались.
А мельничиха думала о сыне,
Щемило от чего-то сердце ныне.
Хотя еды оставила немало:
Сварила яиц, сливок навзбивала,
Да парочку картофелин печёных,
Да миску вкусных яблочков мочёных
И накануне испечённый ситник,
Да с цепи спущен верный пёс - защитник.
Всё, как всегда, но не ушла тревога...
Придётся сыну подождать немного.
Вдвоём с лохматым псом- своим любимцем,
Пока вернётся матушка с гостинцем.
Такими мыслями страх приглушила
И быстренько к купчихе поспешила.

Дом торгаша нашла по новой крыше,
Он был других побольше и повыше.
Дверь ей открыл слуга с угрюмой рожей,
Довёл по коридору до прихожей.
Ждала купчиху четверть часа гостья,
Волнуясь за задержку, но без злости.
А вышел к ней вдруг сам купец в халате,
Сказал:"Жена сейчас совсем некстати,
Не может встать - последствие удара,
Скинь бурки и пройди до будуара.
Ты, милая, уж потерпи немного,
Пойдём я покажу тебе дорогу".
Прошли в глубь дома...сердце сильно билось,
Проявит ли в цене хозяйка милость?
Ну вот пришли...чуть приоткрыта дверца,
В груди вдруг перестало биться сердце.
Вошла с вязаньем робко мастерица,
О Боже правый, что за небылица?

Пуста кровать, нет ни икон ни окон,
Лишь тут дошло, каким она здесь боком...
Бежать назад хотела, не успела,
Уж сластолюбец рвал одежды с тела.
Схватил безумец гнусный молодицу,
Давай трепать, как коршун злой жар птицу.
Она сопротивлялась...мол не надо,
Но он сильней был, чем бугай из стада.
Сражалась с монстром красота за тело,
Пока она совсем,не ослабела.
Не стало сил, жгли злыдня гневом очи,
Терзал мучитель женщину до ночи.
Затем бедняжку привязал к кровати
И вышел вон, пресыщенный в разврате.
Присматривать за узницей своею
Наказ дал строгий верному лакею.
Назавтра вновь мучитель к ней явился
И снова над страдалицей глумился.
А через день, как матушка пропала...
Ведь случая такого не бывало...
Надев пальтишко, валенки, шапчонку
Ушёл за ней из дома и мальчонка.
Сыночка, представляя злую долю,
Молила мать мерзавца дать ей волю,
Но лишь смеялся психопат над нею
И становился с каждым днём страшнее.
На третий день её упорство сдало,
На пятый...с головой неладно стало.
Добился изверг долгожданной цели,
Тянулся ад не менее недели.
Когда совсем оставил жертву разум,
Бедняжку выгнал зверь из дома сразу.
На улице метель шальная вьюжит
Отвёл слуга убогую...не тужит.
Направив на другой конец слободки,
В тепло вернулся, выпил стопку водки.
Одобрив мысленно купца затею,
Готов стал снова угождать злодею.
Служил бирюк ему давно и верно...
Лет было мужику пол ста наверно.
Дом этот куплен только для утехи,
Здесь не было ни в чём скоту помехи.
С тех пор, как со слугою окаянным,
Сгубил жену, что взял с большим приданным.
И годы долгие никто не слышал,
Сколь сгибло душ ещё под этой крышей.
Не грызла совесть, не пугали страхи
Двух упырей...достойны оба плахи.
Грядёт для душегубов Божья кара
За каждый миг безумного кошмара.
И вот из этого вертепа на свободу
Бедняжка уходила в непогоду.

Метель закончила лишь через сутки...
Нашёл покойницу в снегу пёс чуткий.
Отрыли тотчас страшную находку,
Истерзанную нечистью молодку.
Разбиты губы, на запястьях раны,
Простоволоса и одежды рваны.
Не из зажиточных, по всем приметам,
Был властный чин оповещён об этом.
Лишь через час пришёл качаясь пристав,
Он был уже хорош, приняв грамм триста.
Кряхтя, достал цигарок крепких пачку,
Спросил:"Кто может опознать босячку?"
Признал в умершей мельничиху медник,
Потом труп отвезли на рынок в ледник.
Злой пристав к мельнику гонцов отправил,
Сам, той порой, здоровье чуть поправил,
Да так, что штоф разбил свекольной харей
В питейном заведенье на базаре.
Уставшего блюстителя порядка
Свезли домой на старенькой лошадке.
Гонцы вернулись в слободу под вечер,
В трактир зашли,ведя такие речи:
"Едва дошли...так занесло дорогу,
Но всё-таки пробились слава Богу!
Был хутор пуст от дома до овина
Сколь не искали...ни отца, ни сына.
Кудахчут куры, да блеет скотина...
Не ясно, что случилось? В чём причина?"
Но тут рябой мужик-скорняк хороший,
Сказал:"Уж не по первой ли пороше
Уехал мельник, муж почившей в бозе
И до сих пор находится в извозе".
Такая новость многих поразила.
"Но где же сын?" - их ключница спросила.
Народ растерянно чесал затылки,
Ответ не находился без бутылки.
И четверть горькой тоже не сумела
Помочь решить запутанное дело.

Наутро пристав тот, для облегченья,
С рассола начал ранний курс леченья.
Гонцов изрядно вымотал допросом
И, покормив щегла дроблённым просом,
Велел собрать у рыночного тына
Людей, на розыск мельникова сына.
Продолжил курс...глотнул стакан перцовки,
Разгладились насупленные бровки.
За час собрался караван в дорогу,
Болели головы у всех немного.
Пять розвальней и для начальства санки,
Да пара псов, охочих до гулянки.
Таким обозом двинулись неходко...
Дом в трёх верстах всего лишь от слободки.
Лошадок понукали не жалея.
Уж виден дом, вдруг стали псины злее,
Рванули с лаем к небольшому стогу,
Оставив и хозяев и дорогу.
Пробились люди к месту страшной драмы,
Где оборвался путь любимца мамы.
Нашли ошейник, клочья одежонки -
Всё, что от пса осталось и мальчонки.
Видать на них напала волчья стая...
Пёс первым пал, ребёнка защищая.
Он до последнего сражался вздоха
Но всё-таки погиб безвинный кроха.
Собрав ту малость, что нашли у стога,
В мешок сложили. Помолились Богу.
Часть группы пристав отпустил в посёлок,
А сам с другой, объехав стайку ёлок,
Свернул на хутор, занесённый снегом,
Собачки весело рванули следом.

Подъехали. Встречали криком сойки.
Прошлись по мельнице, зашли в пристройки.
И баньку не забыли, что у речки.
Сам пристав в доме млел у чрева печки.
Её топил для шефа ушлый кучер,
Спеша начальству угодить получше.
А тот, скучая, с толикой досады
Сидел и важно принимал доклады.
Тем временем весь хутор был проверен,
Осталось дом обшарить в полной мере.
Нашли в чулане самогон и сало,
И больше - никакого криминала.
За упокой души усопших...дружно
Все выпили. Таков обычай...нужно.
На том решённой пристав счёл задачу,
Взял с полки сувенирчик наудачу,
Шаль белоснежную ажурной вязки,
Довольно щуря поросячьи глазки.
И вот уже в повозке он с возницей...
Положен в ноги куль с побитой птицей.
Наказ был отдан слобожанам строгий:
Пока опять не замело дороги,
Чтоб с хутора, не мешкая, доставить
К нему на двор всю живность и оставить,
Иначе карачун придёт скотине...
Не выжить без хозяев животине.
Ткнул кучера:"Теперь в посёлок к дому".
А мужички отдали дань другому -
Нашлась ещё одна бутыль в чулане,
Настоянная знатно, на калгане.
Калгановку допили, закусили.
Весь скот, двух коз на сани загрузили
И тронулись в слободку с песней звонкой.
Забыли только печь закрыть заслонкой.
Вновь вьюга закружила мелким бесом,
Укрылся хуторок пустой за лесом.
За час, сквозь вьюгу, к рыночному тыну
Псы привели...осталось сдать скотину.
А в трёх верстах от мужиков небрежных
На хуторе, в плену зарядов снежных,
От уголька, что выплюнула печка,
Занялся дом от крыши до крылечка...
Пылали с рёвом мельника хоромы,
Затем весь хутор, словно стог соломы,
С лихвой хватило злому лиху пищи,
Наутро чуть дымилось пепелище.

Пришла весна. Капель звенит повсюду.
Вернулся мельник. Видит двор, запруду.
Вот только нет ни мельницы, ни дома,
В груди умолкли звуки метронома.
Вопросов уйма, где семья укрылась?
Не пострадал ли кто, когда беда случилась?
Растерянно ответы мельник ищет
На мертвенно безмолвном пепелище.
Но тщетен труд. Вернувшись на просёлок
Он двинулся искать семью в посёлок.
Снег всё сильнее таял на дороге,
Гнал мельник в слободу в большой тревоге.
Примчался в лихорадочном угаре,
Расспрашивал в трактире, на базаре...
И люди, не скрывая, рассказали
Ему о том несчастье всё, что знали.
От страшной новости про смерть жены и сына
Посеребрила голову кручина.
Последней каплей стал рассказ цыганки,
Как охмурил купчина хуторянку.
Остёр умом был мельник, быстр догадкой,
Подумав чуть, он справился с загадкой.
И понял, кто виновен и причину,
Что гибель принесла жене и сыну.
За упокой их душ поставил свечки
В церквушке на холме, у тихой речки.
И, следуя поповскому рассказу,
Нашёл могилку на погосте, но не сразу.
Она в забвении с зимы просела,
Крест покосился...ставлен неумело.
Сдавило грудь, на землю мельник рухнул,
В кустах от страха старый филин ухнул.
Лежал бедняга на землице стылой,
Просил прощенья у сынка и милой,
За то, что не был в час страданий рядом
И тем обрёк родных на муки ада.
Такие мысли душу рвали в клочья.
К попу вернулся мельник поздно ночью,
Дал денег для ухода за могилой
Не малый куш, чтоб на помин хватило.
Взял подношенье батюшка без спора,
Достал ушицу, да графин кагора,
Усопших до заутрени, в печали
Под тихие молитвы поминали.

Ушёл на службу иерей в храм божий,
И мельник к приставу подался тоже.
Весь день ждал зря в участке станового,
На завтра повторил визит он снова.
И лишь по истечении трёх суток
Нашлись для жалобщика пять минуток.
Поведал мельник приставу суть дела,
Ухмылка с жирного лица слетела:
"Лгать на купца, как смеешь ты, безродный?
Всем ведомо, он житель благородный.
Виновна мать - блудница в смерти сына,
Да ты невесть, где шлявшийся скотина,
И если о купце продолжишь сказки
В холодной вразумим тебя, в участке".
Вдовцу жандармы хором угрожали,
Он вышел молча...губы лишь дрожали.
Не ждал бедняга подлости от власти,
Но видимо не кончились напасти.
Ещё недавно пристав - жох с охоткой
Спешил на мельницу к закуске с водкой.
Задумавшись, вдовец пошёл к базару,
Солянку взял в трактире с пылу, с жару,
Да шустрый половой с улыбкой кроткой
Принёс графинчик запотелый с водкой.
Налил и, по народному присловью,
С поклоном пожелал ему здоровья.
На это мельник горько усмехнулся,
Принял стакан и чуть не поперхнулся,
Представив наглых полицейских рожи,
Чьи души чёрные пороком схожи,
Скривился...взял ещё стаканчик водки,
Попробовал солянки без охотки.
И тут к нему подсел знакомец старый,
С кем мельник зиму всю возил товары:
"Я слышал о твоей беде, приятель.
Ну, что сказал наш пристав - вымогатель?"
Вдовец несчастный всё поведал другу
Про то, как пристав очернил супругу,
Про мат жандармов, злобные угрозы -
Всё это мельник рассказал сквозь слёзы.
Не вижу, говорил, такой причины,
Чтоб пристав мог взять сторону купчины,
И встать горой за мерзостное лихо.
"Постой, браток, - сказал знакомец тихо,-
Теперь расклад мне в этом деле ясен,
И твой визит в участок был напрасен.
Ты знать не в курсе казуса такого:
Ведь тот купец - племянник станового.
А правый суд не жди...его не будет
Хоть голову разбей, моля о чуде".
На том, допив графин, они расстались,
Лишь мысли горькие в глазах остались.

Ещё намедни у каретника в сторожке
С приплатой сани поменял вдовец на дрожки,
Сидит в коляске новой мельник хмурый,
Везёт его к погосту конь каурый.
Из лиственницы крест лежит уныло,
Да куль овса, да торба снеди стылой,
Мешок с одеждой, инструмент дорожный
И больше ничего для жизни сложной.
Крест заменил, землицы взял с могилы,
Оставив в ней, что жить давало силы.
И в тот же день селенье он покинул,
Болтали люди...будто вскоре сгинул.
А через месяц сразу после Пасхи
Пожар случился, словно по указке.
Купчины дом сгорел, спаслись лишь мыши.
Горел всю ночь...тушить никто не вышел.
Да в ту же ночь в канаве придорожной
Нашёл свою погибель пристав грозный.
Признало следствие: он пьян был очень,
Но кое-что укрыла темень ночи.
И от какой-то напасти похоже
Соратники - жандармы сникли тоже.
Порой в трактире споры заводили,
Как пристав и купец себя сгубили.
Никто их не жалел за ту ошибку,
Лишь прятал мельника дружок в усах улыбку.

Прохладой утро холодило тело.
"Смотри ка, парень, ночь уж пролетела",-
Сказал старик, хлебнув чайку из кружки.
В лесу подсчёт годам вели кукушки.
"А как их звали?" - я спросил у деда.
"Склероз, не помню - молвил непоседа -
Да и к чему? Давно истлели кости
На маленьком заброшенном погосте".
Позолотила кромку неба зорька.
Трещит в кустах назойливая сойка.
Парит река. Старик дымит махоркой,
От комарья спасаясь горлодёркой.
Туман цепляется за ветви ивы.
Пичуга звонко вопрошает - чьи вы?
В ответ молчу, а быль о человеке,
Который жил здесь в позапрошлом веке,
Чья месть, святая, с подлостью сразилась,
В моей душе навеки поселилась.
Поднялось солнце. Кончились поклёвки...
Я деда проводил до остановки.