Его черты – минувших дней частица,
Видна в них жизнь цветущей Красоты
Времён, когда не смели поселиться
На лбу живом фальшивые цветы.
Тогда не стригли золотистых прядей
У мёртвых, и не крали прав могил,
Чтоб красочный парик в чужом наряде
На голове вторую жизнь прожил.
В нём – стать святого, древнего обета,
Без украшений истины самой,
Что не создаст другую свежесть лета,
Украв старьё, чтоб хвастать новизной.
Хранит Природа нам его черты,
Чтоб зреть: Искусство – ложь, без Красоты.
Thus is his cheek the map of days outworn,
When beauty lived and died as flowers do now,
Before these bastard signs of fair were borne,
Or durst inhabit on a living brow;
Before the golden tresses of the dead,
The right of sepulchres, were shorn away,
To live a second life on second head;
Ere beauty's dead fleece made another gay:
In him those holy antique hours are seen,
Without all ornament, itself and true,
Making no summer of another's green,
Robbing no old to dress his beauty new;
And him as for a map doth Nature store,
To show false Art what beauty was of yore.