По полю прыгает пёс,
своры ища.
Вечер.
И снег кружит, бисер меча
у чёрных берёз.
Инстинкт: гончая
хочет бежать
восьмидесятый кросс.
Лес стволами возрос
и тычется
в перечень облаков.
О, зверь, будь ласков!
Наш кров
Иллюзорен и воздушен,
безмятежен и вечен,
светел голубо-бел:
без предела цвета мела
бел.
Кем ты ему?
Никем.
Перья пыльного плача
падают на плечи,
тают, как в печи
горят куличи.
Пёс, чей ты?
Пёс, что за сука тебя послала сюда?
Чей голос
командный по твоей воле ватной
режет, как масло, тебя?
Молчит.
К вечеру ночь несётся вскачь.
Чернота подползает,
и пёс мечется.
Пустота
обволакивает и макает
в молоко беспамятья.
И, вот, щенок молча побрёл,
учуяв взбучку.
Меченный и наречённый мальчиком
будет им вечно.
И сучку
не облюбует мечом.
То, что хотело казаться волком,
поджало и потеряло хвост.
Неуклюжий и боязливый вол по полю
Хворост несёт.
И льются в каплях глаза слезой,
и жжётся в углу гной.
Голодным взором в горизонт
стремится зрачок злой.
Щенок мечется
по жизни встречной.
Поры испорчены
и воздух не вольется
свежей водой в вольер:
воля быть волком
и видеть
как веревка вьётся вокруг выи,
внутрь, в сердце иголкой.
То не вервольф,
а щеньчая вервь,
жрущих кишки плен.