Кручу - не скручу, не смотаю клубок.
И путь мой не лёгок, и путь мой далёк.
И горько, и больно, и тягостно мне,
Как будто в тревожном предутреннем сне.
Врачи, деловитые, как муравьи,
В палаты заходят, как в гнёзда свои.
Хлопочут, хлопочут, беда только вот -
Вполне вероятен летальный исход.
И сердце колотится, будто птенец,
И, кажется, близок смертельный конец,
И крикнуть не крикну, и нет больше слёз,
Как будто нечистый с собой их унёс.
И кто в том повинен, что боль, леденя,
Терзает и гложет, и душит меня.
Вот шприц, вот игла и - беда не беда –
Все боли ушли неизвестно куда…
Вот жизнь, как игрушка, и я в ней игрок,
Но как это всем до сих пор невдомёк.
И мне безразлична врачей суета,
Как будто в мешке поднесли мне кота.
А зренье в порядке и слух обострён,
Как будто на пике далёких времён.
Но чувства угасли, я словно чурбан,
Лишь сердце колотится, как барабан.
Назойливый птенчик клюёт мне в висок.
Я, словно опавший осенний листок,
И жаркие вихри уносят меня
По пыльным дорогам, где море огня.
Утёсов громада, лавина камней.
Вот бездна. Лампада, и я перед ней.
То рёв самолётов, то стоны людей,
Но всё утихает пред бездной моей.
Весь мир, как пустыня! И я не жилец,
Когда же, когда же наступит конец?
Но в ту неизвестность, в иные края
Шагнуть не дала мне сестрица моя.
И знаю, я выдержать всё б не смогла,
Меня поглотила бы чёрная мгла,
Когда б ни тепло её ласковых рук,
Меня не пустивших в неведомый круг.
И видела я, как стремилась она,
Извлечь из трясины, из самого дна,
И я зажигалась ответным огнём,
И было нам тяжко, но легче вдвоём.
Родные любимой сестрицы глаза,
Пусть их не коснётся ни боль, ни слеза,
Пусть руки не знают нелёгких трудов
До самых далёких преклонных годов.
Какое же сердце дано ей, носить,
Чтоб чувства такие в том сердце вместить?
Наташа, Наташа, сестрёнка моя,
Твоею подмогою выжила я.
Господь, поддержи своей дланью её,
За это второе рожденье моё.