Я была знакома с одной цыганкой, но не традиционной. Познакомил нас мой брат Алик, у которого она вначале жила. Попала она к нему случайно, да так и осталась. Была она совсем больная и беспомощная, приехала из дальнего села. Он за ней ухаживал, лечил её, и ей стало лучше. Алик сиял, как медный таз, потому что влюбился в эту женщину.
Образ жизни моего брата оставлял желать лучшего. Он, когда-то подвижный, энергичный, вёл плодотворную жизнь, работая электриком в колхозе. Он славился своими изобретениями, рациональными предложениями. Так он разработал и довёл «до ума» колхозный механизированный ток, построил дробильный цех для зерна. Прибыли от этих нововведений он не получал, но его уважали, называли Альберт Николаевич и часто обращались к нему по ремонту или каким другим проблемам, которых в сельской местности видимо-невидимо.
Последние годы перед пенсией он работал на пилораме, и это благотворно отразилось на его здоровье физическом и психическом. Он был доволен жизнью, внешностью своей походил на атлета. Но тут началась перестройка, а с нею и пропало у него желание работать на государство. Стаж двадцать пять лет он выработал, поэтому расслабился.
Подработки ему всегда хватало, он думал продолжать это дело на дому. Но, толи не умел договариваться с клиентом, толи мешала ему гордость иметь помощника-мененджера, но постепенно основная масса клиентов от него отошла. Обращались к нему теперь только в исключительных случаях.
Он был сварщик самого высокого класса, какие только могут быть, сам изобретал сварочные аппараты, варить мог всё допустимое, даже несовместимое. Только личная жизнь у него не клеилась. Женившись на простой доярке из-за комплекса неполноценности, уважения он от неё не имел и потому страдал. Перестройка принесла много нового и не всё было для людей полезно. Из «пуританина» и хорошего семьянина он постепенно превратился если не в ловеласа, то в человека, позволяющего себе вольности с женщинами.
Он разглядывал им ручки, гадал и пытался ориентировать их на дальнейшую жизнь. Сам он был зависим и от лунного календаря, и от разных гаданий, носил в кармане карточки - руны. В результате стал раздражительным, неуверенным в себе. В поисках лучшей доли завёл роман с одной интересной сельской дамой, из-за этого развалился брак с первой женой, потом связь и со второй нарушилась. Была ещё одна, но и с ней он себя мужчиной не чувствовал. Все они чего-то от него требовали и не давали быть самим собой.
Пришлось жить самостоятельно, но тепла женского ему не хватало. Те временные особы, которые залетали на его огонёк иногда, требовали жалости к себе и качали из него энергию, мало что отдавая взамен. И вот в его жизни появилась цыганка Люба. Он, который раньше мог спиртное поставить вне закона, теперь уже зависел от него. Иногда он одумывался после провалов, пытался противостоять, анализировать, но зелёный змий делал своё дело, всё больше захватывая его душу.
Появление Любы встряхнуло его, надежда на счастье расцвела с новой силой. Он стал прислушиваться к советам цыганки, шёл на компромиссы. Потихоньку она отшивала всех его поклонниц, проявляя черты хозяйки дома, и он уже соглашался иметь лишь одну, самую яркую звёздочку в его гареме. Однажды он сделал поступок. Он пришёл на воскресное служение, отсидел его полностью и потом помолился, попросил, чтобы Бог дал ему жену. Он был романтик, всё тонко чувствовал, но влюблённость делает человека больным и уязвимым. Он ошибался, но понял это не сразу.
Цыганка недавно вышла из заключения. Проповедники, приезжавшие туда благовествовать, посоветовали ей после тюрьмы, чтобы не погибла, держаться христиан. В её таёжном селе таких не было. Потому, осмыслив бесполезность прозябания, она подалась дальше. В наших краях людей, живущих по Божьим законам, можно по пальцам пересчитать. Любому человеку, который задаст вопрос, есть ли в той или иной местности христиане, указывают, как их найти. Так Любу направили к нам, но пришлось вначале ей познакомиться по воле судьбы с моим братом.
Алик давно уже, присматриваясь к нашим женщинам, чистым и скромным, отмечал для себя их плюсы, но ему такая не «светила», и он пользовался тем, что попадалось. Он даже мечтал, чтобы дамы из его окружения назидались Словом Бога, изучали Библию, но из этого ничего путного не выходило. Теперь Альберт переключился на прекрасную, как ему казалось, незнакомку. Она быстро поправлялась и буквально расцвела. Красота её была необычной, экзотической и ещё зависела от настроения. Сверкая улыбками и весельем, она казалась молодой, яркой, привлекательной. От плохого настроения сразу мрачнела и гасла, выказывая свой возраст.
Оказывается, она наша ровесница и мало того, жила раньше дважды в нашем селе. Мой муж её перевозил лично со скарбом на своём грузовике в наше село, когда первый её муж умер. С первым мужем они работали доярами, правда недолго, строили себе дом, потом куда-то исчезли. Говорили, что муж её умер. Во второй раз появилась она уже с другим интересным мужчиной, но жили они вместе недолго. Уехала срочно, без ничего, прихватив своих детей. Как она умудрилась измениться до неузнаваемости? Пьянка и страсти разгульной жизни, а также и заключение меняют облик человека.
Теперь уже её дети выросли. Живут самостоятельно, в деревне, недальней от районного посёлка. Почему ни дочь, ни сын не приняли участия в её тяжёлой судьбе и не оказали помощи в трудное время? Они выросли в неблагоприятных условиях и поведением походили на мать. Пили, дрались, дебоширили… Уехав обратно в тайгу, она тогда порезала своего сожителя, ей дали условный срок. Нужно было регулярно ездить отмечаться. Пропустила, и её посадили. В заключении у неё случился инсульт. Два года пролетают быстро, отсидела и вышла. Мы её за прошлое не пытали и не осуждали. Бог всяких очищает, если искренне к Нему обращаться и потом стараться не грешить. Мы занимались своими делами, которых весной в сельской местности премного.
Встречались мы, в основном, в воскресенье, пели на служении песни, иногда под гитару. Голос у неё был низкий, но красивый. Казалось, она искренне потянулась за Христом, планировала дальнейшую жизнь. Она получила паспорт, хотела оформляться на пенсию по болезни, нужна была прописка.
Наступившее лето смело все её планы. Оно заиграло всеми цветами радуги, наполнилось музыкой и весёлым свистом. Голова цыганки Любы закружилась, как на весёлом карнавале. Сменилось отношение и к своему "доктору и благодетелю". Он как-то с горечью сказал нам, что ему не нужна женщина, которая не принадлежит ему полностью. Она просила прописать его, но он не торопился, видимо что-то себе уяснив, но связь с ней не обрывал даже когда она от него съехала.
Мы нашли ей временное жилье, помогли обустроиться, навести чистоту и порядок, а также посадить быстро весь огород. Она там копалась с удовольствием. Потом устроилась куда-то поварить, временами делилась с нами впечатлениями и соображениями, но потом интересы её сменились. На новоселье присутствовали соседи, оказавшиеся её родственниками, но репутация их в селе была нечистой. Люба стала больше общаться с ними, и другими, подобными им. Про них мы стали узнавать удивительные вещи. Брат мой тоже похаживал туда… Однажды он принёс ей деньги, якобы за уборку его квартиры, в которую она иногда продолжала наведываться. Деньги она приняла и пошла в бар, но не с ним. Она принялась «фестивалить». Общения с нами она прекратила.
Знакомство с местными «аборигенами», в новом прекрасном солнечно-летне-курортном пространстве захлестнуло её полностью. Такая жизнь показалась ей раем. Только мы видели, куда всё идёт и предупреждали об опасности. Наша десятилетняя Анюта, как-то встретив её, пьяную, на улице, по своей детской непосредственности спросила: «А почему вы не приходите на собрания?» Она так рявкнула: «Не хочу и не буду!», что девочка вздрогнула. Она была страшная, лохматая, с чёрным лицом и совсем не походила на прежнюю ласковую и весёлую тётю Любу.
В другой раз она шла откуда-то сверху и села отдохнуть на лавочку у наших ворот. Тапочек один был потерян, мы ей дали другую обувь. Ходила она всегда теперь размашистой мужской походкой, и лицо её было ужасным, похожим на бесовское. Про бесов нам намекал и брат, он даже хотел бы получить совет от демонолога. Но где их взять, и кто они такие, если и существуют на самом деле? Он пытался спасти цыганку, но душа её была несвободна. Как-то она заявила нам, что верит в своего цыганского бога, а Христос ей не нужен. Однажды в ответ на наши увещевания: «Ты хочешь в ад попасть?!» дерзко ответила: «Да, хочу!»
Позже она призналась, что зря болтала языком. У неё резко заболели зубы, и боль, и опухоль были такими ужасными, что она выла, каталась и каялась. Мы объяснили, что это только физические муки. После смерти человек, не любящий Бога, имеет много таких мук, потому что память находится в душе. У верящих в Творца они исчезают, потому что попадают они в Его ЛЮБОВЬ, как бы в яркий свет и плавятся в славе Божьей. У тех, кто отринул Отца, к мукам физическим добавляются и духовные мучения, а также и чувство отчаянной безысходности оттого, что ничего уже не исправишь, раз жизненного тела нет. И вообще страшно там, где Бога нет; значит, нет и радости. Многие не понимают этого, но иногда наваливается на человека ужасная мгла, и уже не хочется ни двигаться, ни говорить. В такие минуты человек легко по своему желанию расстаётся с жизнью.
Летний хоровод продолжал кружить Цыганку Любу и не давал опомниться. Её цыганская вера тянула её в погибель. Мы уже не виделись и только молились за неё, а потом и вовсе про неё забыли, как бы отпустили. Но однажды осенним днём её сосед пришёл к нам и сообщил, что с Любой неладно, она умирает, и что ей нужно помочь. Мы поспешили к ней и увидели леденящую душу картину.
Она лежала в холодном нетопленном доме на кровати в каком-то отрепье. В комнатах везде хаос и запустение. Живущие с ней две собаки изгадили палас, что мы ей дарили в день новоселья. Они к тому же издыхали от голода и чумки, о чём свидетельствовала рвота и пена. Одну собачку мы прогнали с кровати. Хозяйка, видимо, не могла вставать уже несколько дней. Сосед сказал, что обнаружил её лежащей, не подающей признаков жизни, но расшевелил её и хотел попоить, за водой ему пришлось бежать домой. Он вскипятил чай и попоил больную, а потом побежал к нам.
Она не могла говорить; видимо, опять парализация. Она нам раньше говорила о большом давлении. Мы снабжали её таблетками. До оформления пенсии по инвалидности так и не дошло. Чудовищная беспечность! Вот что теперь с ней будет? Но мы делали то, что от нас требовалось. Муж мой привёз участкового фельдшера. Я к тому времени приготовила её к больнице, привезли недостающие вещи. Медик была нам благодарна за помощь. Ей почти не пришлось прикасаться к ней. Брезгливость чувствовалась в её взгляде. Ноги больной были ледяными и синими. И вид её был плачевный. При помещении её в машину я со слезами просила её молиться, если хочет жить. По её щекам потекли слёзы.
Ведь выжила!!! Продолжила прежнюю жизнь, бывала в других деревнях, жила у дочери, а потом опять сюда вернулась, и зиму пережила у брата. Туда приезжала её дочь. Он и её пытался спасать от бесов, но потом признал своё бессилие и свободно вздохнул, когда та уехала. Мы ведь ему говорили раньше. Что над бесами власть имеет лишь Христос. Его именем они изгоняются.