Если летать, то только не так и не здесь.
Я замерзаю - и вдруг вырастает лес, сосновая поросль, бамбуковая гряда - постой, не летай туда.
Что ищу я в холодном тереме, в непролазной кедровой чаще?
Я ли ветер, бегущий от времени, настоящий?
Я ли песня, оборванная на вдохе
с первой искоркой на востоке?
Здесь меня заметают северные ветра..
Я иду по тропе из чистого серебра, я сошел с основной тропы из желтого кирпича. Это был мой выбор, за него теперь отвечать.
Мой холодный хранитель, куда ты тогда смотрел,
когда сыпался дождь из стрел?
Сделал все, что смог,
и навеки закрыл глаза одинокий бог.
Дыхание леса медленно бережет,
янтарные ягоды лопаются в руке,
и сок их на пальцах так холоден и так жжет,
послания снов появляются на песке,
рисуются, словно вырезанные ножом:
«Мы шепчем, уводим, но мы никогда не лжем. Шагай, одинокий путник, устал - ползи, пока туман выбирается из низин, пока заполняет легкие мгла с болот, пока здесь в общем-то тихо, почти светло. Ты умер, но лес не открыл своих страшных тайн. Растай, одинокий мальчик, и улетай. Здесь нечего помнить, не за что воевать, здесь песни не петь и не подобрать слова. Здесь нечего ждать для проклятых - уходи."
Я жду, пока снег зашивает рану в груди мерцающей нитью и ледяной иглой. Зима, твое имя печатью у губ легло, холодным созвездием прямо на дно зрачков. Зима заботливо прячет меня
в альков. Я думаю, как теперь мне продолжить путь, когда
не пускают туда, где когда-нибудь я смог бы, наверное,
встретить свою судьбу. И вновь выбираю серебряную тропу.
***
Мелодия флейты льется в кругу костра,
браслет из совиных перьев слегка дрожит.
Я слышу, как о Доме поют ветра,
о Доме, до которого жить и жить,
о Доме, о Единственном я пою..
Смыкаются кольца времени под корой
в бесчисленности северных диких вьюг.
Кто кроме меня поймет тебя, мой Король,
застывшего в неведомом мне краю….