Есть правда у батьки Махно, бунтаря.
Мужичья, казачья – а есть.
Но в пленного немца он выстрелил зря
И тем замарал свою честь.
А немец беспомощен был как телок,
Глаза – голубей василька.
Он долго и грустно глядел в потолок,
Как будто глядел в облака.
Сказал ему батька:
- Почто же ты, зверь,
В людей с пулемёту палил?
И нету мне разницы, немец, теперь,
Что ты никого не убил.
У батьки осечки наган не даёт.
А если приставишь к виску.
То прямо, ей-Богу, без промаха бьёт,
Как точка ложится в строку.
А главное: жалко парнишку до слёз,
Не вовремя встрял на пути.
Я чарку ему перед смертью поднёс,
Сам батька велел поднести.
Рванул, задохнулся, подлец, заморгал,
Чего-то сказал, не пойму.
Вот тут-то и выстрелил батькин наган,
Считай, на закуску ему.
Я ситец трофейный в матраце зашью.
Я выпью за батьку и снова налью.
Живи, Украина! Да сгинут враги
От нашей геройской и меткой руки.
А в сердце расстройство: вдруг батька не прав?
Штабной бандурист пошумел и затих.
А батьке умерить бы бешеный нрав
И зря не губить ни чужих, ни своих.
Но, может, я к правде в хоромы не вхож?
Ему-то виднее, что там, впереди.
На то он и батька.
На то он и вождь.
На то они все и бывают, вожди…