А я здесь болею снова, душу простуду. Колдрекс и терафлю. Потихоньку стараюсь забыть про "люблю", "не могу", "скучаю". Из лексикона медленно исключаю, чтобы случайно где-нибудь не сказать.
Отучаюсь скучать и ждать.
У соседей за стенкой играют песни, о том что кто-то не будет вместе. Но чем сложнее, тем интересней. Мне же не привыкать.
Звонят подруги и их "ну как ты" не падают в такты, как не попадают в ноты твои "ну что ты". Фальшивой песенкой все звучат. Послать бы черту весь этот чат, но я молчу и они молчат.
Я сплю в наушниках, чтобы звуки, и чтобы голос чужой и нудный мне пел о том, что бывает трудно, но мы сумеем все неспеша. И вот что странно, я сплю и вижу, как мир становится втрое тише, и даже слышу как небо крыши цепляет брюхом, слегка шурша.
Мне рассказать бы тебе, как утром смешно, нелепо и очень глупо, мне сняться руки твои и губы, и так не хочется покидать за ночь согревшуюся кровать. Как злит будильник и лютый холод, как я опять сочиняю повод тебя увидеть, но этот город так любит поводы отметать.
Как в сердце осень, снаружи стужа, разгар бездействия и зимы. И здесь никто никому не нужен, ну разве только лишь мне и ты.
Как все поставлено под сомненье, из лжи и правды смертельный фарш. И даже это стихотворенье - пустая блажь.
Как непременно приходит вечер, как давит ребра, сжимает плечи. Как каждый врет мне, что время лечит, я улыбаюсь им, не дыша.
И как бывают остры и колки мои слова, как мои иголки. Даже порой застревают в глотке. И друг смеется: "Не тронь ежа".
Но все как будто бы под контролем. Я грежу летом и грежу морем. И дорожу так твоим покоем, что вряд ли стану тебе писать. Не знаю с кем ты, не знаю как ты. Доходят слухи, доходят факты. Скорей всего, в них не мало правды, но я стараюсь не проверять.
Танцую в дУше, с утра зарядка. С собой играю то в мус, то в прятки. Сую себе же такие взятки... А мне, как прежде, все ни по чем.
Мне рассказать бы тебе... а впрочем, оставим в царствии многоточий, раз этот стих, как и сотни прочих тобой не понят и не прочтен.