Дремота время выгнула дугой,
Смешала от начала и доныне
Собачьи головы опричнины с пургой,
Псалмы ветров с capriccio Паганини.
Тосклив аккорд зефира со струной,
Лишь подвывает век ему в октаву –
Век Мандельштама. Мыши за стеной
Скребутся во владениях, по праву
Наследуя фанеру и труху
С запасами притыренных объедков.
Я слушаю раскольницу пургу,
Я слышу голоса далёких предков:
...Блажную ругань пьяного стрельца –
Когда бы он и трезвый не ругался!
...Морозный окрик; тройка у крыльца;
Бранится барин, видно, проигрался –
Все мучает курчавый бакенбард.
А сам – смугляв: толкуют, что в опале.
...Гадалка... Дама пик... Кавалергард...
"Иосиф Бродский умер.", – "Да, слыхали." –
Качаются и стынут провода;
Приемник в замыканиях коротких
Едва шуршит, как и моя еда –
Яичница на сальной сковородке.
Дремота, словно вата, глушит звук.
А телевизор – лишняя морока.
"Вина, вина! И дальше – в Петербург!"
И так знакома зимняя дорога!
Грузовики в обгон сигналят строго.
И снег забил ненужную поветь.
И век грядущий – вот он: у порога
Скулит и плачет – некому жалеть.
06-08. 02. 1996