Рассказ. Санька

Елена Зубанова
               
- Санька, вставай! Хватит дрыхнуть! У меня вот что есть – направление! Знаешь куда? Ввек не догадаешься!
 Белокурый паренёк, сияющий от счастья, тряс спящего Саньку.
- И куда?- сонно спросил Санька, лениво потягиваясь под ватным одеялом.
- Нас распределили на Крайний Север, на Таймыр! Представляешь, какая романтика! Тундра, белые медведи - класс!
Размахивая бумажками, Димка кружился по комнате, вальсируя и напевая что-то. Санька же сразу представил реакцию матери на эту новость: может, будет рада, что не в армию заберут?
Шел 1947 год. Закончив Новосибирское ремесленное училище и получив профессию киномеханика, ребята должны были сделать выбор: либо армия, либо работа на Крайнем Севере - так сказать, поднятие культуры среди малочисленных народов. А раз война закончилась, о подвигах больше не мечталось, армейская жизнь стала неинтересной. Да и матерям не хотелось отпускать сыновей на военную службу. Слишком чувствительны были душевные раны после долгих военных лет.
На товарняке ребята добрались от Новосибирска до Красноярска. Сутки провели с родными, и вот долгожданное отплытие на пароходе "Мария Ульянова" до Туруханска. Почти десять суток плавания показались каторгой. Вши и голод дали о себе знать уже на третьи сутки пребывания на пароходе. Мать положила шерстяные носки и кальсоны, пришлось поменять их на картошку и сало. Хотя был только ещё август, а холод чувствительно пробирался под курсантскую шинель. Крепко прижимаясь друг к другу, ребята хоть как-то согревались, да еще спасал кипяток.
В Туруханске их ждал знаменитый моноплан Ли-2. У Саньки засосало под ложечкой:
 - Что с нами будет, куда дальше?
 Внутри смешались неподдельный интерес и страх. Всё, обратного пути нет. Только вперёд! И будь что будет!
- Летим! Ура! - от восторга Димка не мог уняться. На его рыжих ресницах блеснула слеза.
 "Может он прав?"- подумал Санька. Сразу вспомнились подвиги русских землепроходцев. И снилось ему, что он, Санька- простой парень, совершил открытие и все его хвалили, пожимали ему руки. Приснился отец. «Живой!» - обрадовался Санька.
 - Вставай, вставай, сынок! - кто-то тормошил Саньку за плечо.
 -Вставай, вставай, сынок! Приехали.
Усть – Авам - центр Ямало - Ненецкого Автономного округа. В отделе культуры ознакомились с прибывшей туда киноаппаратурой и с дальнейшими указаниями. Димку почему-то оставили там, а Саньку определили в районный центр - Волочанку.  Волочанка представляла собой большой посёлок из бараков, там же стояли чумы, два магазина и Красный чум, т.е. клуб. Народ жил разный - оседлые долганы, ненцы, энцы, нганасаны, много русских, приехавших осваивать и поднимать Крайний Север. Два барака были заселены ссыльными -  предателями Родины, полицаями. Отношение к ним было, конечно, особое. Саньку встретил небольшого роста мужичок, одетый в полушубок, который был явно не его размера.
- Ты, чё ли, кино казать будешь? Малой совсем, а все туда же, на север. И чё вам дома не сидится. Отвечай тут за вас, молокососов!- ворчал мужик.
Санька послушно шёл за ним. Стоял мороз, и что удивило: снег, повсюду снег. Казалось, что он лежал там вечно. Мужичок, как оказалось, был завхозом, и звали его все просто- Макарыч. Зашли в барак - сразу обдало теплом. В углу топилась печь-буржуйка. За грязным столом сидела женщина-долганка. На столе стояла бутылка спирта и стаканы. Макарыч предупредил:
- Сербиянку обходи за три версты. Понял, сопляк? А то она вон уже глаз на тебя скосила. Больная она. Много мужиков от нее пострадало. Завтра отправлю её на материк, лечат пусть. Жалко мне её, вот подкармливаю да слежу, чтоб не сбежала. Сейчас определимся с жильем, и одежонку выдам, а то ты совсем как-то легонько одет, так долго не протянешь.
 Макарыч открыл каптёрку, пошарил по полкам, достал старый овчинный полушубок и валенки.
 - Вот, надень, а бельё выдам позже: должны завезти. На вас тут не напасёшься! - ворчал Макарыч.- Вот тебе карточки на питание, на месяц, да смотри не проешь сразу, а то ноги протянешь. Пойдем, покажу, где столовка.
 В столовке полная курносая женщина лет пятидесяти с материнской заботой налила Саньке похлёбку, которая предательски быстро исчезла из тарелки. Два дня у него не было во рту ни крошки. Оглянувшись и убедившись, что никто не видит, повариха положила ему распаренного высушенного картофеля и налила в кружку немного спирта.
- Ешь, родимый! Откуда ты такой худенький? А когда кино показывать будешь? А сколько тебе лет?
 Повариха засыпала Саньку вопросами, не дожидаясь ответов:
- Ты, если что, всегда обращайся к Макарычу. Он хоть и ворчун, но добрый и жалостливый. К нам тут прислали молоденьких девчат - будут работать продавцами- и медичку. Я позже тебя познакомлю. Ты у нас будешь ценным парнишкой: тут ведь никаких развлечений, а теперь кино будешь нам крутить. Здорово как!
 Выпив глоток спирта, Санька почувствовал, как тепло растекается по всему телу. Захотелось спать и ни о чём больше не думать.
 Утром, проснувшись, Санька увидел стоящего над ним мужика в заношенной тельняшке.
- Ты, чё ли, киномеханик? Я Сергей Петрович Ким - здешний врач. Сосланный я, немец с Поволжья. Так сказать, враг народа. Жить вместе будем. А тебя сюда за что? Тоже немец? Послушав рассказ Саньки, он задумчиво сказал:
 - Дурак же ты! Суровая здешняя жизнь: голод, нехватка витаминов, цинга - всего хватает! Тут каждый сам за себя, если слабый - не выживешь. Я вот жену похоронил и сына двух лет. Я не живу, а существую, а ты говоришь о каких-то подвигах, открытиях. Понятно, что книжек начитался. А может, ты и прав в том, что нужно жить ради чего-то и ради кого-то.               
Сергей Петрович встал, закурил папиросу и вышел во двор. В Саньке боролись два чувства к этому человеку - жалость и презрение: ведь немец, сосланный, значит - предатель, зря не осудят. Одевшись и перекусив на быструю руку, он вышел на улицу. Стоял сильный мороз. Санька направился прямиком к Красному чуму.
И вот он - первый рабочий день! Народу  битком! Все шумят, усаживаются, мест всем не хватило - располагаются на полу. С нетерпением оглядываются на Саньку:
 - Ну, ты чё там, давай заводи свою шарманку!
 От волнения руки не слушались, плёнка никак не хотела заправляться. Ну вот, наконец-то! Потушили свет, и на белом экране появилась картинка. От восторга все закричали, и Санька почувствовал себя счастливым. Распирала гордость за то, что он принёс этим людям хоть маленькую, но радость. Фильм был о войне. В помещении стояла гробовая тишина, только шум кинопроектора нарушал её. Люди словно окаменели. Казалось, что они перенеслись в то недалекое время, когда грохотала война. Каждый переживал по- своему. Кто-то тихонько плакал. Включили свет, но все сидели в полной тишине. Санька поспешно  укладывал кинопленку в кассеты. Люди стали расходиться. Многие подходили к Саньке, хлопали по плечу, что-то восторженно говорили.
Когда Санька вышел на улицу, его поразило странное чувство тревоги и давление откуда - то извне. Ночное небо стало красным, как кровь. Казалось, что неведомая сила надвигается и давит, давит. Всё небо сверкало, и масса света распространялась кверху. Причудливых форм разноцветные огненные струи  на фоне кроваво-красного неба рисовали неописуемые картины, издавая потрескивающие звуки.               
- Северное сияние. Красивейшая картина этих мест! 
Рядом стоял Сергей Петрович. Он, словно заворожённый, смотрел на сверкающее небо.
 - Это незабываемо, навсегда запомнишь. Единственное здесь зрелище, которое радует. А ты молодец! Хорошо здесь будешь жить, - как будто даже с завистью сказал Сергей Петрович.
На следующее утро Саньку вызвал к себе заведующий местной культурой - пожилой мужчина с седой шевелюрой и будённовскими  усами.
 - Ну вот, молодой человек, поедешь в тундру, по стойбищам оленеводов. Будешь, так сказать, вносить свою лепту в их культуру. От тебя требуются терпение и настойчивость, чтобы посещаемость просмотра фильмов была среди них стопроцентная. За выполнение плана будем поощрять. Не знаю, как их уговаривать будешь, они ведь люди ещё дикие и эту твою диковинку не видали. Так что дерзай! В помощь бери тамошнего бригадира. Зовут его Егором. Завтра, ближе к обеду, обеду поедешь с Юко - охотником, на оленьей упряжке. Зайдешь к Макарычу, возьмешь все необходимое, он в курсе.
" Все необходимое "- это немного галет  и  фляжка со спиртом.
- Спирт- обязательно!- с материнской заботой сказал Макарыч. Замёрзнешь - сделаешь пару глотков, а остальное отдашь ненцам, у кого на постое будешь.               
Подходя к клубу, Санька увидел оленью упряжку с двумя нартами, на одну из которых бережно грузили аппаратуру и какие-то коробки. Охотник Юко был маленького роста, на нём была надета парка до пят. Из-за капюшона его лицо нельзя было разглядеть. Он шумно суетился, что-то выкрикивал на своем наречии, явно показывая своё недовольство. Жестом указал Саньке садиться на последние нарты. Упряжка быстро тронулась с места, и Юко на бегу заскочил на нарты.
Тундра поразила Саньку своей бескрайностью и однообразием. Не зря ее называют "землёй мертвых". Она была и прекрасна, и страшна своими мощными просторами. Снежный покров был неглубокий, и пестрели открытые ветрами плешины, на которых виднелся мох, лишайники и скудная трава. Кое-где росли ползучие полярные ивы и карликовые березы. Восемь месяцев зимы с сильными морозами и буйными ветрами делали этот край суровым и жестоким. Но и на этой промёрзшей земле, на первый взгляд казавшейся не пригодной для существования, живут люди, приспособившиеся к полярным зимам, они занимаются хозяйством, охотятся, рыбачат. Это земля их предков и их земля. От мороза, который уже пробрался до костей, Санька очнулся от своих мыслей. Стараясь натянуть на себя оленьи шкуры, он вспомнил про спирт, который дал ему Макарыч. Непослушными, скрюченными от мороза руками он достал из-за пазухи фляжку и выпил два глотка обжигающей жидкости. Вдруг упряжка резко остановилась, от неожиданности Санька повалился вперёд. Юко мелкими шажками подбежал к Саньке и вылепил:
 - Плохой ты человек. Оцень плохой! Ой-ё- ёй! Какой плохой! - махая руками и качая головой, он всё ворчал и ворчал.
 - Почему я плохой? В чём дело? – не понимал Санька.
 - Спирта пьешь, меня не угощать. Плохой, плохой ты!
 - Да на, возьми, мне не жалко, – Санька, всё ещё недоумевая, протянул Юко фляжку.               
 - Кружка давай. Наливать буду, а то замерзнесь, совсем плохой будесь.
 Юко плеснул в Санькину кружку немного спирта:
 - Пей, пей! - сам приложился к фляжке, сделал несколько глотков.
 - Хороший спирта, оцень хороший!- довольный Юко побежал, размахивая хореем.
 Упряжка опять тронулась в путь. Санька чувствовал, что его развезло, зато он согрелся и погрузился в крепкий сон. Он дома, мать печёт хлеб - теплый, ароматный с трескающейся корочкой. Рядом за столом сидит отец. « Живой! - подумал Санька, - а ведь получили похоронку - ещё в сорок втором году».
 -Я, что, опять сплю?- Санька почувствовал, что-то влажное и тёплое на щеке. С трудом распахнув обледенелые ресницы, он открыл глаза. Перед ним была белая пушистая морда с чёрным, как пуговица, носом.  Высунув розовый язык, морда лизнула Саньку в щёку. Шершавый и тёплый язык пробудил Саньку окончательно. Первая мысль, что это собака, но потом, когда сознание вернулось полностью, Санька решил, что видит перед собой полярного волка. Он пошевелился, и волк отпрыгнул. Санька не мог понять, как очутился посреди тундры ночью, да ещё и один. Вспомнилось, что уснул на нартах. Видно, выпал на кочке. Реальность всё больше становилась понятной. Волк пристально смотрел на Саньку.
 " Почему он не нападает? Или ждёт сородичей, чтобы быстрее всё закончить?" Санька попытался встать на ноги. Но ноги не слушались, затекли или примерзли - он не мог понять. И тут Саньку охватила паника.
 « Все, конец! За что мне это? У меня девчонки даже не было. Я не хочу замёрзнуть или быть загрызенным! Надо вставать! И, как учил Макарыч, не сходить с этого места, иначе никто меня не найдёт».
Резкий ветер безжалостно хлестал по лицу, будто тысячи мелких иголок впивались в кожу. Поднималась буря. Санька посмотрел в сторону волка. Его не было. Надо как-то согреться. Санька пошарил в карманах полушубка, достал несколько галет и с жадностью их съел. Он совсем уж было отчаялся, как вдруг услышал:
- Чу - чу!
 В снежных клубках ветра показался силуэт оленьей упряжки и Юко, бежавшего рядом. Он остановился и, вглядываясь в снежную кутерьму, увидел  Саньку.                - Живой! Живой!- кричал Юко.
 Санька смутно понимал, что ничего не помнит. Почуяв резкий запах спирта, открыл глаза. Старая ненка протирала Саньке лицо. Что-то бормотала и, увидев, что он очнулся, улыбнулась беззубым ртом, тыкая грязной тряпкой прямо в нос. Первым делом Санька попробовал пошевелить ногами. Шевелятся! Не сгрыз волк, пожалел или сытый был…
И Саньку охватил прилив радости. Только теперь он понял, как ему повезло. Старуха отползла и, свернувшись калачиком, заснула.
В центре чума горел костер. Весь пол был застелен шкурами. Возле костра спали на лежаках мужчина и женщина. На подвешенном крюке висела берестяная люлька с младенцем. В чуме было жарко и дымно, всё насквозь пропахло салом и рыбьим жиром. Тут же спали разомлевшие от тепла собаки. Слышно было, как расходилась вьюга. Ветер рвал и метал; казалось, что он сметёт на своем пути всё. Саньку мучила жажда. Превозмогая боль в ногах, он поднялся. Стараясь идти бесшумно, нашел в утваре воду. В люльке заплакал ребёнок. Малышу было месяца три отроду. Он смотрел своими узкими глазёнками на Саньку, взмахивал ручонками и кричал всё сильнее. Санька попытался разбудить молодую женщину, завернувшуюся в грязное тряпьё, но она даже не шелохнулась: от неё пахло спиртом. Мужчина, по-видимому, её муж, тоже был пьян. Ребёнок истошно кричал. Санька откинул мягкую шкуру, взял ребёнка на руки. Люлька была устелена белым мхом, а поверх него  наполовину засыпана трухой перегнившего дерева, которая служила подстилкой и присыпкой для малыша. На руках ребёнок успокоился, перестал плакать и заснул. Санька осторожно положил его в люльку. Утро встретило Саньку вкусным запахом варёного мяса. Молодая ненка склонилась над котлом, помешивая похлебку. Старуха возилась с ребёнком. С трудом поднявшись, Санька вышел на улицу. Яркий снег слепил глаза. От вьюги, бушевавшей ночью, не осталось и следа. Стойбище состояло из шести чумов, на одном из которых развевался красный флаг.
« Наверно, это Красный чум», - подумал Санька. Направляясь к нему, он увидел большой загон, в котором находилось большое стадо оленей. Мужчины в парках торопливо бегали, что-то кричали между собой. Увидев Саньку, они поспешили к нему. Санька узнал Юко. Он подошёл к нему с широкой улыбкой, похлопал Саньку по спине:
- Совсем замёрз, привязывать буду, жиром мазать надо, совсем плохой был. Собака нашла,- он показал рукой на лежавших в стороне собак, среди которых Санька увидел чисто белого пса.
-Так вот кто мой спаситель! А я думал, что это волк!- с нескрываемым удивлением воскликнул Санька.
- Волка бы тебя не отпустил. Совсем мёртвый был бы. Волка одна не ходит. Плохой зверь. В чум пойдём, кушать тебе надо.
 Подталкивая Саньку, Юко повёл его к чуму. На низком столике уже стояла миска с горячим бульоном и олениной. Юко усадил Саньку, показывая, как удобнее подвернуть ноги, протянул деревянную ложку. Мужчины развалились по кругу на шкурах, закурили трубки с табаком. Все пристально смотрели на Саньку, который с жадностью ел всё, что ему подавали.
В чум зашел мужчина, внимательно посмотрел на Саньку и покачал головой.
- Меня Егором зовут, бригадир я. Как чувствуешь себя? - он говорил без акцента чистым, звучным голосом.- А с тобой особый разговор будет, - сказал он, повернувшись к Юко.- Сейчас пойдём, покажешь свою аппаратуру, а вы все чтоб собрались в Красном чуме.
  Со строгим видом бригадир посмотрел на всех присутствующих.
 Благодаря Егору, Саньке удалось собрать всех, кто жил в стойбище, на просмотр фильма. Кинопроектор удалось запустить только на третий раз. Как только Санька его неудачно запускал, вся толпа с криками, матами срывалась с места и направлялась к выходу, но там, как скала, стоял Егор. Он рявкал на людей, толкал  и возвращал на место. Но даже и такие  «уговоры» не помогали. Тогда Егор нашёл средство, чтобы утихомирить ненцев. Он принес бутыль со спиртом и выругался:
- Так вот! Кто останется, всем налью.
 И, как по волшебству, все затихли, лишь плотнее прижались друг к дружке…
Так началась Санькина новая жизнь. И не знал он ещё тогда, что полюбит этот суровый край, этих людей с их бытом, обычаями, что будут ждать они его приезда с нетерпением, что будут поить его, кормить и каждый будет стремиться приютить его в своем чуме, послушать рассказы и рассказать свои истории из нелёгкой жизни. Не знал еще тогда Санька, что друг его Димка погибнет два года спустя, что его тело, затёртое весенними льдами, так и не будет найдено. Не знал он и того, что проживёт на севере почти всю свою жизнь, что Таймыр станет для него вторым родным домом.