Ей было четыре. Она рисовала на стенах
огромные лилии, птиц и небесный сахар.
Боялась чудовищ и сыпала солью на тени.
И где-то под горлом гуашью густели страхи.
Неделя и – десять. Зефиром банты, нос – кверху.
Не выучен стих, в дневнике красной змейкой двойка.
Суровый взгляд мамы, шлепок, но зато за дверью -
огромные лилии, солнца желток и сойка.
Ей было шестнадцать, когда отрастали крылья,
цветы распускались и будто исчезли страхи.
Когда он ушёл, она собирала пыль на
оторванных крыльях, и жизнь рассыпалась прахом.
Ей двадцать четыре. Две алых горят полоски.
Огромные лилии вянут, исчезли птицы.
А где-то под горлом горит, собираясь воском,
дрожащий ком страха и колется в шею спицей.
Небесный кондитер на мир натирает кокосы,
и сыпется стружка с пушистой его рубахи.
Она родила под хрусты крещенских морозов,
смотрела на кроху, и не было больше страхов.