За стенкой, что справа, Лионский палач
Пытает Миледи ночами.
По части допросов, он - тертый калач
И опыт большой за плечами.
Бедняга любил Александра Дюма,
От корки до корки прочел.
Так в образ вошел, что лишился ума,
Вот так вот и стал палачом.
А мне повезло - тишина и покой,
Соседи по койкам в палате:
Мичурин, Спиноза и граф Лев Толстой,
Босой, но в больничном халате.
Все пишет и пишет, но вот в чем прикол,
Я почерк его не пойму,
И стены палаты, и двери, и пол,
Расписаны под хохлому.
Биолог Мичурин с просонья бурчит:
- Скрещу помидоры с кокосом!
А что до Спинозы — философ молчит,
Устал отвечать на вопросы.
Здесь в «люксах» казенных особый уют,
Ну как же — приют депутатов.
Им даже протертых лангустов дают,
Везет говнюкам-демократам.
Известных фамилий - всего-то с пяток,
Но каждому что-нибудь мнится.
Да что говорить, если даже главврач
Один к ним не ходит — боится.
В обед им икра, на десерт бланманже
(изысканный вкус, нереальный).
А слухи ползут: так зажрались уже,
Что пищу им вводят ректально.
Отдельный этаж для «тяжелых» больных
(Ежов, Каганович, Распутин),
А в боксах для VIP-ов содержат иных
(Медведев, Зурабов и Путин).
Намедни, окончив лечения курс,
На волю ушел Ходорковский...
Обед.
Извините.
Потом допишу.
До встречи.
С приветом, Московский.