Сколько помню ее, с тех пор она всегда пахла абсентом. С каких? Не знаю, с тех самых. Не егерем, который мы пили каждые выходные, не пивом, которое на нее вечно проливалось, а именно абсентом. Пили ли мы еще когда-нибудь абсент? Не помню. Но она пахла только им. У нее, конечно, был еще тот крем, но кончился через пару недель. Больше она его не покупала - я бы заметил. В комнате ее так не пахло, и в барах, и вообще нигде не пахло абсентом, только от нее. Только с ней сливался этот травяной, пропитанный спиртом и благородством запах. Только от ее плечей пахло так сладко, и так горько, и так ярко, и так незаметно. Я любил целовать эти плечи, пока она не растаяла. Целуешь их, и тонешь, и пахнет абсентом. От ее плеч. И у тебя в голове абсент, и на губах он, и на языке. Ты пахнешь абсентом. И все вокруг пахнет абсентом. Все вокруг тебя. Нет, вокруг нее.
А потом она расстаяла. И абсента я больше никогда не слышал. Нет, пил, и пил много, и оценивал, и напивался, и даже говорил друзьям, какой лучше. Но в душе всегда берег один этот вкус, и на внутренний кромке губ иногда ловил его нотки. А она совсем растворилась - так, что я уже даже не помнил форму ее плеч, и как чокались с воздухом ее связки. И когда женился, не вспоминал уже вовсе ни ее, ни абсент... Нет, иногда вспоминал. (Я всегда успешно вру себе, на этом и построена вся моя хрупкая жизнь.) Смотрел иногда на детей, и думал, что никогда не пожелаю, чтоб женились они, а у них где-то в глубине живота клокотали капли абсента. Я не мог достать его - он уже не выходил никогда, но ни губами, ни горлом, ни увлечением - ничем нельзя было его достать. И даже когда умирал, когда благословлял семью, в последнюю минуту так и не смог ответить: почему же я все еще помню эти ключицы? И кажется пахнуло абсентом, но я как-то быстро умер. А что было потом - сказать не могу: не хочу делить кого-то религиозно. Моя лучшая бутылка (а была ли она моею?) никогда не разбирала людей на атеистов и верующих.