на следующий день Она возвращалась. Снова трасса. Светло. Условно светло. Небо затянуто облаками. Снизу под колесами грязь. От грязи начинается нервная дрожь, ибо смыть хоть чем-то этот слой темно-коричневой жижи с синими оттенками жидкости для окон, замерзающих на боковых стеклах, не представляется возможным. Она ехала и молила только об одном, чтобы жидкость в бачке не заканчивалась, ибо остановиться на обочине невозможно. Обочина зимой - странное болотистое пространство, поливаемое сверху и сбоку грязью.... Она была готова на ближайшей заправке заехать на мойку и помыть на последние деньги машину.
Пусть этого хватит на 15 минут, но хоть какой-то передых с чистыми окнами! Сил не было и в начале пути, а уж спустя 20 часов и подавно. слезы наворачивались на глаза. Нельзя. подумала она. Надо улыбаться. Надо улыбаться. Все хорошо. мне всегда говорили, что я сильная, что справлюсь.
По стеклу устало ерзали дворники, которые тоже уже дрожали от грязи. Под дворниками на стекле образовалась кора этого черно-коричневого месива. Как в танке, подумала она. Сбоку уже давно ничего не видно.
Она плелась за какими-то машинами. Странно, подумалось ей. А ведь раньше я никогда так медленно не ездила. А ведь раньше я бы уже всех обогнала. Всё. Устала. Устала и всё.
На некоторое время она отстала от впереди идущей газели. Дорога взбиралась на мост. И сквозь ароматы омывательной гадости, проявился свет. просто свет неба. Внимание проснулось. Впереди мост уходил в небо! Ура! я на самолете! Я могу сейчас взлететь! Крылья!
Сумасшедшая больная женщина! Когда ты уже угомонишься! Ты кашляешь и горло болит! Какие крылья!
Стоп. Не плакать. Ну а чего не плакать. Где Он? Тот, который остановит мои слезы? А еще лучше попытки этих слез появиться на свет?
хм... нет... Он бы сейчас был рядом и не позволил бы мне вообще садиться за руль и пускаться в такое стремное путешествие. Ему нужна была бы я живая, подумала она и зависла на небосводе, поливаемым облаком черной грязи. Он бы меня остановил? а как? Меня? Такой человек еще не родился. Мне надо было поехать сюда больше жизни. Он бы знал, что при всей странности восприятия жизни, иногда у нее бывали периоды, когда она Знала. Именно Знала жизнь. и надо было делать так, как она говорила.
Тогда Он бы поехал со мной. Ругался бы, конечно. Ворчал бы. Зато я, чувствуя свою вину что ли, что такого достойного человека гоню на ночь глядя в темноты просторной России... я бы с ним тихонько ворковала и рассказывала всякую фигню, из которой лезут умные мысли. Он давно бы уже научился в этом купаться. Потихоньку. И молчать так, чтобы быть молча рядом. Вот просто так. Она любила такое совместное молчание. Для нее это был верный признак, что Он - её. И конечно, он бы не позволил мне ездить на этой машине, ибо... Мы бы молча ехали и я тихонько держала его за руку, мешая управлять. А он бы терпел, фырчал, но внутренне радовался.
Навигатор показал, что до поворота осталось полтора километра. Она прижалась к газели сзади, чтобы обгоняющим джипам было удобнее. Стало холодно, потому что подогреватель попы пришлось отключить, чтобы зарядить телефон. Успеть бы засветло вернуться на работу.
На работу. музыка не работала, магнитофон знал, когда ей нужно было подумать и не включался.
Ладно, подумала Она. Пришло время понять, что произошло за вчера-сегодня. Она видела прикосновение смерти. Она видела мужество в руках, дрожащих от боли.
И улыбку одиночества, которую прочитать могла только Она, ибо улыбалась так же.