Так утешимся...

Кайт Нау
так утешимся тем, что оно того стоило,
так и выпьем за то, чего делать не стоило,
и во славу споем, и за душу помолимся,
и в топтавшие ноженьки низко поклонимся.
видно, надо дойти до такой бесприютности,
до тоски, до безделья, до лютой безлюдности,
до потери себя, до чужбины, до крайности –
ради этой сомнительной, приторной сладости-
 
выдавать за себя перед судьями строчки,
выдавать как выдавливать краски-кишочки.
как одно за другим, как из кассы, как справки.
выдавать на духу, без единой поправки.
как помойное слово за званым обедом,
просто так, не считая его за победу.
как товарищей или секреты врагам,
отдавать свою жизнь в услуженье словам.
 
ведь в сердца без любви как в тетрадь без страниц
я напрасно пытался вселить вещих птиц.
так в тела без людей, как в слои безвоздушные,
улетали на смерть мои голуби лучшие
растворялся в помоях и бисер, и жемчуг,
а я знай, как дурак, повторял: «Человечек…»
взмах ресниц не кончался, как палочный строй,
а я думал – пройду и прибуду домой.
 
я старался не думать, кто предан, кто брошен,
я приехал, хоть был здесь не зван и не прошен.
каплей камень долбил, бился в стены горохом –
стал гороховый шут при царе скоморохом.
и на башнях кремля в пляс пускался вприсядку,
и по стенам скакал разудалой лошадкой.
голосил и вопил, кашлял в такт колокольням,
мелким бесом рассЫпался в первопрестольной…   
 
так утешимся тем, что оно… не утешимся.
заскребет – как собаки, словами почешемся.
и не то что бы жизнь у стихов на заклании,
но природа не спит – и твердишь заклинание.
нагорА выдаешь, чтобы город засЫпало,
чтоб заботы развеяло, чтобы псы стали сытыми
до потери себя, до чужбины, до крайности.
 
Да простят дураку его милые шалости.