ОЗЕРО ВОКРУГ
(цикл стихотворений)
ОТВЕТ
1.
Испуганные сны
стареющих Индиго
впечатаны от века
в решётки хромосом,
как огненный Псалтырь
в лесов живую книгу,
где – кома человека,
познавшего свой сон.
Не бойся испугать,
любимая, родная –
проносится, как поезд,
глухонемой вокзал.
Разомкнутая плоть
свой зодиак познает –
сирот колючий пояс
стучится в тронный зал.
Колодцев тайный быт –
глаза дремучих марев –
играет с верхней бездной
и – с нижней заодно.
Не думай, что теперь,
когда живее зарев
становится Невеста,
заляжет Сон на дно.
И я тебе приснюсь
там, где случилось Чудо –
вослед оледененьям
и пасеке венер.
Храни такие дни,
мы – прибыли – Оттуда,
там – камера храненья
нас, словно общий нерв.
Не тщись не сниться мне –
ни в саване ознобном,
ни в пелене азота,
ни в раненой фате –
мы всё равно найдём
Кристалл в миру загробном,
что так похож на одурь
двух спаянных людей.
2.
Колыхание ветра по кругу, в надир и – обратно,
Шевеленье эпох в сонме чёрных квадратов…
В точку невозвращенья Земли – вход парадный
Утопает в цветах, и в венках, и в костях, и – в распятых…
Вот и я, как архангел Пьеро, как пастух Зодиака,
Каждый раз тебя жду здесь – живой, невредимой,
Облучённый давно чередой ложных знаков…
Я, наверно, привык, я привыкну сильнее, вестимо,
Всякий раз, одевая посмертную тогу,
Улетать в небеса из любых небоскрёбов
И смотреть им в глаза удивительно строго,
Ожидая от них подношения мне в виде гроба,
И спросить с них за всё, что они натворили
С этим местом и временем, с духом и телом,
И – уходит вода – из воды, её боги сморили –
Звонари в храме атомных маятников беспредела.
Но послушай, послушай, ты властна сломиться,
Неразменный мой Ад – ждать тебя – сдастся сам, ведь
Цвет выходит из темени, звук – из жар-птицы,
Жизнь выходит из нас, словно джинн из беременных амфор.
3.
На самых подступах к Вокзалу –
Внезапный сон, сто раз на дню…
Ты никому не рассказала,
Что я тебе в Сочельник снюсь.
Пусть этим снам мой рок поверит,
Что побережье всё – твоё,
Что мы выходим там на берег,
Но не вдвоём, но не вдвоём…
Иная явь – явь лишь местами,
Иные сны – что белый шум.
То, что ты снишься мне годами,
Я и тебе не расскажу.
***
Волки ходят по городу, тычутся в фабрики.
Сон уходит сквозь сито сознания детского.
Конец света начнётся – заведомо – с Африки,
Но мне хочется более-менее веского.
Фары пятятся в стойла, но сыплются оползнем,
Беспросветность смыкается льдами сутяжными,
И Господь под забором лежит, и мы об пол – с ним…
Но мне хочется более-менее важного:
Ощутить тебя всю – всеми теми подлодками,
Каковыми Вселенная видеть пытается,
И не знать, что влюблённые могут быть кроткими,
И не знать, что уже за спиной – Апокалипсис.
Все озимые станут однажды осадками…
Но мне хочется скинуть с себя инородное,
И понять, что любимые могут быть краткими,
И узнать, что для них нипочём – Преисподняя.
ALT-ТРЮИЗМ
1.
Нам всем – одна дорога – в монастырь.
Нам всем один концлагерь – Валаам.
Из наших черепов растут кресты
Прижизненно. Такое амплуа.
Нас всех – одна богиня – уморит.
Нас всех – один Создатель – погребёт.
Отмучиться спеша, мы входим в скит,
Как в роковую женщину – любовь.
Привыкшие её боготворить
Не знают, как отчистить дух её,
Как душу излечить от чёрных риз –
Грехов, которыми и сам ты упоён.
У нас один лишь бункер – монастырь,
Убежище одно нам – Валаам.
Мы слишком для богинь своих чисты.
От них убережёмся только там.
2.
О, если б ты была другою, не плела венков
Из кандалов, вериг и сбруй,
Он был бы вечен и звенел так высоко –
Мой первый и последний поцелуй.
И если б я не плёл верёвок из волхвов,
Из боли неродившихся людьми,
Я б сохранил тебя в себе, как божество,
Как самый светлый, самый чистый миг.
Мне б голос твой ввести в свою немую кровь –
Прививкой, что Вселенной всей поёт…
Но одиночество моё, как мир, увы, старо.
Бессмертно одиночество моё.
3.
Теплее одевайся, беглая. На улице, мой Свет,
Так холодно, как в космосе открытом.
Там листья вымирают, птицы ниспадают вверх,
И ветер лепит вновь столб соляной из Маргариты.
Держись дороги аистов. Что для распятья пат,
Четыре света стороны – для птицы.
Я, скошенный, в своей норе кротовьей буду спать
И буду за тебя – тебе – во сне – молиться.
У нас всегда не тот сезон, не наши – времена.
На улице осенней нет ни компаса, ни лоций.
Лети своей дорогой в небесах, дай Бог, она
С моими катакомбами пересечётся.
***
Как не подглядывай за томной тишиной,
Как не заглядывай в бессмертье кенотафом –
Ты будешь молча, как замок, следить за мной,
И станет вечный сон моим auto da fe.
Меняет кожу кокон шума, и зерно
Внутри него – горит торшером пустоцветья,
Пустырь растёт, как радиации синод,
И шум, как шелкопряд, родившись, бьётся плетью…
Для птичьих – строгий пост: ни чувства, ни мечты,
Ни – ожиданья разряжённой сном надежды –
Как не вглядись туда, где можешь статься Ты,
Как не смотри, что у молчанья под одеждой!
Ничейный ветра нимб – оков неспелый ум,
И язва тишины – как ржавчина – нетленна,
И – кто спасёт из заточенья новый шум,
И – выйдет чей пароль из кокона, из плена?
Пароль для скорлупы сей будет ядовит,
И грянет гром, и мы узрим в чаду пожаров
На плоскости чудес всю простоту любви
И ливнем оголённых микросхем Самсары.
Мне остаётся ждать, пока падут врата,
И неба тыл разверзнется перед остывшим,
И подтолкнёт Тебя ко мне, и голос даст,
Немотности Твоей вселенской возмутившись.
***
Тобою застилать кровать… У энных – больше шансов.
Так выхолощена и так опалена
Ночная боль, что – ни бельмеса.
Я никогда с тобой не разучу всех грязных танцев,
Тех, что танцуешь ты одна
Лишь для себя, но не для бесов.
Тобой – продолжиться в веках… Которых нет у мира.
Лужёная, седая ночь на новый Аркаим
Обрушилась, как студень, т.е. – на дом.
Зачем со мной ты, если тыл твой – вроде тира?
Я ничего не чувствую от слов твоих,
И потому мне больше – ничего не надо.
Что делать мне, скажи, когда всё ложе –
В костях тех из Тебя, кто снились мне, близки,
И умирали утром вместе с бредом на постели? –
Чтоб, не услышав в сотый раз «Ты мой хороший»,
Свет потушить, баюкать ночники,
И плыть на субмарине пустырями прочь, без цели.
***
С утра пойдёт толчёный снег,
Такой, что толком не увидишь,
Каков – ослепший человек,
Каков – в глазу обрюзгший Китеж.
Лото снежинок сменит лёд.
Воздушным змеем в Третьем Риме –
Ты в мир отпустишь самолёт,
Чтоб он лавировал меж ними.
Не чуя трещин миража,
Не повинуясь отраженьям,
Войдёшь в начинку гаража
И станешь собственной мишенью.
И не поймёшь, что носишь мор
С собой, что вразнобой – все птицы,
Что я, мой Свет, так и не смог
Принять, что ты – самоубийца.
И станет Змей воздушный сед,
Упавший в Ирий, и, конечно,
Найдя на энной полосе
Тобой растерянную нежность.
АНАРХАНГЕЛЬСК
1.
Сорвётся голос мой
И дрогнет твой, и скроет
За ширмой всех – домой
Тебя зовущих – роем.
Как Баден-Баден, весь
Курорт мой – Гомель-Гомель –
Наращивает вес,
Когда мы ближе к коме…
И будет без окна –
В Европу ли? – (закрою)
Берлинская стена,
Которую построю…
И стонет Метроном –
Гремучий анархангел:
В небесный гастроном
Мои пришли останки.
Засеяны поля
Останками твоими.
Несытая земля
Твоё забудет имя.
И будет всем ясна
Уст алости причина:
Сорвался голос сна
И… хрустнула личина.
2.
В день тихий, закрывший глаза мне,
Когда даже обморок слаб,
Водой под лежачие камни –
Гора к Магомету пришла…
Как – гром среди белого неба
И – тишь среди чёрной земли…
Все духи похожи на зебр,
Фламинго в которых болит.
В день шумный, скроивший костюм мне –
Любовь у горы на уме.
Но – пятится он, полоумный,
Бежит от горы – Магомет.
Желтеют колосья посыльных…
Согнать с анархангельских крыл
Стервятников этих бессильна
Посмертная маска горы…
КАМЕРА ПЫТОК
Браво! Замучила! Честь и хвала!
В камере пыток твоей совершенной
Не было бесчеловечнее сцены
Прежде, чем проклятый твой Валаам!
Сердце своё у тебя я забыл…
Ни сторожей, ни подкожного сейфа.
Только лишь – айсбергов сонные дрейфы,
Только – обугленный лёгочный пыл.
Браво, царица! Сожгла все мосты!
Вам – лучезарный букет фейерверков!
Вам – опустевшая будущим церковь!
Всё, как положено, сделала ты!
Сердце твоё я с собой заберу.
Пусть его споры несут катаклизмы,
Бомба – оно – с часовым механизмом! –
Пусть от него я скорее умру!
Ласточки – бисером, смерти питье,
Чёрная звёздочка, всё – иже с нею!
Не было камеры пыток роднее! –
Тем восхищённей моё небытье!
Что прячет чёрная эта звезда?
Что в черноте её нимба сокрыто?
Светлое Прошлое двух инвалидов,
Невоплотимое здесь никогда!
***
1.
Ослепшие звёзды от внутренних вспышек,
Их яблок глазные червивые днища…
Оглохший при взрыве уран нас колышет,
А мы – врассыпную, но мы – уже пища.
И все наши тени – одной сколопендрой
Становятся, беженцы, та – в катакомбы,
А мы – словно мимо, но мы – в эпицентре,
Залётные словно, но мы – сама бомба.
Навеки нам были дарованы свыше –
Одной пуповины священные цепи,
И если мы здесь кое-как ещё дышим,
То мы друг без друга не выживем – в Небе.
Мы друг перед другом такие вельможи!
Мы друг перед другом так горько бесславны!
Но если мы здесь друг без друга – не можем,
То в космосе, ночью – умрём и подавно.
2.
Мы звезды-гиганты, от нас люди – в косточки,
Но: только завидим друг друга в окрестностях,
Мы друг перед другом – ничтожества, звёздочка,
Мы тлеем тусклее, чем вакуум светится.
Мы самозабвенно боимся – в объятия,
Взорваться друг другом на замершей местности,
Но наша боязнь – это наше проклятие:
Чтоб выжить, придётся жар-птицам двум – встретиться.
3.
Пути простого мы не ищем.
Лишь Гималаи подорвав,
Мы или станем пепелищем,
Иль станет алтарём – кровать.
Мой схрон был издревле – больницей,
И лишь разрушив прежний дом,
Мы станем или плащаницей,
Иль заземлившимся Христом.
Мы не найдём дороги лёгкой –
Лишь урожай камней собрав,
Мы перепишем эпилог, как
В зачётках морга – номера.
Лишь скрывшись от людей завесы
За океанов татарву,
Мы прорастём воздушным лесом
И бросим якорь в синеву,
И разморив столиц оковы,
Уйдя от выжженных полей,
Продолжимся народом новым,
Счастливым самым на Земле.
***
Распахан Космос, целина – что колокол.
Все суженые найдены друг другом,
Рождённые в различных альвеолах
Миров разомкнутого круга.
И пристальное Каина плацебо,
И кладбище, помазанное мёдом,
Позволят им узреть иное небо,
Сутулое, как лунный модуль.
И в амальгаме зорь витражных – дети
Шумят крылами, штормом – птичий митинг…
Нет никого счастливей нас на свете,
Но Бог не видит нас, не видит…
Кит квантовый и Ворон тугоплавкий
Хранят в себе – нам данную усталость.
Мы знаем, сколько лет нам до отставки –
Так мало в мире тайн осталось.
Но в лёгких – фейерверк, спешим в Депо мы,
Где пропасти зеркальны и бесстыжи…
Мы, в бездну устремясь, зовём на помощь,
Но… Бог не слышит нас, не слышит.
ПОСЛЕДНИЕ КАПЛИ
Моя ненаглядная, свет мой полярный,
Мой северный бог, мой просчёт,
Мы – целое, мы неделимы – попарно…
Я – надвое, я – рассечён!
Я лягу с тобой в одну капсулу, с краю,
Но ты даже так – далеко…
Моя половина – уже отмирает,
Как будто глаза у икон.
Как дервиш, бесчинствует бешеный Инок –
Палач – всем, которые спят…
Ты думай, мой Свет, о своей половине,
Иначе забудешь себя…
Сиамские сны наши нас зазывают
В горящую чью-то избу,
И мы себя видим извне, оживая,
Вдвоём – в одноместном гробу,
Давно уже окаменевшем – сутаной,
А Сны уже с нами на «ты»:
В ничейный приземистый вакуум тянут,
В подкожную шерсть пустоты,
И только они понимают, что даром
Дана нам – одна красота,
Что спящей красавице снятся кошмары,
Кошмар за кошмаром – всегда.
Как утлая братская – снам – плащаница,
Которых – вторая орда,
Нас дразнит холёное Небо зарницей,
Вгоняя в озноб города,
И только Оно понимают простую
Безглавую Правду Иуд:
Что вечность прошла мимо нас вхолостую,
Что спящей царевне – капут.
Моя беспробудная, мой покаянный –
Не путь! – лабиринт у моста! –
Пусть даже я буду с тобой постоянно –
Мне будет тебя не хватать.
И ливень последний выходит на финиш,
Уходит твоя в почву дрожь.
Ты думай, мой Свет, о своей половине,
Иначе совсем отомрёшь.
АБСОЛЮТНАЯ ТИШИНА
Неужели, и правда, нам нужен с тобой переводчик,
Чтобы страх осознать, чтобы в адских садах
Уберечь это Чудо, божественный Дар,
Удержать то, что нам преподнёс галактический зодчий?
На весах, словно птичье перо, равнодушье лоснится,
Дождевая вода точит ржавую ртуть.
Ты усни и меня в сновиденьях забудь,
Как засну и забуду во снах я – свою онемевшую птицу.
Если тайны кругом, если белые пятна – как хляби,
И матрёшка из камер обскура вокруг,
Кто внутри них окажется, если не труп,
Кто окажется трупом, раз – я в этих камерах заперт?
Что же, солнце не светит, погасло, ни зги, ни – фотона…
Расскажи о себе, расскажи о себе
И закрыть мне глаза разреши – не робей! –
Как последнюю камеру в этой матрёшке бетонной!
OVERBIRTH
1.
Гори оно всё огнём –
От Мекки до новой Трои.
Ты больше пиши о нём,
И я ото всех нас скрою.
Накрой оно всё волна –
От Мо до темниц Буяна.
Ты глубже молчи о нас –
Я тем, о ком пишешь – стану.
Убей этот весь простор,
Вселенную кладбищ – людям.
Ещё веков эдак сто –
Мы сами о нас забудем.
2.
А хочешь, я стану таким же, как он?
Сейчас, за три месяца до помраченья,
До взрыва звезды, до исхода с икон,
До кары Господней, души заточенья,
Не важно – кем быть, кем томить эшафот,
Важнее – с кем рядом с утра просыпаться.
В последнюю осень я стану, позволь,
Твоим предыдущим любимым паяцем?
Я лётчиком буду – с ночного моста,
Убийцей – все армии вытравлю матом,
Я буду монахом, лжецом… Лишь тогда…
Тогда лишь ты влюбишься в каждый мой атом.
Лепи меня, смешивай пепел и прах.
Гомункул нелепый, без крови и глины,
В преддверьи господних судилищ и драк
Готов стать безвольным твоим исполином.
Он вечен в тебе, он окуклен в пращу,
В твоей голове он сидит – арестован…
Ты только скажи, я в него превращусь,
И всё повторится сначала! Готова?
3.
Всё небо – мишеней сияющий пазл,
Пустырь, за которым – каверны.
Спешат на расстрел долговязые расы,
Народы поют под фанеру.
На ниточке – смерть, кристаллических радуг
Аркады – слепое цунами.
На роды свои маршируют парады
Убийц, окольцованных нами.
Всё – блудные дщери, все – стервы, все – ведьмы!
В том мире, в котором живу я,
Неужто тебя, моя близкая, Свет мой,
Родимая, не существует?
***
Гореть в аду – за пьесы, за стихи,
За нашу искренность и знанье,
За отрицанье покаянья,
За вето на свои грехи
С тобой, моя любовь, нам предстоит,
Но видит бог – а он нас видит,
Что самых истинных обидит,
Для нас с нуля создав Аид.
***
Не получается ангелом быть.
Обморок тайных пространств –
Толща воды, карантин
Оцепеневшей судьбы,
Тусклой сетчатки тиран –
Мёртвой жар-птицей летит.
Я удивляюсь твоей слепоте.
Боль сквозь мембрану – цедя,
Противоядья бурьян
Выльешь, как кровь лебедей,
И обратится дитя
В ведьмин живой матерьял.
Мы из пространств на свободу течём –
В бункеры, в наши дома.
Утихимирься, окстись –
С астмой Земли обручён,
Этой эпохи шалман
Волен тебя отпустить…
… И под пространства больные, в окно
Камнем ныряя за – Ней,
Знаю: лунна – Её стать,
Тьмой окольцован геном:
Ангелом станет. А нет –
Сможет лишь демоном стать.
***
Что хотел я, связавшись со всеми небесными ведьмами,
Что в одном на Земле воплотились – родимом – лице?
Это море забудет меня, но не те, кто в нём будут соседями
Мне, внесённому в круговорот пустоты, в полый цех.
Нет, не я, это мост совершит кувырок, это – маятник-
Тротуар поскользнётся в своём полоумном пике.
Этот мост будет помнить меня дольше всех, самый – Праведный…
Эта страшная тьма, как луна вместо камня – к ноге.
Обойдётся? У каждого первого так же обходится…
Помню каждую – Господи Боже! - веснушку твою.
Я стекло, а не камень, как часто здесь водится.
Не бросай, не бросай, не бросай меня – я разобьюсь.
***
Ты проросла в меня – пусть кроной, не корнями.
Господь меж нами был, нет ничего меж нами –
Незримая мембрана из плавильни шелкопряда,
И больше, чем я сам к себе, со мной ты рядом.
Но если сыт крестами сон, а крест закормлен снами,
И если в доме – кома, над тобой – цунами,
То монохромен свет, ко мне ты не причастна…
И в этот миг с тобой так просто быть несчастным!..
И если нож в руке, в кармане спички, знамя
Листвы гремит вверху, но пустота – над пнями,
Ты можешь о своих корнях забыть, поверить небу,
Со мной питаться воздухом, развоплощая небыль…
И если утром Солнце вдруг нас ослепит тенями,
Мы будем знать – Господь прислал за нами,
И чудеса – вокруг – на пустоши – приливом,
И в этот день с тобой так просто быть счастливым!
***
Памяти 2 сентября 2012 г. посвящается
Я не знаю, что будет. Зачищены тропы.
Ведь тасуя в своей центрифуге спиралей
Миллиарды мозаик и калейдоскопов,
Мир сей сделает всё, чтобы мы – растерялись.
Здесь святою водой оскверняемы гейши
И взрываются атомной бомбой куранты.
Я не знаю, что ждёт нас, родная, в дальнейшем –
Пустота или чаек над морем гирлянды.
И фонарики в небе грозу оттеняют,
А светила парят на своих парашютах…
Я не знаю, что нас ожидает, родная –
Пустота или астры спектральных салютов.
Ты запомни меня, я неплох на безрыбьи,
И лови этот миг – озорным птицеловом…
Я не ведаю, что будет дальше: погибель
Или твой поцелуй – как рожденье сверхновой.
***
Где в птичьей клетке нас кружатся миллионы –
Парашютистов с охмелевшей головой –
Я знаю только то, что в мёртвой, запылённой –
Любовь живёт столетья, дольше, чем в живой.
И что с того, что сны чисты от иноверцев,
С того, что ихтиандру нравится заря.
Ещё я знаю то, что только в мёртвом сердце
Любовь живёт всегда, в нём – намертво застряв.
Версали сгнивших слёз и вновь – слезопролитья,
все эти эрмитажи выветренных чувств…
Пока бессонный жар меж городами – нитью,
Ромео и Джульетте время выпить дуст.
Пока в кунсткамере надежда не истлела,
Пока свежа отрава, заперт снегопад,
Ромео и Джульетте время – прочь из тела,
Ромео и Джульетте время – спать.
***
Ты не найдёшь во мне врага –
Ищи с огнём, ходи в кольчуге,
Спросонья кутай в лёд и вьюги,
Кидай гранаты в жениха…
Мой свет, как трудно мне с тобой…
Но – мчит мой поезд через церковь,
Где купол неба – в фейерверках,
На всё вселенское депо.
Я там – сойду, в эдем огня,
Тотчас забыв про скорый поезд,
Ведь наша вечность в том депо есть,
Где ты стоишь и ждёшь меня.
И бесы, те, что в нас живут,
То подтвердят, что нам известно:
Ни жениха нет, ни невесты,
Но есть душа, одна на двух.
Пока же – жди из пустоты
Меня хоть с атомною бомбой,
Хоть замуруй все катакомбы,
Но верь: я друг, я – это ты.
Взрывай себя – пройдёт ожог,
И взлётом кончится паденье.
Когда мы станем привиденья,
Поверь, всё будет хорошо.
***
Тряхнёт Алтай – падёт Венесуэла.
Что сдержит нас теперь, детей индиго,
Рыдать, рыдать по собственному делу,
Родным, но неудавшимся расстригам –
Убийцам, что родились после нас?
Проходит Чудо незнакомцем – мимо…
Кто нас, предтеч безумных, остановит –
Орать от скорби по своим любимым,
По лопнувшим надеждам – в море крови,
По светлому грядущему – без дна?
Зальёт Тибет – обуглится Аляска,
Последним – даун на Земле родится.
Лишь обнажится микросхема Наска,
И одинокая хромая птица –
Луна – совсем останется одна.
Узрели мы: герои все – погибли.
Узнали мы: сдались все – Че Гевары.
Лишь Хаоса гольфстрим всегда незыблем,
И звёзды сверху – света самовары –
Насмешливые, пялятся на нас.
***
Да, у нас – своя война,
и живём мы – как солдаты.
Да, поэзия – страна,
разделённая когда-то
На окопы языков
и на карцеры наречий.
Немота для нас – альков,
где нас Вечность покалечит.
Да, на всех – один паёк,
и к земле нас гнут колени
в самом долгом из боёв,
в самом вечном из сражений.
Бой наш завершится лишь
там, где онемеет слово,
там, где Ты нас удалишь,
мир сей сделав безголовым.
ОТ НАЧАЛА НАЧАЛ
Я жил столько лет без тебя, что и страшно подумать…
До энной поры первобытной, до энного времени –
Одни Каракумы, во много пластов – Каракумы,
Оазисы в многоэтажной Сахаре – как премии…
И были хамады Меркурия – словно отдушина,
И были Венеры песчаники – словно оскомина,
И каждое солнце – рубин, аквамарин ли, жемчужина –
Мне тиглем казалось – сжигающим, плазменным, доменным.
Пустыни Вселенной исхожены полностью, полно-те!
Позволь мне дотронуться к воздуху, дай же напиться мне… –
Вот в этой острожной моей, убаюканной комнате –
Всё ждёт тебя – долго, так долго! – сроднясь с небылицами.
Ведь я же погибну, как пить дать – погибну, без глаз твоих,
Без рук твоих, губ твоих, губ твоих – под фейерверками…
Пески переплавились в зеркало, и, пока здравствую,
К нему подхожу я, и ты отражаешься в зеркале…
____
ПРОЩАНИЕ
***
Там, где фейерверк наложился на зодиак,
Как отпечаток пальца на твою кожу,
Как самый счастливый день на жизнь,
Нас заметило бестелое око Циклопа –
Остекленевшее небо
С крупинками то ли льдинок, то ли блёсток –
И обратилось в стоп-кадр,
Но мы не успели дернуть стоп-кран.
И теперь подснежники –
Будто гремучие колбы тысяч Везувиев –
Светлячками горят,
Закидывают невода с солнечными зайчиками
В тягучие, озимые туманы –
В полях мартовских, бесконечных,
Где мы давно уже ходим
На расстоянии вытянутой руки
Друг от друга
И чувствуем в своих объятиях друг друга,
Но из воздуха, а не из плоти,
И ждём, когда от нас отвернётся
Мир, мешающий нам видеть
И беречь друг друга,
А если дождёмся,
То станет священным
То, что всегда считалось бесстыжим,
И молния станет бить в одно дерево,
Ведь другого просто не будет,
И аисты нас наконец-то услышат.
И никто никогда,
Кроме наших детей,
Не узнает, как я люблю тебя,
Ведь даже чувства такого
Ещё не придумали небеса.
***
Мне снилось, что ты меня бросила,
И – бросила нехорошо.
Мне снилось, что жить мне до осени.
Хотелось немного ещё.
Мне снилось, что ты повела меня
В дурдом, чтобы больше не знать.
Мне снилось, что я, уже каменный,
Ищу тебя с неба глазами на…
на собственных похоронах.
Проснулся: и правда, что бросила.
И правда, что – нехорошо.
Прошу об одном лишь – чтоб осенью
Среди провожающих оземь иль…
иль тех, что за мной бегут – с косами,
Тебя я глазами нашёл.
ТЕОРИЯ ДЬЯВОЛЮЦИИ ДАРВИНА
Я помню день, когда был брошен невод
За сердцем в ледяной воде.
Был день восьмой. Не стало Евы –
Моей единственной… Но… где –
Та девочка, которую люблю я,
С которой были мы вдвоём,
Дарившая мне поцелуи
В любимом городе своём,
Та добрая и нежная, родная,
Отзывчивая, а ещё –
Которая ждала меня – не зная,
Что я её уже нашёл?
Я помню каждый миг, глаза-озёра,
Мечты, летящие на юг,
И девочку, мне ставшую – простором…
В тебе её не узнаю.
Я клялся Ей – навеки быть с Ней,
Но… не – тебе, и вот теперь
Уже, на склоне глупой жизни,
Я не ищу Её в тебе.
И нет теперь ни нежности, ни гнева…
Сбежавшую из-под венца
И лгущую направо и налево,
Что не мечтала – до конца,
Дрожащую, да так, что сводит зубы,
За репутацию свою,
Готовую вперёд идти по трупам
И обменявшую уют
На суету, на мегаполис тесный,
На яд воздушных купажей,
Предавшую меня так бесполезно, –
Не чувствую, и вот уже –
Верёвкой к горлу подступает
Бесцветная, как дым машин,
И никому не нужная, пустая,
Моя бессмысленная жизнь.
ПИСЬМО ВЫДОХА
Как мне сказать тебе о том,
что кроме счастья и боли
во мне уже ничего не осталось,
но счастье рвётся на свободу,
оно – воздух,
и только боль позволяет мне
сохранять форму человека,
оно – оболочка?
Что нет большего счастья,
чем принадлежать твоим лучам,
и нет большей боли,
чем знать, что твоя первая нежность
зародилась задолго до моего воскрешения?
Что твоё первое счастье принадлежит не нам,
что кликни тебя Прошлое –
и ты убежишь,
будь ты даже трижды обручена со мной?
Что моё первое, единственное и последнее счастье
принадлежит даже не нам, а – тебе?
Что я, глупый-глупый,
не могу из-за этого жить?
Что проще отпустить оболочку,
а не воздух?
Но воздух уйдёт и сам.
Воздух тянется к Воздуху.
Как объяснить тебе это
не держа за руку?
***
(в глухой обороне)
Душа – на ниточке,
Ума – пол-атома.
В кромешной пыточной
Гремят булатами.
Душе – скопытиться,
Уму – сколёситься,
А мне, провидица,
Бей в переносицу.
Служб бес-опасности
Тобою созданных –
С убогой праздностью
За мной – апостолы.
Все бизнес-бледи, и
Все – шляхи тайные:
Тысячелетия
Неурожайные.
Но как аукнется,
Так и откликнется.
Какие спутницы –
Такие рыцари.
Какие золушки –
Такие принцы, но –
Сидеть на колышке –
Не принцев принципы.
И человечества,
От дур уставшие,
Которым нет числа,
Смерть предпочтящие,
Совсем откажутся
От вида «женщина»…
Всё, что мне кажется,
В тебе – развенчано.
***
(вечная мужиковатость)
И я высвобождаю своё сердце,
И выжигаю всё, что можно выжечь,
И не бывает пусто свято место.
А где-то (где – не помню) по инерции
Невесты умирают, словно мыши,
Вид делая, что есть цена невестам.
Забыть, как – страшный сон, как – ветра кому,
Рудиментарного Христа, когда он
Убийцы тень. А остальное – к чёрту.
Цель такова, а кто там был... а кто был?..
Ведь гений - это только дважды даун.
Ведь если любишь – ты второго сорта.
Пародией на женственность – зверёны,
Неприкасаемых брахманов каста
Идёт сквозь смрад пустыни, идёт вброд и –
На подиум, без нимба, но с короной,
Вид делая, что лишь прогресс – наш пастырь,
Что ничего ещё не происходит.
И от любви до ненависти – миг лишь,
Не шаг, но только взмах ноги над плахой,
И вместо общей жизни – о погоде,
О том, к чему пришли, чего достигли…
Но я-то знаю, став почти монахом,
Что ничего уже не происходит.
***
Я Югославия. Я Будда.
Меня не видно и не слышно.
И став для жизни, как UFO,
Я буду садом незабудок
И море делать неподвижным,
И – успокаивать его.
Моей единственной не понят,
Извечной суженой не принят,
Не вхож в любимый окоём,
Я буду жить на небосклоне
Последней, тёмною святыней
И – исповедовать – Её.
Распотрошён прошедшей мимо,
Судьбой своею же отторгнут,
Я буду ждать повестку в ад.
Под Зодиака пантомимой
Я разрушаю сердца климат
И разрешаю – да! – на органы
Себя потом освежевать.
S.O.S.
Я посылаю в мир сигналы SOS.
Но мир молчит. Мир умер раньше.
В бесснежном поле колосок –
Один. На Землю всю – один.
И потому с тобою я един,
И потому мир сед, а не оранжев.
Мозг ищет выход. В тупиках,
Во тьме, что – кровью мироточит.
Но рыбака рыбак изглубока
Увидит, если он – один.
Мозг выбирает жизнь, жизнь во плоти.
Жизнь выбирает мозг, и – многоточие.
(И)М ПАТ
я в тебя превращаюсь, в тебя превращаюсь, в тебя.
сносит голову мне в этот миг и – метро в крематорий несётся.
арсеналы всех стран в меня целятся, и в унисон окропят –
хором огненным – дом мой. и череп не чашей – колодцем –
полигоном бездонным – научится быть, в этом грохоте – спать.
я в тебя превращаюсь, в тебя, таких Слов не придумали боги,
я Любовью – их всех превзошёл, и кощунственный этот – им – пат –
достиженье твоё и победа твоя, и моё естество, и истоки.
***
По небу ползут оригами.
На льдах лихорадок хомут.
Живёшь в гальванической яме,
Не нужен уже никому.
И дышишь, и мыслишь, готовый
Разрушить всю прежнюю жизнь.
Что жизнью своей арестован,
Что вера – твой личный фашист,
Ты знаешь, и это гестапо –
Что карцер в повторном раю,
Но некуда дальше – на запад
И не к кому больше – на юг.
И счастлив себя бы исправить,
И спрашиваешь – «Кем мне быть?»,
Но сотни роялей без клавиш
Тебя взяли в круг, как гробы.
В озимых мехах тяготенья
Ты ждёшь омертвения чувств,
Но молишься в этом паденьи
Единому в мире Врачу.
В какой обитаемой бездне
Со смертью ты счёты сведёшь,
Чтоб вновь в стратосфере исчезнуть
И к Ней совершить свой Падёж?
НА СВОЕЙ ОЛИМПИАДЕ
В жизни двух людей бывает время,
когда они становятся до неимоверного похожими,
и тогда они не знают,
сколько чужой крови прольётся там, где они целовались.
И все, кто на сцене,
замурованы в реликтовый янтарь,
а ты несёшь на руках то, что не можешь потерять,
и уже бежишь,
самый быстрый спринтер на своей олимпиаде,
и не замечаешь,
что самоё Мир растворяется на твоих руках в тот момент,
когда таранишь финишную ленточку.
Но она же оказывается и красной лентой,
и весь этот бег по кругу
стремишься обратить в обручальный космос,
потому что ты кроме космоса можешь создать,
если мира уже нет?
И каждая цикада – о тебе,
и никаких полнолуний за всю историю,
никаких маньяков в голове,
и если это не фестиваль, то что же тогда?
Любовь как стремление к андрогинности души,
андрогинность души как высшая благость,
высшая благость как мимикрия с Абсолютом…
Это и есть наш фестиваль.
Знак хаоса,
стрелки во все стороны, но внутрь,
как центростремительное тяготение,
и пусть осуждённое серебро вместо гальванического снега,
и понимаешь, что счастье вечно,
хотя призраки утверждают иное,
а когда комета упадёт на тебя
и станет твоим ядром,
ты сама станешь, как звезда, и ослепишь себя.
В жизни двух людей бывает время,
когда они становятся до неимоверного похожими,
и тогда за них решают,
с кем они будут в следующем перерождении.
А иллюминатор поезда,
(Самолёта? Спутника?)
вечно разделяющий бегущих,
вовсе не при чём.
В НАШЕМ СРЕДНЕВЕКОВЬЕ
Не пройдёт и нескольких кайнозойских сезонов,
не успею отпустить в небо ни одной пустельги,
я вернусь таиться
в ту стеклянную камеру обскура,
рядом с которой в другой такой же камере
таилась ты,
и дожидаться,
когда смогу дотронуться
до твоего сонного утреннего лица
своими руками.
Затем я буду сидеть на самом берегу моря,
которое всего раз за Вечность было неподвижным,
потому что спокойно было нам,
а ему было спокойно с нами,
и пойму, что никогда не покину его,
потому что люди меняются,
а оно остаётся нам в утешение,
заменой тем людям,
которых уже не узнать.
Потом я вернусь в тот день, когда
реки становились морями
и оттого мне было просто читать твои мысли,
прикоснувшись своим виском к твоему,
и потому никто-никто не поднимет голос
за оставленные на энной скамейке
энные солнечные очки.
И наконец, я промелькну мимо тебя
среди грохота ежей по тверди,
шума виноградной оторопи
и шёпота мыслителей,
но мне только на секунду покажется,
что я промелькнул,
а на самом деле мгновение остановилось
и я взял тебя за руку.
Я вернусь в это время
навсегда
из мира, из которого я,
как вампир,
выпил всю Любовь
ч-е-р-е-з-т-в-о-и-г-л-а-з-а,
и она сохнет во мне,
и мне некому подарить
её сухой остаток.
Я стану небесным телом
там, в нашем средневековье,
над построенной нами Землёй,
чтобы родиться твоим ребёнком.
___
2012-2014