«Ну, что же наш прелестник?» - та между тем спросила.
«Ах, Боже мой! Вот что же я просто так сижу?
Ведь, с чем я к вам приехала?» - дыханье аж стеснило,
Слова, как птицы ястребы готовы к виражу.
Готовые пуститься в погоню друг за другом,
Остановить которые, бесчеловечность суть,
На коею способна была её подруга,
Прервав на полуслове, своим открывши путь:
«Как вы не восхваляйте и не превозносите –
Теперь проговорила, взгляд едкий из-под век-
А я скажу в глаза, так и скажу, простите,
Что он совсем негодный, негодный человек!»
Пытаясь перебить, та вновь заговорила:
«Послушайте вы только, что я хочу открыть…»
«Пораспустили слухи, что он хорош… вот мило!
Он не хорош совсем и не пытайтесь скрыть!
А нос так вообще пренеприятный вовсе!»
«Позвольте же, ах, душенька, позвольте рассказать!
Ведь это же история! Поймёте меня после!
Ах, Анна же Григорьевна! Позвольте же сказать!»
Вот в этом самом месте вмешаюсь осторожно,
Чтоб обратить вниманье, что в разговоре их
Включалось очень много слов иностранных, сложно
Переводимых даже… как автор к ним ни тих,
С каким благоговеньем от пониманья роли,
Влияния на русский не относился к ним,
Но всё же не решается себя тем приневолить,
Внося их в свой рассказ – нет! Русским лишь одним.
«Ах. Если б вы могли теперь представить только,
В каком вот положенье была я в этот час!
И сразу же вот к вам, не мешкая нисколько!»
«Какая же история? Что есть сказать у вас?»
«Нет, вы вообразите: ко мне вдруг протопопша –
Жена отца Кириллы… Приезжий наш каков?!»
«Неужто строил куры? И что же она, ропщет?»
«Ах, пусть бы ещё куры! Но нет! Он не таков!
Вчера к ней уже поздно приехала проведать
Помещица Коробочка. Бледна, как сама смерть…
Самой порассказать, порасспросить, разведать…
Как есть – сюжет романа! Извольте посмотреть:
В глухую совсем полночь, когда все в доме спали,
В воротах раздаётся ужаснейший гром-стук,
То есть настолько страшный, как и нельзя представить…
Ночь, темнота, кромешность, а тут такое вдруг…
Да и кричат к тому же: сейчас же отворите
Проклятые ворота, а то мы их снесём!
Как вам оно такое? Прелестник, говорите?
Как вам такой прелестник? Что вы теперь о нём?
«Да что же та Коробочка! Что, молода, прелестна?»
«Ничуть и не бывало – старуха по годам!»
«Ах, прелести какие! Нет, даже интересно –
Он за старух принялся! Хорош же вкус у дам
Здесь в городишке нашем! Нашли в кого влюбляться!»
«Да, нет, Анна Григорьевна! Тут всё совсем не так!
Совсем, то есть, не то! Спешу вам в том признаться:
Там было всё иначе… Явился, словом, как
Ринальда Ринальдина, вооружённый то есть,
Обвешанный оружием от головы до ног!
Неужто, не роман? Ведь явно же не повесть?
Представить себе можете? Вот как, однако, мог!
И подступивши сразу, потребовал старуху:
Продайте, говорит, мне души, что мертвы!
Она в ответ резон, хотя не без испугу:
Как же их вам продать, коль, даже сами вы
Их мёртвыми назвали? То есть, уже их нет!
Не ваше это дело! Мне знать и разбираться
Живые или мёртвые! Каков же ваш ответ?
Нагнал такого страху… А как не испугаться?
Деревня вся сбежалась… орёр, как есть орёр!
Вот, вроде, мне-то что? А так перепугалась…
Ну, что? Как это вам? Как наш теперь «орёл»?
Вот с этим я приехала и рассказать пыталась…
Прислуга всполошилась: « Вы в зеркало-то гляньте!
Ах, барыня, голубушка! Вас просто не узнать!»
А мне не до того: скорее запрягайте,
Сейчас к Анне Григорьевне – ей нужно это знать!
Андрюшка-кучер спрашивал, куда мы, мол, теперь-то?
А я в ответ ни слова, лишь знаю, как молчать…
Уж так перетревожилась – в мою бы словно дверь-то…
Допрежь не доводилось столь страху получать…»
«Однако, это странно – хозяйка – Ну и ну…
Что бы могли такое те души означать?
На что уж скажем я… И то вот не пойму…
На всём этом от тайны наложена печать…
Уже второй вот раз про эти души слышу…
А муж мой говорит, что, мол, Ноздрёв всё врёт…
Но, что-то, видно, есть… Есть что-нибудь, предвижу…
Огня без дыму нету… аж, оторопь берёт…»
«Но, Анна свет Григорьевна! Моё-то положенье
Себе вообразите! Вот мне-то каково?
Как услыхала всё – по нервам, как броженье,
Прям лихорадка сделалась…да, да! Не без того!
Заставил подписать фальшивую бумагу,
Пятнадцать рублей бросил… Как было поступить
Беспомощной вдове? Откуда взять отвагу?
И до сих пор не верит… мол, мог бы и убить…»
«Всего не постигаю, но что-то здесь скрывается…
Не в мёртвых душах дело… Другое что-то есть…»
«И я, признаюсь, тоже!» – дыханье аж срывается …
От любопытства гостья привстала, чтоб вновь сесть…
«А вот на ваш бы взгляд? Как показалось вам?»
«Мой? Ах, не знаю, право… в мечтах не подберу…»
«Ну, вот… и тем не менее? Чьим бы тут внять словам?»
Та лишь в ответ вздыхала: «Нет! Не понять игру…»
Тревожиться умела, что делала не мало,
Но чтоб самой додуматься, иль что-нибудь смекнуть,
До этого её никак не доставало…
Она и не пыталась попробовать рискнуть…
И оттого, конечно, больше других из света
Потребностью владела иметь таких подруг,
Поскольку невозможно ей было без совета,
Без нежного участья и дружеских услуг…
«Так слушайте сюда, что это всё такое!» -
Сказала ей хозяйка. Та обратилась в слух:
Повытянулись ушки легко, сами собою,
Приподнялась обратно, став, словно легче вдруг,
Хотя была весьма, весьма тяжеловата,
Но сделалась вдруг тонее, похожею на пух,
Который невесомее и собственного брата –
Чуть сквозняком повеет и воспарит, как дух…
Так на охоте барин с собаками поопытней
Лишь подъезжая к лесу, откуда каждый миг
Повыскочить мог заяц доезжачими оттоптанный,
Вытягиваясь в струнку, как с места смог-достиг,
С конём своим, арапником весь превращался в порох,
К которому вот-вот да поднесут огонь,
Впивался весь очами в мутнеющийся воздух
Уж настигает зверя, в восторге от погонь!
Вот так и наша дама в ужасном нетерпенье
Ждала, как прояснится, что скажет на словах
Приятнейшая дама во всяком отношенье
Пусть даже в самых общих каких-нибудь чертах…
А та нарочно словно ушла вся в мысли глубже,
С задумчивою миной всего произнесла:
«Я так теперь скажу, что мёртвые те души…»
И снова замолчала… Опять перенесла
Саму себя, казалось, в раздумия на много…
«Что? Что?» - волнуясь, гостья. Та тихо говорит:
«Всё это для того…» «Скажите ж, ради Бога!» -
Вскричала нервно гостья, поизменивши вид.
«Да это просто выдумка, как средство для прикрытья!
А само дело тут – меня не провести –
Нарочно так замыслил он и произвёл событья,
Что дочку губернатора замыслил увезти!»
Приехавшая дама, услышав заключение,
Окаменела будто, смертельно побледнев…
«Ах, Боже мой! Ну, надо! Такое приключение!
Предполагать нельзя бы!» - вскричала, руки вздев.
«А я ,теперь признаюсь, вы только рот раскрыли,
Как тотчас же смекнула, что скажите вы мне!
Да, сразу поняла, собаку где зарыли…»
«Но, Аннушка Григорьевна! Да, как же так оне?
Нет! Каково, скажите, теперь образованье?
Чему их только учат во институтах тех?
Ведь, вот же мне невинность! Ведь, вот же воспитанье…»
«Какая там невинность? О чём вы? Просто смех!
Когда б я не слыхала – поддёргивая плечи –
Сама, сама, представьте! Такое говорить…
Настолько нескромны мной слышанные речи,
Что духу-то не хватит кому-то повторить…
Такое слышать трудно, аж сердце разрывает…»
«Мужчины от неё лишаются и сна!»
«А вот по мне, не знаю, что так их забирает?
Манерна черезчур, не правда ли, она?»
«Но, Анна свет Григорьевна! Манерность в чём сыскали?
Хоть что бы в выраженье! Нет! Статуя и есть!»
«Ну, нет! Вы как хотите, манерней есть едва ли!
Я говорю – манерна! Манерней всякой здесь!
Вот кто её так выучил, не знаю, не скажу…
Но ни в одной из нас жеманства столько нет!»
«Ах, душенька вы наша! Вы не о ней, гляжу…
Как неживая статуя, бледна, хоть на тот свет…»
«Да, что вы говорите? Румянится безбожно!»
«Бела она, как мел! Чистейший самый мел!»
«Но, милая моя! Не разглядеть бы сложно…
Ведь, я сидела подле – румянец слишком смел!
И не совру сказав, потолще пальца будет!
Как штукатурка падает – того гляди прибьёт…
Мамаша обучила. Сама жеманство любит…
Но дочка, я уж вижу, мамашу обойдёт!»
У той от несогласья и возмущенья даже
Слова вдруг зачастили и понеслись, как вскачь,
Никак не поддавались, но спорила отважно,
Со смелостью вскричала: « Вот, право, хоть заплачь!
Скажите же теперь какой поклясться клятвой –
Любою поклянусь, вот хоть в Сибирь сошли! –
Разволновалась сильно, аж даже пошли пятна –
Если б на ней хоть капельку румян каких нашли!»
«Да, что вы говорите вот тут, Софья Андреевна?
Я, кажется, всегда внимательно слежу!»
«А вы. Что, в самом деле? Зачем вот так намеренно?
Я, право, с изумленьем на вас теперь гляжу!»
Пусть вас не удивляет, читатель, несогласье
Возникшее меж ним при взгляде на предмет
Один и тот же, скажем, что видят в одночасье –
Противоречий в этом искать не нужно, нет!
Случаются на свете такие вот предметы,
Которые в себе загадочность таят…
Одни в них видят белое, сплошь чёрными заметят
Стоявшие близ, рядом… вот таковы на взгляд…
Приятная же дама опять же не сдавалась:
«Ну, вот вам доказательство о бледности ещё-
С Маниловым, как помнится, вблизи я оказалась
И говорю, смотрите, с указкой на неё,
Какая она бледная! Мужчины бестолковы
И до такой вот степени, чтоб восхищаться тем!
Прелестник наш туда же… я повторю вам снова,
Каким он показался противным мне совсем!»