- Як справи, га? Осьо тримай, пара-цвай. Зранку доставили. Один бандит, інший- хуліган, чи шось таке.
- Справы на три «П», у меня, «Павел Петрович Постышев» называется, ответил по-русски вошедший с сильнейшей, ничем не скрываемой грустью, и улыбнулся оттого наверное, что ним внезапно овладел мимолетный прилив веселости в стиле: «Cам пошутил-сам радуюсь».
-Плохо. Очень плохо. Всё из рук валится, прямо. Не знаю, как будем выполнять план по хлебозаготовкам в этом году. Население настроено явно враждебно к советской власти.
- Та я чув вже, що план по хлібозаготівлям зривається. Чередніченки, бісові душі, заховали в копанці три мішки зерна, кажуть шо на весну. Знайшли тільки-но як багнетом майже усе подвір,я проштрикали. Таке трапляються ,звісно, не вряди-годи, а постійно.
- Так вот я про что и говорю. Кого не возьми,-антисоветский элемент, даже сами «нэзаможники». Произнося последнее слово, он скривился. Украинский язык был ему самому сильно не по нраву также и в исполнении других людей, даже принимая во внимание, что второй представитель власти говорил на нем на удивление внятно и правильно, в манере для сельского жителя нетипичной.
На грубой неокрашенной скамье, с проржавевшими гвоздями где всякий располагающийся рисковал получить в филейную часть занозу, или как говорят в Украине «скапку» сидели двое.
-Уявляеш,-объяснял один милиционер другому- Сів цей старий коло хвіртки попід тином, та й став голосити:«Люди добрі, дайте хоч жменьку чогось попоїсти, жінка уночі відійшла, вмерла з голоду, нікого більш не залишилось».
На старике был пиджак неопределенно темного цвета, настолько старый и грязный, что первоначальный колер определить было никому не под силу. Седая голова его была наклонена ,и старческие губы почти беззвучно шептали:»Лайдаки, лайдаки, щоб вас дідько узяв. Такого пекла я з ніколи не бачив, ніколи. Усе забрали, усе майже… Лайдаки, лайдаки…»
-А этот шкет чаво тут делает?
- Та це Марії син Жукової.-Федько. Поліз як тільки посутеніло до будівлі аероклюбу, розбив шибки, звідтіля ковдру хотів вкрасти, якою підлогу застелять тягнув ії, коли жінка голови, що неподалік ходила коні напувать теє побачила та ґвалт зчинила.
Кошмарно тощий паренек в льняной рубахе смотрел исподлобья на всех черными, злющими глазами и внешним видом напоминал зажатого в угол хорька.
Стол с писчими принадлежностями был завален грудами пыльных папок, за ним расположился сотрудник ОГПУ-НКВД, занятый заполнением какого-то формуляра, второй же прохаживался по комнате взад-вперед, скрестив руки на груди, внимательно вглядываясь в скрипучий пол. Расщелины между стертыми досками были огромны, казалось в них может провалиться человеческая ступня. Оба сельских милиционера были в форме и при оружии.
В хату не зашел, а именно ПРОНИК молодой человек в кепке и шнурованной накрест рубахе. Развязными манерами, расплывшейся синью татуировки «Иван» на запястье он целиком походил на преступника, да, по правде сказать, им и являлся.
-Ааа. Драконы лягавые, псоглавы, каты , бл... Ну прям хлебом вас не корми, давай над кем поиздеваться. О! И на холеру вы итого старого шкарбана сюда приперлы? Дед, уступай в ОСОВИХИМ, только треба сначала с парашютом прыгнуть, а лучше-без його!
По чудной манере нового посетителя мешать в кучу русские и украинские слова в нем можно было узнать человека, который достаточное время провел в русскоязычной среде, но доскональное знание местных жителей и обстановки выдавало уроженца здешних мест.
Хата зашлась смехом. Казалось смеется буквально всё- околыши, ременные бляхи начищенные мелом, хром голенищ, и даже казалось ОН сам улыбается усами на портрете.
Смахнув с материи остатки семечек, Иван, заложив ногу за ногу, уселся на стул возле второго окошка.
Внезапно тихо вошёл высокого роста человек в фуражке, с черезвычайно бледным лицом и неглаженом френче светло коричневого цвета. Белые и нежные пальцы его мяли «Дюбек». На груди красовался орден Трудового Красного Знамени, с которого красненькая эмалька флага призывала пролетариев всего мира соединяться. По тому, как подобострастно вытянулись милиционеры, провозгласив свое: "Здравствуйте, Олег Адольфович"! было видно, что зашла действительно «важная птица». Четыре квадрата на красной петлице возымели свое обычное магическое действие. Новый гость осклабился в улыбке, обнажив верхний ряд чудовищно желто-зеленых зубов и вокруг распостранился отвратительнейший запах изо рта, запах, который казалось наполнял все помещение и даже вытеснял собой воздух, приливный весенний озорной воздух, витавший над землей, про которую с петровских времен все пришлые говорили с завистью:» Ах, ну что за земля такая, палку воткни, и дерево вырастет!» Даже ни с кем не поздоровавшись, он неспешным чеканным шагом направился к окну с бьющейся веточкой вишни, всем видом своим показывая, что собирается в форточку курить.
-Ну, ты, старый хрыч,- начал разглагольствования сидевший за столом,-по пятьдесят девятой пойдешь, у нас в районе мало за прошлый год осужденных за бандитизм было, будем исправлять положение, а ты, Федько, никакой не хулиган, не прикидывайся, у тебя, гаденыш, антисоветская агитация налицо. На лице, вернее.. Четвертачок бы зарядить, моя б воля, -ты б и глазом не успел моргнуть, как баланду б хлебал, не кисни, ТАМ хоть накормят.. Это мера социальной защиты, хлопец. Сам понимать должен, не маленький. Что, сдрейфил, шкура?
Из выражения смутного беспокойного удивления, проскочившего тенью по лицу второго сотрудника НКВД, видно было, что он немало удивлен такими словами. Зла на односельчан он не держал, тем паче, что особенного злодеяния по тогдашним меркам хлопец не совершил, злорадные слова напарника его задели. Он рассчитывал, что Федьку инкриминируют только лишь хулиганство, где-то в глубине души он даже переживал за паренька. Отчасти, наверное, это было объяснимо тем, что он был когда-то влюблен в его старшую сестру, красавицу Ядвигу, которая этой весной умерла от голода.
Федько вскочил с лавки и разразился тирадой, адресованной очевидно более всех других Олегу Адольфовичу, как олицетворению власти и всего того, что происходило сейчас в селе.
-Так, узяв! Волів узяти ковдру з клубу! Бо то є наше власне, забрали в нас як розкуркулювали, та який я куркуль, в нас з худоби корова одна була, ви в колгосп її відвели! ?! А на горищі всі миши повісились, все рівно знайшли там пшона з наперсток і той забрали. Сім,я, десять душ, всі гуртом незаможники стали, сказали що майно на якійсь крессер піде, чи військовій корабель. А я скажу, що не можна будувати крессер, коли люди з голоду пухнуть! Я ковдру тую забрав, бо вона наша власна, не ваша с Осовіхімом, чуете? Продав би в Бекешові на базарі, вторгував щось , на хліб один би вистачило лишень і то-добре.
Один милиционеров из не выдержал:-Тобі заціпить, падлюко чорнорота, чи може допомогти?
Олег Адольфович, куривший в форточку, скверно понимал украинскую речь, но по откровенно обвинительному тону понимал, что обвиняемый выступает против политики партии, и государства в целом.
-Малое какое, а вони столько, как от клопа-«американская вонючка».-Сквозь зубы процедил он.
-Хтоб лишень казав, це в тебе сморід з рота, як із сраки-за обріем вчуєш, жінка твоя бісова така смердюча мабуть як ти сам, гупало гнилозубе!- Мигом нашелся что ответить Федько.
Через четверть минуты бахнул выстрел, стенка под портретом Вождя окрасилась помидорными брызгами, когда дым полностью рассеялся, стало отчетливо видно, как черный кусочек черепа Федька с пучочком волос прилип к стенной серо-белой извести. Довольно странно было наблюдать у чина ОГПУ в руке «Люгер-Парабеллум» вместо нагана, да и процесс оснащения «органов» пистолетами ТТ уже проходил со всей неистовой мощью, присущей в этом бренном мире разве что совдепии.
Один из милиционеров, тот что находился возле двери, выбежал во двор, поглядеть не было ли народу по близости, не услышал ли кто звук выстрела. Убедившись, что в зоне прямой видимости людей не наблюдается, зашел обратно.
Олег Адольфович подошел к оцепеневшему от ужаса старику, сплошь забрызганному точечками крови. Он боялся даже пошевелится и еле-еле слушно постанывал, буравя остекленелыми глазами противоположную стену с желтеньким плакатом «Молодежь,-на самолёты!» Остальные стояли с открытыми ртами, и только Иван сидя на своем стуле, положив ногу на ногу, равнодушно искал в кармане штанов чего-нибудь полузать.
-ВанюШША( почему-то он произнес обращение намеренно длинно, может быть так он проявлял ласковость?), прибраться бы надо. Вынеси тело во двор, скоро заедет «фира», как тут у вас говорят, и вытри стенку насухо. Ведро стоит в углу. Старый хрен перепугался чуть ли не насмерть, я погляжу. Ну что с него возьмешь?
Послышалось спёртое «ХИХ!» и с минуту в воздухе плавали четыре мутных колечка, растворяясь в обстановке. Они как будто исчезали именно под напором солнечных лучиков, что проникли через четыре средних по размеру окна и резво скакали по комнате. Еще немного Иван порассматривал свои пудовые, все в царапинах кулаки, а потом произнес:
- Лакеев нет з симнадцятого года. Шо за барские замашки? Як дюже треба- то прибирайся. Я табе мешать не буду.
- Ого. Это что еще за распорядки такие? ШпАны тут мне командовать будут? Рука потянулась к расстегнутой кабуре, как в сцене из капиталистического вестерна.
-Кабуру б застибнул, а то самострел выйти могЁт. "Ні корови, ні свині". Дальше знаєш, лягавый?
-Да ты совсем страх потерял, скаатина, хочешь видно свинца попробовать? Да за это я тебе сделать такое могу, урка, сам потом про смерть умолять будешь!
- И не надо тут политику шить, слушай, не крути мине бецылы! Сказал-не буду, то значит не буду. У тебя тут много чертей в округе вештается, нехай они небижчичками переймаются, начальник.
Взгляд Олега Адольфовича встретился в упор с глазами Ваньки Бисера, успевшего за свою двадцатишестилетнюю жизнь уже несколько раз побывать под судом и не боявшегося ничего на свете. С этого веснушчатого, лоснящегося борзотой лица наверное никогда не сходило насмешливо-презрительное выражение, даже во сне. Было похоже, что в аналогичной ситуации, перед прямой угрозой смертью тот оказывался далеко не в первый раз.
Воцарилось терпкое молчание, которое разбавил лишь примирительно-успокаивающий тон стоявщего рядом нквдшника:
-Ну хватит вам, Адольфович- поберегите патроны, а ? Еще пригодятся ж, оставьте для настоящих гадов.
Резкость парня чем-то понравилась ему. Она возбуждала в нем самом боевито-хамовитые качества городского недоучки, волею судьбы вознесенного на один из пъедесталов жизни. «Шороху на сегодня хватит, развел, понимаешь, стрельбище»-подумалось ему. Затяжка "Дюбека" приятно саднила горло. Пространство комнаты взрезала фраза брошенная напоследок:
-К бандитам и хулиганам, а также к прочим врагам Рабоче-Крестьянской власти в нас пощады нет и не будет!
Ванька вышел на двор, полностью сосредоточившись на мысли раздобыть где-нибудь трошки табака на «козью ножку», благо газеткой он уже успел разжиться, в кулаке был зажат мятый лист с очередным выступлением и фотографией Вождя и Учителя. Поздняя весна звала к себе запахом навоза и сырой земли. Перспективы были самые благоприятные.