Подборка стихов для сб. ЛИТО КГМУ "Белая ворона"
Эдуард Учаров
Филипп Пираев
Лидия Григорьева (Лондон)
Марк Зарецкий
Борис Вайнер
Сергей Малышев
Борис Панкин (Москва)
Алёна Каримова
Тимур Алдошин
Леонид Хотинок
Альбина Абсалямова
Анна Русс
Наталья Иванова
Аида Вайнер
Олеся Балтусова
Алексей Комлев
Марина Зарецкая (Кёльн)
Эдуард УЧАРОВ
Казань. Универсиада. 2013
Кровить ещё июльскому деньку
до полной анемии дю Солея,
и неба серебристую деньгу
ссыпать на переходе у аллеи.
А мне теперь выдёргивать билет
на зрелище совсем иного толка, –
смотреть, как распоясался атлет,
в одну ладошку хлопать да и только.
Брести, где колченогая игра
восстала с разлинованного пола:
на Спартаковской холл к себе прибрал
зеркальные осколки баскетбола.
А на Манеже, в ветре дребезжа,
развеян том судейских протоколов.
Мне от рапиры бешеной бежать,
но сорок пять поймать в живот уколов.
И напоследок праздновать улов,
увидев, как на потном пьедестале
покатятся к подножию голов
налившиеся золотом медали.
Аракчино. Храм всех религий
Ильдару Ханову
Это были волхвы, это был не один человек.
Это зодчих работа, пришедших из разных пределов:
Микеланджело дух – гениальных строений ловец,
Это были Устад и Танге – провозвестники дела.
Ширази и Земцов обсуждали мечеть и собор,
И у волжского брега задумывал Эйфель высоты.
Ассирийская мощь эти руки вела за собой,
Католический ум придавал изощрённости Дзотто.
Это высился храм, от которого было светло,
И от блеска церквей выцветало горячее небо.
Одарялись от солнца теплом изразцы и стекло,
Преломляя лучи на руках врачевателя Феба.
Даже Будда сиял, весь строительной плёнкой обвит,
Потому что добро оглашало здесь мантру по кругу –
Человек с человеком навеки пребудут в любви,
Если солнечно мирятся купол и купол друг с другом.
5-я горбольница
Дмитрию Николаевичу, лечащему врачу
Ангел свесится – и вдруг начнёшь креститься,
да шарахнешься с насиженного рая
в неврологию, где пухлая сестрица
за кроссвордом и печеньем умирает.
То ли топот по линолеуму слышен,
что как инсульт, пробивает черепушку,
то ли в междупозвонковой давней грыже
заходили с визгом диски у старушки?
Этим утром бродит солнце по палатам
и на лазер просыпающихся удит.
Расщепляет массажист тебя на атом,
а потом капелью капельница будит.
Оборону держит строго старый замок,
и моргают занавесками бойницы…
Внеурочный посетитель полустанок
разгоняет поездами боль больницы.
В понедельник
Г.Б.
Птичий контур, чертёж без деталей -
в небо шаг от беды...от бедра...
от осенне-(ос)иновых талий
пункт за пунктом пунктиром, едва,
прочертив облака, предначертав
оставаться на окнах ночей,
и пером по бумаге зачем-то
лунной горлицей стынуть ничьей,
занемочь, где в сиреневой тряске
клювы клином вбиваются в юг,
и синицы, сипя на татарском,
минаретные гнёздышки вьют,
задышать глубоко в понедельник,
отыскав голубиную клеть,
и застуженный крестик нательный
на груди у меня отогреть.
Филипп ПИРАЕВ
Лядской сад
Эта сказка средь людской канители
вся на быль поделена без остатка -
здесь так весело под сосен гуденье
с привиденьями играется в прятки.
Вон одно из них дрожит за кустами,
под цилиндром пряча ум богатырский.
Церемонии, пожалуй, оставим:
я узнал тебя, тук-тук, Баратынский!
Глянь, подруга, в грот берёзовых буклей
скрылись двое - от прохожих подальше.
Тот, с мольбертом на плече, не Бурлюк ли,
а другой, со скрипкой, верно, Сайдашев?
Кто крадётся там пружинистым шагом
в такт сиреневым волнам саксофонов? -
не иначе, наш роскошный стиляга:
выходи давай, ты водишь, Аксёнов.
Мы пройдём меж пар прозрачных влюблённых,
мимо клумбы, сны читающей на ночь,
и у памятника спрячемся, в клёнах,
не подсказывай, Гаврила Романыч!
Что бесследно исчезает всё - враки.
Видишь, свет уже зажёгся в окошках,
и как будто чьи-то руки из мрака,
извиваясь, к нам ползут по дорожкам.
Не пугайся их, родная, не надо -
это душ и лет ушедших сплетенье;
это просто память старого сада
превращает нас в такие же тени.
Озеро Кабан
Согласно легенде, накануне взятия города войсками Ивана Грозного
последний казанский хан Едигер спрятал на дне озера Кабан свою казну.
Мы будем не раз вспоминать
нам встречу пославшее лето
и то, как бросали монеты
туристы в озёрную гладь.
Нас будет привычно тянуть
на радужный берег Кабана -
туда, где аккордом фонтанным
надежды врываются в грудь,
где, синью обветрив лицо,
любуется город на волны
и солнце мячом баскетбольным
упруго звенит над Кольцом.*
Мы будем пытаться не раз
за счастье, испитое нами,
воздать мирозданью стихами,
вплывая на вёслах в тот час,
когда, вдохновеньем объят,
смычками багрового света
на гулкой струне минарета
играет зеркальный закат.
Нам слышаться будет тогда
сквозь веющий звёздами вечер,
как шепчет на древнем наречье
зелёную тайну вода.
И, вспомнив былинный сюжет,
мы снова поверим, как дети,
что в старой наивной примете
ни капельки вымысла нет,
а значит, о том и кричат
хранящие озеро птицы,
что хан Едигер возвратится,
раз кинул в него целый клад.
* "Кольцо" - прилегающий к озеру Кабан центральный район Казани
Чёрное озеро
Чёрное озеро, грустное озеро,
блажь мегаполиса, жертва бульдозера,
снова вдвоём я и ты.
Озеро, эхами прошлого чёрное,
будто бы в честь воронков наречённое,
омут кремлёвской звезды.
Чёрное озеро, доброе озеро,
помнишь, как, зрея стихами и прозою,
и не жалея тепла,
в смехе, тоске и слезах неподдельная,
властная судьбы смыкать параллельные,
молодость наша цвела?
Чёрное озеро, мудрое озеро,
вышли давно звонкой юности козыри -
сила, задор, красота...
Только - несломленная заговорщица -
вера в бессмертие дружбы и творчества
так же щемяще чиста.
Здравствуй же, милое Чёрное озеро!
Пусть опыляются светом берёзовым
утра твоих берегов,
пусть и в снега, и под солнцами жаркими,
выгнувшись к вечности белою аркою,
шепчется с миром любовь.
Лидия ГРИГОРЬЕВА
(Лондон)
Без покровА, без крова,
бродят меж горных сёл
розовая корова
и голубой осёл.
Буря ли рвет и мечет,
валом ли снег валит,
птица ли прощебечет,
голубь ли прогулит,
выйдут ли из схорона,
выслав вперед гонца,
белая ли ворона,
черная ли овца –
все не стоят на месте,
всякий любому рад,
все соберутся вместе
у Вифлеемских врат.
Эти незлые звери
в пагубе и гоньбе,
братья мои по вере,
разуму и судьбе.
Марк ЗАРЕЦКИЙ
Не раскроет этой тайны
Всякий смертный, где уж там,
Дар напрасный, дар случайный
Бесконечно дорог нам.
Ах, какой счастливый случай,
Через полтораста лет
Мчатся тучи, вьются тучи,
Ямщика в помине нет.
Лунный лик глядит шаманно,
Безразлично, без огня
Сквозь волнистые туманы
На Армстронга и меня.
Жизнь - забавная игрушка
В лапах у добра и зла.
Выпьем с горя: где же кружка?
Неудобно из горла.
Жизнь достойна удивленья
Беспредельного, пока
Помню чудное мгновенье,
Пережившее века.
Борис ВАЙНЕР
Опыт послания потомкам
На этот свет надежды мало.
А с тем – попробуй разберись.
Одно тебе, дружок, осталось:
Старайся, двигайся, тянись –
Не околачиваясь в нетях,
Не оставляя на потом...
Кто был ничем на этом свете,
Не станет Чем-то и на том.
Летучее
…И как бы ни был ты летуч,
О дактиль мой, о птеродактиль,
Небесных ты достигнешь туч,
Но никогда – иных галактик.
Увы, и ты падёшь в борьбе,
О верный мой птероанапест,
И не заплачут о тебе,
И не споют тебе акафист.
На убывающей луне,
Полуночной подобно птахе,
Опустишь крылья в тишине
И ты, мой птероамфибрахий.
И взором скучным глянет свет
И за окошком Инезилья,
В единый миг сведя на нет,
О птероямб, твои усилья.
А ты, дружок птерохорей,
Гоняй себе напропалую
Синичкой в комнате моей,
Судьбы высокой не взыскуя, –
Что можешь ты в краю родном,
Не говоря уже о дальнем?
Им дела нет, каким огнём
В ночи горит изба-мечтальня.
***
Неле
Нет у ангела пола,
А ещё – потолка.
Только крылья и голос,
Слышный издалека.
Ангел крыльями машет,
За собой нас зовёт;
Вот и птенчик отважный,
Что решился на взлёт,
А узнал и паденье –
Потому что всегда
Двуедино движенье,
Двуполярна звезда,
И неявно решенье,
И туманна тропа
Между сенью и тенью,
Между пан и пропал,
Между ликом и лихом,
В непролазной тщете,
Где ни в озере тихом,
Ни в звенящем дожде
Ни живою, ни мёртвой
Не бывает вода,
Где ни бога, ни чёрта,
А верней – ни черта.
Сергей МАЛЫШЕВ
Вийон
Стихи - как ветер в поле -
не значат ничего.
Преодоленье боли,
не более того.
За всех прожить однажды,
изведать что почём.
И, наконец, однажды,
Погибнуть над ручьём.
Борис ПАНКИН (Москва)
Холодно, как в аду.
Д.Мурзин
Живи в ожидании мая, апреля, мая,
зима тебя измотает, сомнет, сломает,
вывернет наизнанку, загонит в кому,
заставит взглянуть на многое по-другому,
вынудит осознать непреложность стужи,
выудит из подкорки животный ужас,
страх перспективы не дотянуть, не выжить -
поскольку ты измочален, истошен, выжат,
чуждою волей исторгнут в пространство лимба,
в котором тебе остается - издохнуть, либо
ждать избавленья, в точку себя сжимая -
тянуть до начала марта, апреля, мая.
Алёна КАРИМОВА
Столько времени – ни о чём,
пропоёт ли вдали петух
или дверь к нам толкнёт плечом
чей-то мрачный заблудший дух.
Ариадны застыла нить,
электронные врут часы,
людям не о чем говорить –
то-то воют ночами псы.
Я бессмысленна, как сова,
коротая полярный день.
И какие ни взять слова –
будет вилами на воде.
Ты не склонишь ко мне лица,
но в запястье глухая кровь,
как птенец в скорлупу яйца,
всё отстукивает любовь.
Тимур АЛДОШИН
Неле Ахуновой
В небе звери крупного калибра,
Тяжкий вой грифонов и гранат.
Золотая хрупкая колибри,
Ты откуда в наш явилась ад?
Из какого блещущего рая
Ёлочной весёлой мишуры
Прилетела, радостью играя,
С милосердной миссией сестры?
Гибнущих без выхода и света,
Глупых, не умеющих любить,
Веточкой сиреневого лета
Ты пришла спасти и сохранить.
Так сияй звездой поверх сражений,
Недоступна алчности огня,
Тихим светом радужных скольжений
Нас среди безумия храня.
Леонид ХОТИНОК
о люди летящие! счастье
однажды под вами пройдёт
как город огнями сквозящий
проходит ночной самолет
последним лучом провожая
можая далекость блеснет
и вечность пустая чужая
приимет ваш детский полет
а завтра по мокрым бульварам
продолжит листва опадать
и детям заведомо старым
покоя нести благодать.
***
Смотреть в окно на маленькую даль
двора пересекаемую птицей
перевести глаза на табурет
и своему колену изумиться
так это – то? шесть тысяч лет назад
я был разбужен этим удивленьем
и лунным обитателем зигот
перемещал проснувшееся время
так это я? и там у гаражей
всё тень моя идет когда желаю
рассеяться последнею пургой
среди домов и ветреного лая
она идет и смотрит на окно
и видит тень в желтеющем обводе
и видит шкаф и люстру и цветы
но никого под люстрой не находит.
***
Твоя куртка глумлива, как на поминках здрасте,
ты проходишь опять с инвертированным дебилом,
твоя мысль об отъезде выдает принадлежность к касте
безусловных трупов, движимых только взрывом,
но если я способен что-то сказать о счастье,
оно той же масти, с горьким смуглым отливом.
Я ж так долго смотрю на последствия ига, что сам уж
на две трети татаро-монгол и на треть пепелище,
по которому смелый вояж под названием замуж
приведет тебя вряд ли в Израиль, но сделает пищей
литературоведа, он лучше червя – не размажешь
сапогом, но в итоге такая же скукотища.
Вот я и не мечусь по подушке, квартире, России,
по подушке, квартире, России, по неприличной
лексике, диалектам неврастении,
посему никого не зарезал пока что, отлично,
но примета верна, пока собственно нож не спросили,
потому-то печаль моя в общем светла, гуманистична.
Нет, не знаю, печаль ли, моя ли, но пуще
в этом пьющем, орущем, дерущем давно не бывает,
видно, эта весна, как пять тысяч семьсот шестьдесят предыдущих,
слишком пышно родившись, чересчур наповал убивает.
Мысль редчает. Учащается свадьба и грузчик.
Дует ветер, по улицам мусор летает.
Круглосуточный май расползается по новостройкам,
без конца просыпаясь, как функция без аргумента,
но уже не дивясь, обнаружив в помойке, какой там
отмутировал смысл медитации в вечность момента.
Словоблудие тем и красно, что настойка на стойком
его духе – единственный яд монументам.
Понимаешь ли, женщина, факт единичен, но ныне
этим жить невозможно, отсюдова бред ихних знаний.
В поколенье бывает любовь номер раз, остальные –
пресловутый базар метража и позорных терзаний
неспособностью быть, то есть не попадать в обходные
именные листы безразлично каких мирозданий.
***
Цивилизация брёвен, севших углов, отсыревших
старых газет, полумрака сбывшегося, прохлады
треснувших стёкол, моркови на подоконниках, пеших
мыслей о скорости брака, Челленджера, Эллады.
Ты не увидишь бессмертья, глядя отсюда. Отсюда
только сны, удаляясь, удаляются. Прочим
нравится так. Часу в третьем мощное солнце Талмуда
парализует завязь новостей и пророчеств.
Лето. Гниют туалеты. Дети играют во что-то
странное. Жаркий репейник трётся о комель скамейки.
Рыжие полосы света в глубине поворота
к набережной. Мох ступенек. Клевер узкоколейки.
Тополь. Берёза. Больница. Перебирая шерстинки
спящему псу, по тропинке бродит подобье ветра
между подобьем Стикса и русской народной картинки:
три старухи блондинки ждут Салтана. Но ретро -
чистая речь, бессловесность, воспоминанье метели
о заметённом квартале, громыхавшем подводой
летом пустынным, как честность очертаний, на деле
чья телесность едва ли проникалась природой.
Альбина АБСАЛЯМОВА
Ангел! Не тревожься ни о чём –
Будет сказка со счастливым концом.
Будет домик с деревянным крыльцом,
И покажется тот домик дворцом.
Не кручинься, не кручинься ни о ком –
Будет блюдце с голубым ободком,
И на блюдце будет чай с молоком,
И за печкою – сверчиха со сверчком.
***
В темной квартире зябкое утро
Вовсе не кажется утром спросонок –
Ночь, да и только. И сон беспробудный-
Серая Шейка, Гадкий Утенок.
Серая шейка, лиловые лапки,
Белый утёнок, зелёные ели.
Маленький ангел – без куртки и шапки,
Старый знакомец с пасхальной недели.
Серая Шейка, Гадкий утенок,
Ветер промозглый над озером вьется.
Маленький ангел – невинный ребенок –
Шепчет тихонько, что все обойдется.
***
Не маленький ангел, а маленький Будда,
Вот он-то пришелся бы кстати.
Ах, маленький Будда, китайское блюдо
Купи мне на Новом Арбате.
Китайское блюдо, чудную посуду -
Висеть в изголовье кровати.
Я стану послушной, я плакать не буду,
Мой Будда на Новом Арбате.
Я буду спокойной, я стану как чудо
Тебя ожидать на закате.
Китайское блюдо, мой солнечный Будда,
Мой ангел на Новом Арбате.
Прощёное воскресенье
Просить прощения – значит подняться с дивана,
Окунуть свои ноги в пушистые тапочки,
Посмотреть на часы – а вдруг ещё рано,
И ты спишь, и во сне тебе снятся бабочки.
(Впрочем, как же ты спишь, если время не лечит,
Если груз непрощенья подсел к твоему изголовью,
И моею холодной рукой твои трогает плечи,
Что-то шепчет, и «кровью» рифмует с «любовью»)
Значит, так. Ты не спишь. Ты всё утро сидишь за роялем.
Впрочем, нет никакого рояля, а есть пианино. «Сюита».
И бемолям, диезам, мажорам, пюпитрам, педалям
Неспокойно. И мне неспокойно. Седой композитор
Написал перед смертью симфонию номер не помню какой,
Не оставив ремарок, «см» и «PS», ничего не оставив.
Подойти к телефону, пять цифр одна за другой,
На шестой не решиться, и трубку на место поставить.
А на улице Пушкина что-то горит, и сливаются запахи-краски
Снега, дыма, и солнца, и кислых оладьев.
Воскресение прячется за скоморошечьей маской,
Призывая прощать, и любить нелюбимых собратьев.
Анна РУСС
Она зачеркнулась покончила с собою восьмого марта
Накануне ночью ей выпала чёрная карта
В её положении ей время от времени делалось дурновато
Её обидели бросили положим, она сама была виновата
У Русалочки был свой голос, но за нею тянулся хвост
Принадлежности к бессмертному роду, чья численность выше звезд
Дюймовочка перебывала в невестах у жабы, жука и крота –
Дальше были всякие фэйри и прочая мелкота
Жаба говорила невесте – ну болото и пусть болото
Принимай меня такого как есть, водохлеба и живоглота
Сколько бы не было минусов у скрещивания с нами,
Есть один очевидный плюс – ты нравишься моей маме
Жук говорил невесте – уродство куда соблазнительней красоты
Я устал от божьих коровок, я всю жизнь искал такую, как ты!
Но посколько у нас тут не богадельня для обиженных природой калек,
Постарайся все же произвести впечатленье на моих друзей и коллег
Крот говорил невесте – приданого нет ну ладно
Не грусти красотка, все будет карамельно и шоколадно
Я хороший и добрый, я беру тебя голу-босу
Только ты зови меня боссом, как ты думаешь, нет, в глаза мне смотри,
как ты думаешь, можно перечить боссу?
Ликовал счастливый Отец – ты правда любишь меня, Гонерилья?
Сторговали ноги русалочке, дюймовочке – крылья
Дюймовочка имя хорошее ничуть не хуже, чем Майя
Русалочка стала облачком так и осталась немая
Утром ложится снег, не поверишь, что к ночи растает
Утром ссадишь кожу, кровит, а за день все зарастает
Она восстановилась воскресла во второй половине мая
Ничего не помня и не понимая
Наталья ИВАНОВА
Отпустите меня.
Мне сегодня приснилась беда.
Мне приснилось такое, что было за счастье проснуться
И заплакать, подушку обняв, чтобы в сон не вернуться:
Чтобы не было так никогда, никогда, никогда...
Отпустите меня. У меня скорый поезд гудит.
У меня отплывает паром, закрываются двери.
И так мелки становятся разом другие потери:
Подгоняемый ветром, билет по дороге летит.
Отпустите меня. Ради мысли о долгом пути
Не пакуйте вещей. Вы не знаете, что это значит.
Лифт несет по кривой, дребезжит и зигзагами скачет...
Отпустите меня. Отпустите меня. Отпусти...
***
Я нашла тебя так случайно,
Что поверила еле-еле.
Я больна тобой так отчаянно,
Что почти не встаю с постели.
А над городом ветер северный
Колесит с залихватским свистом,
И на улицах тени серые
Бьют хвостами, пуская искры.
Над рекою в бетонном желобе
Завивается пар белесый,
И ладони свои тяжелые
Опускают на лоб морозы.
Жду домой тебя – рано, поздно ли –
Сердце кутая рыжим мехом.
Осыпается небо звёздами.
Не дойти ко мне, не доехать.
***
По дороге бежали следы. А по снегу плелась за следами тень.
Было ясно и холодно. Где-то, готовясь восстать, умерла весна.
И подумалось: что если правда? Что если сегодня - последний день,
А за ним ничего. Ни тебя, ни меня, ни теней, ни следов. Финал.
Если страхи чужие верны - так отчаянно хочется быть с тобой:
Рассказать свою сказку с начала, поверить, что всё еще может быть...
Ясно. Холодно. Звёздно. И ломит виски. Я иду домой.
Ставить чайник, будильник, приемник - и, если получится, то не выть.
Аида ВАЙНЕР
Краткое содержание
Потратишь много лет на осознанье
Того, что ты одна из миллиардов.
Но, осознав, тоскливо обнаружишь:
Лишь осознаньем ты и занималась.
Твои соседи по планете, верно,
Не тратят время на такую чушь.
Икс-переменной жизнь к нулю стремится.
"Ты смертница,- Хайям тебе откроет,-
Спеши, до исполненья приговора
Всего полсотни лет." Ты позабудешь
О философии. С наигранным азартом
Воспоминанья станешь собирать. Внезапно
Возьмёшь академический бессрочно,
Людского удивленья не смущаясь,
Запрёшься в доме, распахнёшь окошко,
Вздохнёшь всей грудью, засмеёшься небу,
Как самолёт на старте, чай поставишь,
С желанным Гамсуном или Камю
В обнимку на постели ты свернёшься
И, с наслажденьем стену изучая,
Древнейшее искусство думать вспомнишь.
А если и не вспомнишь - нос не вешай.
Ведь для того ты и играла в страсти,
Воспоминанья чтобы смаковать,
Сначала про себя, а после - вслух.
И так до исполненья приговора.
Олеся БАЛТУСОВА
Этот город не пересечь,
Не задев чужого зонта.
И большая-большая тень
Закрывает глаза собой.
Тротуарный какой-то бред.
По поребрикам. Без зонта.
Босиком. Так родней дождю.
Так полнее дождём дышать.
Этот город погряз в пыли.
Он для родины слишком мал.
И любовь переходит в дождь.
В облака, до луны, до звёзд...
...Но большая, большая тень...
Ломит плечи она собой.
Не задев чужого зонта,
Этот город не пересечь.
Алексей КОМЛЕВ (Москва)
Расхлябанность, тревога и тоска.
Детерминанты жизни суетливой,
Бессмысленной, как исповедь сверчка
На фоне марсианского прилива.
Алиса шла не зная языка
По полю дураков в стране чудливой,
И лисий хвост, как признак чужака,
У ней меж ног болтался шаловливо.
Папаша Кэролл пил исподтишка,
И гендерных различий не взыскуя,
Оставил Буратину без сучка,
А говоря точней – без… я рискую
Быть понятым, причем наверняка,
Но по обыкновению не лгу я,
Хоть участь правдолюбца так горька,
Как вкус слюны иного поцелуя.
Об этом поподробней, господа.
Вуайеризм, конечно, нас не красит,
Но всё ж он лучше ложного стыда
Овсом снабжает вялого Пегаса.
Пьеро цветка невинности не дав,
Мальвина видит сны про Карабаса
С кнутом (и Артемона иногда)
Под чувственное соло контрабаса.
Чарльз Доджсон ждет, когда пройдут года
И где-нибудь в шестом, седьмом ли классе
Корсет Алисы вздуется, о да!
Предмет математический опасен,
И логики – для юных мисс беда.
Мальвина исключение: в ней ясен
Особый дар съесть рыбку без труда,
Ценимый, между прочим, на Парнасе.
За зеркалом, где б ни было оно,
Всегда достанет тарабарской мути.
А человек всё ж ближнему бревно.
Наивными тортиллами не будьте:
Слюна и слёзы, в общем-то, одно
По самой, так сказать, глубинной сути.
Лобзать, рыдать – тщета и Н2О.
И незачем стоять на перепутье.
Сочится мозговая железа
Ума и чувств секретом водянистым.
Болтливостью подкисленный бальзам,
Плод фрикций речевого онаниста,
Он так же бесполезен, как нарзан
Уремику – хоть влей в него канистру,
Распухший труп в желтушные глаза
Даст заглянуть растяпе-интернисту.
Бред дурака средь поля. Чудеса
Стоят вокруг и смотрят на больного,
А тот свои в них вперил очеса,
Но исцелившись, тут же сбрендил снова.
А для чего он это записал,
Спросите у кого-нибудь другого.
Немотствуют слепые небеса.
И Кэролл пьёт с Коллоди за Толстого.
Марина ЗАРЕЦКАЯ (Кёльн)
Как старый плед,
Уютный дворик
Берёт в объятия меня.
Сверчок мелодию выводит
На скрипке прожитого дня.