-А где Аня?
-Ганя. Мы йийи так клычем. Не Аня и не Ганна. Ганя. А вона з хранцузом на даче.
-С каким французом?
-Йиздыла в прошлом годе в Парыж по программе «Дитэй Чорнобыля». Да там до нэи и прыстав якийсь хранцуз. Прийхав до нас у село, и почав одразу будувать соби дачу.
Случилось мне поехать этим летом к маминым дальним родственникам, в село на границе с Белоруссией. Нужно было отвезти лекарства и «помочь материально». Зашёл в знакомую хатку, сразу же узнал Лилю, свою двоюродную сестру и в разговоре успел справиться про её младшую сестричку Аню.
-Как батько?
-Бухаэ, як завше. Мы з матирью майже його вжэ с хаты выгналы. Мама хвориэ увесь час, не знаю скилькы щэ йий залышылось.
-А где сама дача находится?
Она объяснила дорогу.
Я направился на самую окраину села и после пошёл по просеке. Мне казалось, что иду прямо куда-то в гости к Кащею Бессмертному. Ну, или к Бабе-Яге. Иногда возникало впечатление, что эта грунтовая дорога никогда не кончится. Или по крайней мере не завершится жилым строением. Я ошибся.
«Ни х... себе!». Присвистнул-"Да тут не дача, а целая вилла!" Кругом возвышались кучи песка, валялись опалубочные щиты Paschal, сетки арматуры, пустые вёдра, лопаты. Рядом с крыльцом стояла машина-голубой Ситроен Берлинго. Чисто советское слово «машина». Раньше все автомобили в виду однообразия так называли. «Правильно, раз француз,- должен ездить на «Ситроене». Патриот, мать вашу!» Хотя мог бы себе взять и что-то покруче гораздо, если ориентироваться на размеры дачи. «Иксару», скажем, какую-нибудь. Ну, или «бимерок».
В общем, дом уже процентов на 70 был готов. Внутри было ещё интереснее. При всей незавершённости отделочных работ снаружи, уже были поклеены обои, устроены плинтусы, и даже выставлена мебель. Тумбы, трюмо, стулья. «А мебель то наша –украинская», намётанным глазом определил я. На многих предметах обстановки были расставлены шампуни и бутылочки с парфюмами.
Побродив по бесчисленным комнатам, я наконец-то встретился лоб в лоб с хозяином, наткнулся на него в дверном проёме. Всё это время я даже и не пытался представить себе как же он выглядит на самом деле. Видно, что ему было хорошо за полтинник, в очках, с лицом морщинистым, гранитным, тёмно-бежевого цвёта, как у деревенского яйца. Фактурой оно чем-то напоминало Мика Джаггера. Приблизительно так я себе в детстве представлял Паганеля из «Детей капитана Гранта». Тот был смешной и рассеянный чудак энтомолог, а этот Паганель был явно…. хуже и жёстче. Жиденькие почти белые волосы, светло-белая жилетка с множеством карманов, как у американских туристов, брючки, сандалеты. У нас в столице издали он сошёл бы даже за бомжа.
Пытался объясниться с ним на беглом английском, но он делал вид, что не понимает. «А мне кажется, ты всё понимаешь, сволочь!»- с неудовольствием подумал я. Мне думается, что был отчасти прав. Чувствовал себя варваром перед римским патрицием, униженно просящим его на своём тарабарском наречии. И флюиды его превосходства так и висели в воздухе. Ни малейшего беспокойства в его внешности не отражалось. Он чётко знал, что он находится на своей законной территории, и всем своим скучающе-терпеливым видом выражал желание, что бы я поскорее отсюда убрался. «Где Ганя?» На такой прямолинейный вопрос он уже не мог не ответить, махнул рукой в сторону. Дескать, ищи её во дворе.
В гараже свет не включался, ведь было ещё светло- часов восемь, слышалось мерное тарахтение. Запах асфальтовой смеси бил в нос, но неприятным он мне вовсе не казался, в детстве я с удовольствием нюхал пары отработанного бензина из выхлопных труб проезжающих мимо автомобилей. В углу находилась кучка мусора и с десяток пивных бутылок из тёмного стекла. Увидел в глубине фигурку, держащую в тоненьких руках машину для трамбовки, и шагнул впёред, погружая подошвы кроссовок в тёплую поверхность.
Она повернула своё замурзанное ангельское личико, неземная красота которого чуть не сбила меня с ног, и непонимающим взглядом вперилась в меня. На ней была чёрная безрукавка с выцветшим мультяшечным Yogi Bear на груди, кажется, которую я уже где-то видел, и тёмные джинсы. Волосы были иссиня-чёрными, почти как у эмо (крашеные -догадался, почему-то вспоминая ряды бутылочек в доме). Я подумал- единственное, на что месье не скупился ради неё из жизненно необходимых предметов были шампуни, спреи и дезодоранты. Кажется, больше всего на свете он боялся завшиветь. Ну что ж. Это при ужасающей нищете украинской провинции было легче лёгкого.
Она выключила трамбовку.
-Ганя. Это ты?
-Мне трошкы зовсим залышылось. Ще з краю. А так я майже все доробила вже.
-Ганя, это я, помнишь меня? Я в гости к вам приезжал… к Лиле четыре года назад. Ты ещё совсем маленькая была.
Грустно ответила: «Помню».
-Я сначала думала ты рабочий. Прыйшов проверять.
Мне страстно захотелось немедленно впечатать месье в его равнодушное грызло раскалённый утюг, так что б расплавились очки и потом долго, с наслаждением, по одной, ломать ему косточки пальцев. Я почувствовал себя в тот момент знаменитым маньяком Фишером, не знавшим жалости к своим жертвам. Этот вид худенькой бледной девочки, дышащей в гараже горячим асфальтом и пустая, огромная, затерянная в лесах дача подействовали на меня неописуемым образом.
Уже по дороге назад я остановился в ярости. А вдруг он её…..пользует? Двенадцатилетнюю девочку. И странный голос из глубины души мне сказал: «Почему, «а вдруг?» Мои пальцы сжались в кулаки. Я ускорил шаг по тропинке, накрапывал дождь. Наконец-то я отчётливо вспомнил где именно видел футболку «Yogi Bear». Как-то раз, когда проходил мимо нашего вокзального секонд-хенда, на одном из прилавков, и мне стало втройне хуже, чем было до этого.
Поразительно, но я так и не узнал ни у кого, как француза зовут. И этого мне абсолютно не хотелось. Он для меня был «месье» почти персонажем из какой-то толстой классической книжки.
Уже по приезду, дома мне снился странный сон, в котором я почти что «закатывал в асфальт» месье прямо у него гараже. Он сидел в углу задницей на полу, прислонившись спиной к побеленной стене и выставив свои худющие ноги в стороны. Одет был так же, как и при нашей встрече:рубашка, жилетка с карманами и брючки; в одной руке он держал зажигалку, а во второй-пачку сигарет. Я ставил ему на ноги какие-то огромные сверхтяжёлые пни, такие, которые нормальный человек в реальной жизни даже не смог бы приподнять, я же брал их с такой лёгкостью, будто это были пушинки, хрустели кости и жижа из костного мозга и его старческой крови текла кашицей на свежеуложенный асфальт. Фишер во мне требовал сатисфакции. Гипнос вместе с Никтой старались из во всех сил, стараясь ублажить маньяка. Но проклятый француз всё время молчал, испытывая страшную боль, не издал ни единого крика, только постоянно курил сигареты, затягиваясь с удовольствием истинного знатока жизни.