Завербованный молодостью

Феликс Рахлин
На снимке: поэт и литературовед Марк Богославский. Выступление на творческом вечере поэта Марлены Рахлиной, Харьков, конец ХХ века.

                *     *     *
Весной 1995 года я побывал в Харькове. Прошло лишь несколько месяцев после похорон (в декабре 1994-го) Бориса Чичибабина. В майские, насыщенные там привычными праздниками дни в Институте культуры  состоялись "чичибабинские чтения", на которые пригласили и меня. Друзья сокрушались: как раз накануне тяжко заболел инициатор и главный организатор “чтений" Марк Богославский. Волновались, конечно, в первую очередь о его здоровье, но также и о судьбе "мероприятия:”, рассчитанного, сколько помнится, на три дня. Марка я проведал в кардиологическом тамошнем Центре - слава Богу, он шёл на поправку и даже подарил мне только что вышедшую книжечку своих стихов с выразительным названием "Очередь за счастьем". Что касается чичибабинских "дней", то прошли они – это моё  свидетельство  гостя и участника - с большим успехом и очень организованно - как любая тщательно продуманная затея, в которую вложили душу.

Говорят, ежегодные чичибабинские чтения стали с тех пор в Харькове традицией. Город, который при жизни поэта, в лучшем случае, не замечал его в упор, а в худшем - угрюмо и мерзко третировал, теперь воздаёт должное его памяти. Однако с этой весны организовывать праздники чичибабинской поэзии придётся уже без Богославского. Потому что теперь он гражданин Израиля и житель Нетании.

Марк - один из ближайших друзей Бориса. Вот как он вспоминает о своём знакомстве с чичибабинской музой, а потом и с самим поэтом:

«Я возвратился в Харьков по окончании войны, в мае 1946 года, недели за две до того, как арестовали Бориса Чичибабина.

До этого я слыхом не слыхал о Чичибабине. Но так получилось, что вскоре после ареста поэта я вошёл в круг его друзей. Самым близким другом Бориса была Марлена Рахлина. Она переписывалась с арестованным поэтом... Его стихи ошеломили меня:  при всей моей юношеской самоуверенности я не мог не признать, что в них сильнее и убедительнее, чем это получается у меня, выражено было наше общее, моё личное. Я готов был от досады кусать себе локти из-за того, что по капризу судьбы я разминулся на годы (Борису дали пять лет) со столь близким и нужным человеком"

Прерву цитату, чтобы обратиться к собственной памяти. После фронта, тяжёлого ранения и неизбежных госпиталей Марк, вчерашний воин, став первокурсником университета, появился в нашем доме. Мне, пятнадцатилетнему школьнику, было захватывающе интересно слушать его стихи, и некоторые строки из них помню до сих пор:

"Худощавый и смуглолицый,
с мессианским блеском в глазах..." 

Таков был его словесный автопортрет - в целом на удивление точный. А вот его обращение к девушке:

"Аэлита моя, Аэлита..."

(Мои школьные товарищи и подружки, в том числе и те, кто сегодня в Израиле, без труда уличили бы меня в почти что плагиате! Знаменитое на две школы: мужскую и женскую - моё стихотворение - а я знаю, что они его и до сих пор помнят! - начиналось очень похоже:

"Марсианка моя, марсианка -
неземная любовь моя!"

Но сам я осознал это заимствование лишь через много-много лет...)

И вот ещё две запомнившиеся мне строки Марка - они обращены к Б. Чичибабину:

"Мы встретимся, Борька, я знаю, -
кому укротить наш набег?"

Строки оказались пророческими. Отработав несколько лет после окончания университета учителем на Крайнем Севере, Марк возвратился в Харьков, куда после отсидки явился Борис. Дальше опять слово Марку:

"И вот мы пожимаем друг другу руки и тут же затеваем разговор - взахлёб, с многозначительными паузами, во время которых молчание понятнее, чем слова, с крутыми поворотами, перескоками, как будто только вчера расстались и торопимся досказать недосказанное тогда… Буквально в считанные дни, а, может, даже часы мы с ним стали закадычными друзьями».

Эта их дружба продолжалась потом всю жизнь. Правдиво и сочно Марк Богославский рассказал о ней, а главное – о самом Чичибабине, в своих мемуарных заметках «Вижу его таким», опубликованных в книге  «Борис Чичибабин в статьях и воспоминаниях» (Харьков, издательство «Фолио», 1998). И предисловие к этой книге, опубликованное под красноречивым заголовком «Всуперечь потоку», метко характеризующим одну из главных особенностей творчества Чичибабина,  также написано Марком Богославским, который вместе с ешё одним близким другом и тёзкой Бориса – Ладензоном (кстати, сейчас также жителем Нетании) и вдовой поэта Лилией Карась-Чичибабиной  стал составителем названного сборника мемуаров и статей. (Напомню читателю, что в рецензии на этот сборник- см.: Ф. Рахлин, «Грешник-праведник», журнал «22» № 112 и в статье «Неизвестный Чичибабин»: («Начало», приложение к газете «Новости недели», Тель-Авив, 9, 16 и 23 января 1997 – мне уже довелось писать о М. Богославском).

Преподавая литературу в школе, а затем и в гуманитарном вузе, Марк Богославский был до недавнего времени почти неизвестен читателям как поэт. Причиной отчасти явилась, очевидно, его чрезвычайная скромность. Уже из процитированного отзыва о стихах Чичибабина видно искреннее стремление Марка отодвинуться на второй план, признать   
за Борисом творческий приоритет. Примечательно сравнить эти его слова с тем, что написал Чичибабин, представляя стихи Богославского читателям журнала «Новый мир» № 1 за 1992 год:

«Для меня никогда не было сомнения в том, что стихи Марка Богославского интересней и значительней моих собственных, и поэтому то обстоятельство, что в последние пять лет «пробились» к читателю мои стихи, а не его, и что представлять читателю приходится мне его, а не ему меня,  я отношу к тем «чистым случайностям», которыми так богата наша литературная жизнь, такая же бессмысленная и нелепая, как наша жизнь вообще»,

Зная обоих в течение полувека, более чем ручаюсь, что оба в своих отзывах друг о друге были предельно искренни! Поучиться бы этой благородной скромности иным из нынешних крикливых «гениев», целодневно исходящих соком собственной (мнимой) значительности…

Ну, а всё-таки: почему поэт Марк Богославский, в творческом багаже которого- несколько сотен стихотворений и пять эпических поэм, получивших, как свидетельствует критик Валерий Лобанов, высокую оценку Ильи Сельвинского,  Виктора Шкловского, Сергея Наровчатова, Михаила Львова, Ильи Эренбурга и других литераторов столь же высокого класса, – почему  этот поэт почти не известен читателю?

Ответ уже прозвучал в словах  Чичибабина о литературной жизни страны нашего исхода – «столь же нелепой и бессмысленной, как наша жизнь вообще». Поделюсь одним-двумя беглыми воспоминаниями, которые кое-что объяснят. На одном из вечеров легендарной чичибабинской литстудии  в харьковском Доме культуры работников связи Марк прочел свои стихи, совершенно определённо звучавшие «всуперечь потоку» господствовавшей коммунистической идеологии. Через какое-то время ко мне на работу  ( а я был всего лишь редактором  заводского радиовещания – правда, на очень важном «промышленном гиганте») явился очередной «проверяльщик» из обкома партии. Признаюсь, мне до сих пор, как персонажу  Ильфа и Петрова, снятся «советские служебные сны»; один из их постоянных сюжетов – ожидание вот такой проверки: она должна нагрянуть, а у меня не хватает «микрофонных материалов», то есть текстов радиопередач…Но этот контролёр (а им оказался  вышедший на пенсию  корреспондент республиканской «Правды Украины»  П. Рубан) не стал въедаться в печёнку, а почему-то начал рассказывать казусы из работы комиссии по тиражам книг, членом которой он состоял. И вот одна из поведанных им историй. В типографии уже была на выходе очередная книга лирики харьковского поэта Льва Болеславского. Оставалось лишь получить цензорский номер «Обллита», и дело Люсика (как называли Льва его друзья) в шляпе. Однако вдруг это дело застопорилось – к автору за что-то имели пртензии «компетентные органы»… Чуть было не зарезал «Обллит» книжку, но потом оказалось: по сходству фамилий органы перепутали Болеславского – с Богославским, чьё выступление на вечере этим органам не понравилось…(Совсем по Булгакову: «Причём тиут Вульф? Вульф ни в чём не виноват!»….

Возможно, бедный Люсик и посейчас не знает, почему начальство тогда на него стало смотреть, как солдат на вошь…А вот моей сестре Марлене, её друзьям Борису Чичибабину и Марку Богославскому, чьи стихи дожидались опубликования в украинском республиканском журнале «Радуга», стало известно: член редколлегии журнала, харьковский официозный поэт настрочил главному редактору журнала  на них, на всех троих, «телегу»: они-де – друзья Юлия Даниэля и его подельника Андрея Синявского, и потому от публикации произведений этих трёх харьковчан следует воздержаться…

И стихи Чичибабина, Богославского и Рахлиной не только в «Радуге», но и в других изданиях  не публиковали около 20-ти лет.  Ни единой строчки! 

Видимо, и сам Марк не пытался печататься. Понимал: всё равно ничего не выйдет из стараний опубликовать такие, например, строки:

«…Но на высоком уровне науки
История хрипела мне: «Да-ёшь!»
Она брала жестокость на поруки
И нас, живых,  не ставила ни в грош».

Или такие:

«Третьим Римом  прельщал Россию
Гениальнейший режиссёр!»
Развернувшись на сцене истории,
Рай земной он расчётливо строил,
В кровь и грязь погрузивши по локоть
Волосатые смуглые руки.
И из недр его рвался клёкот
Упоительной  творческой муки».

Или – те, в которых  поэт представляет судьбу «инородца» в России:

«Соглядатай земли Ханаанской,
Он от нежности  плачет, смеясь,
С этим  древним истерзанным ханством
Ощущая  бессрочную связь».

У поэта и «чистый пейзвж» - не для цензорских и редакторских рецепторов. Вот стихотворение «Русская зима». Вроде бы, совсем безопасная тема – и однако:

«Холод – государственное дело.
Холодом приказа и тюрьмы
Семь веков Россия-мать студила
Наши раскалённые умы».

Всё-таки не следует думать, что Марк – по преимуществу поэт публицист: у него много и эпики, и лирики. Но, как правильно отмечал Чичибабин, «О публикации этих стихов в те годы не могло идти и речи – и не только из-за их содержания, но и из-за бросающейся в глаза и уши непривычной, подчёркнутой, выпирающей формы».

(Интересно при этом, что, много лет тесно общаясь с Борисом и, конечно же, испытав могучее влияние этого мастера, Богославский не стал его эпигоном, но сумел сохранить и развить свой собственный поэтический голос, оригинальную интонацию).

Вот так и случилось, что первая книжка «Очередь за счастьем» вышла у поэта М. Богославского  к его семидесяти годам! В советской очереди он до писательского счастья так и не достоялся…

Говорят, сейчас Марк – автор уже трёх книг. Хочу надеяться, что в Израиле его авторский счёт будет продолжен. Потому что – вот послушайте, как написал он в своём программном стихотворении «Очередь? За чем? – Ага, за счастьем!..»:

«Молодость прекрасна и мудра.

Я навеки ею завербован.
Мускулы моих бегущих ног
Созданы для бега молодого,
Для счастливых молодых тревог».

(«Семь дней». Еженедельное приложение к газете «Новости недели», Тель-Авив,                7 сентября 2000 года).
                ==========
ОТ АВТОРА: Републикуя эту свою давнюю статью, могу сообщить читателям, что на сегодня, 15 января 2014 года, поэт Марк Богославский по-прежнему живёт в г. Нетания (Израиль), ему 6 октября текущего года исполнится 90 лет.

Марк Богославский – автор  пяти книг стихов и сборника литературоведческих статей  на бумажном носителе, его стихотворения, поэмы и художественно-литературные эссе размещены и на данном портале  (см. по ссылке   http://www.stihi.ru/avtor/markbog ). Недавно, 25 декабря 2013 год, на встрече «Вечерние стихи» в редакции московской «Вечорки» руководители и участники портала «Стихи.ру» высказывали настоятельные пожелания пользователям сайта  больше читать хороших стихов и прозы, отмечая, что это – главный источник литературной учёбы и мастерства. У меня нет сомнений в том, что  творчество Марка Богославского - участника войны с гитлеровским нацизмом, фронтовика Великой Отечественной войны, близкого друга Бориса Чичибабина и Юлия Даниэля  – интересное, полезное, духовно обогащающее  чтение!