Любка – так зовут её в селе, потому что она простая. Ещё потому что вульгарная и с виду примитивная. Иногда кажется, что у неё напрочь отсутствует совесть, но это не так.
Она со своей семьёй переехала в наше село давно уже, лет тридцать назад. Теперь ей уже пятьдесят, но имя это, как кличка, осталось неизменным. Вообще-то вначале называли её Любовь Александровна и работала она в школе физруком. Была она тогда весёлой, молодой, стройной и красивой, с пышной причёской. Только гармонию нарушали её длинноватые хваткие руки. А может, мне это лишь казалось, потому что она была нескромной. Она могла материться и крыла матом даже троих своих дочек-дошкольниц. Но не всегда это звучало злобно и многие не обращали внимание на её речь. На должности учителя задержалась она недолго, перешла работать завхозом и неплохо справлялась, но вскоре, говорили, из-за вольного обращения с мужем директора была перемещена в колхозный спорткомплекс, где тренировки проходили в основном по вечерам. Спортзал был шикарный, большой, красиво отделанный резьбой по дереву в соответсвующем стиле. Являлся он достопримечательностью района, им гордились и часто проводили районные состязания по разным видам спорта. Строила его бригада под руководством моего мужа, вкладывала душу. Был он уютный, тёплый, со множеством комнат-секций. Молодёжь с удовольствием посещала этот чудесный уголок культуры. Была я в нём один раз с мужем и ничего, кроме положительных эмоций не получила, но, видимо, не всё было так гладко, раз про него пошла дурная слава. Взрослое население называло его Домом терпимости. И вот однажды он взял и сгорел.
Мы с мужем в тот день ездили по делам в район и уже возвращались по ледовой дороге назад. Подъезжая, мы увидели над селом сильный огонь и дым. В той стороне большой объект был один. И когда муж убедился в страшной догадке, не смог сдержать слёз – его деревянное детище, произведение искусства, было объято пламенем и о положительном исходе не могло быть и речи. Здание было деревянное, из сухого бруса и отделанное сосновыми досками. Оно всегда светилось, играло в утренние часы и было прекрасно при свете дня, выглядело румяным и здоровым… И вот теперь оно полыхало огнём. И надежды на его спасения не было! Позже мы узнали подробности. Внутри загорелась проводка. Воздух сильно накалился, но воспламенения ещё не было. В прорезанное отверстие в стене заливали воду, чтобы как-то охлаждать и противостоять огню. Может быть так и затухло, но приехала из района бригада пожарников и, недолго думая, выбили стёкла, не слушая предостережений. Тут же фукнуло и мощно запылало всё здание, как будто кто-то его взорвал. От такого зрелища у людей шёл мороз по коже. Пожарные оказались совершенно бессильными. Здание сгорело в считанные минуты. Остались от него лишь обугленные разрушенные стены да железяки –металлические конструкции да фундамент
Любу перевели работать в Дом культуры. Спорт она любила, тренировки проводила, привозила команды для соревнований в район. Результаты были неплохими, нареканий много не было, так как при необходимости молодёжь она могла организовать быстро. В Доме культуры она помогала в подготовке и проведении других культурных мероприятий. Но постепенно её организаторские способности свелись к группированию народных гуляний. Особенно большой простор предоставлялся летом, когда «каждый кустик ночевать пустит». Любила она очень песню про колхозницу и часто принародно её пела: «Я колхозница, не отпираюся и любить тебя не собираюся». Что она подразумевала под этим, не знаю, потому что была ну очень любвеобильной. Потом мы поняли, что до настоящей высокой культуры ей не было дела, праздники она устраивала исключительно для себя. Чтобы не сильно выделяться, выдавать себя, она сплачивала вокруг себя внушительные коллективы. Однажды мы с мужем влились в такое скороспелое мероприятие, как День берёзки (Троица). Живописных мест с белоствольными красавицами в нашей местности – пруд пруди. А тут ещё река находится поблизости на радость людям. Бывает, конечно, подвыпившие смельчаки тонут в тихих водах, но на сей раз всё обошлось. Люба организовала всё в лучшем виде. Со всего села собралась молодёжь (женатая и замужняя в том числе). Спиртных напитков поставлялось много, закуски было мало. Я, помню, принесённая мной жареная рыба и ещё что-то съестное расхваталось влёт. Поэтому все быстро хмелели, а уж потом кого куда тянуло… Кто беседовал или пел песни у костра под гармошку, гитару и без. Кто-то упражнялся в борьбе, переходящую в драку. Были и такие, кто как невидимки, исчезали (и Люба в том числе) на какое-то время из поля зрения остальных. Шпионы ей были не нужны. Во избежание наблюдателей этот хитрый главный организатор подавал тосты и дело обставлял так умело, что почти все участники гуляния вскоре делались слабыми и безвольными, а то и вовсе ползали, как тараканы после дуста. Любка же была для всех загадкой, потому что выпивая, казалось бы чаще других, сильно не хмелела и вообще казалась трезвее всех, заставляя всех танцевать и плясать, успевая всех тормошить. Она походила на молодую ведьму.
Несмотря на почти родственные отношения вначале, подругой я её своей считать не могла. В спектаклях моих её задействовать было невозможно, уж слишком была она ненадёжной и непредсказуемой. С мужчинами себя вела развязно, хватала их за интимные места, издавая театральные стоны и томно закрывая глаза. Порядочные люди в селе её ненавидели или считали ненормальной. С моим мужем себя она так не вела и даже гордилась, щеголяя тем, что однажды им пришлось ночевать вместе, и ничего у них не было. Однажды она влюбилась в парня, вернувшегося из Армии, но он вскоре женился на скромной девушке. Была у неё ещё «любовь», но потом он тоже женился. Люба сильно страдала и говорила, что время для неё пошло вспять…
С мужем у неё были странные отношения. Она его вроде уважала. Иногда выводила его из себя и получала синяки. Поговаривали, что он и сам был не промах, но по сравнению с ней выглядел ангелом. Разве что пил… Оттого и строительство дома растянул на целую вечность. Он талантлив, мастер на все руки. Дочки очень его любили и любят. Работал он плотником, где придётся, то в лесу, то в кочегарке, мог класть печки и выполнять ремонтные работы. Отменный рыбак, он никогда не оставался без улова. Как-то муж мой неудачно пошутил, что он способен поймать рыбу где угодно, даже в туалете.
В детстве жили они в одной деревне, вместе учились, потому и приехали к нам в трудные времена. В Заларях он работал на железной дороге, а она продавцом в магазине. Говорили, что своих кавалеров она баловала, щедро снабжая куревом и выпивкой. Огромная недостача явилась серьёзной брешью в семейной жизни, семья после этого сменила место жительства.
Замуж Люба вышла по любви, хоть и за разведённого. Увидела как-то невысокого симпатичного парня и сказала подругам: «Он мой». Своего добилась, но он оказался не слабым, под пяту не загонялся. Хозяйкой она оказалась неважной, так как мешали ей постоянные гулянки. Мы были как-то у них проездом всей семьёй. Меня, тогда ещё молодую, удивил её запущенный огород, хоть наличие грядок имелось. Мы с детьми взялись за прополку, раз было свободное время. Свекровь её была деятельная, работящая, жаловалась на нерадивую невестку, но всё равно по возможности помогала продуктами. От неё мы узнали, что он даже штопает сам девочкам колготки. И еду он зачастую готовил сам, успевал в обеденный перерыв сварить и накормить семью. И здесь она привычек своих не сменила. В деревне же все на виду… Мужики работали в плотницкой бригаде, строили им дом. Однажды во время праздника разогретая Любка подступилась к одному из членов бригады: «Ты меня уважаешь?» - «Нет, - был ответ, - ты мужа не кормишь». Для неё это был шок. Обиделась, даже заплакала. Ей хотелось чувствовать себя звездой на деревенском небосклоне, а тут такие банальности, которым она никогда не придавала значения. Возможно, это сыграло какую-то роль. Временами она готовила и даже что-то стряпала, но гулянки всё же повторялись, и зачастую в их доме валялись пьяные дяденьки, даже в отсутствие хозяйки и в ночные часы. Соседки её пытались воспитывать. Страшно было за их подрастающих девочек, но как –то всё обходилось…
В стране начались перестроечные девяностые времена. Помощь сверху прекратила поступать. Всё равно местные колхозы, в основном, называли «Сто лет без урожая». Начиналась разруха. Финансирование прекращалось, колхозы разваливались. Спортивного организатора сократили, так Люба осталась без работы. Помню, я пыталась заступаться, писала куда-то, но толку не было. Больше она не работала вообще. Пыталась она вернуть былую славу спортивную, но как известно, дважды в одну и ту же воду не войдёшь. Потом Люба заболела.
К тому времени жили у них внуки, дети старшей дочери. Они с мужем работали проводниками поезда, проводили свою жизнь на колёсах. Материально они помогали, но ответственность за воспитание лежала на дедушке с бабушкой. Большого уважения внуки к бабушке не испытывали. Особенно грубил ей внук-шестиклассник, потому что «она, пьяная, кого хошь достанет», да ещё тон командный берёт: «Так… взял! Пошёл! Кому говорю?!» (осталась привычка физрука). Летом все дети купаться, загорать ходят на Ангару, так ей «воспитывать» внука приспичит, не боится унизить его при всех. Здесь прекрасное место для отдыха! Сюда съезжаются городская молодь на всё лето, а уж если оно жаркое, только на речке и спасаются, заодно знакомятся, дружат, общаются. И вот заявляется одна из «предков», да ещё не в лучшем виде, и во всеуслышание требует немедленно покинуть солнечный берег. Возмущённый внук ретируется в воду. Баба Люба воды боится, не идёт за ним, начинает задирать других.
С молодости Люба так и не научилась плавать. Раньше, когда нам вместе приходилось отдыхать на реке, она вцеплялась в спасательный круг. С ним она себя чувствовала чуть ли не королевой. Сейчас круга не было, да и вся она уже была не та. Лицо её от постоянных возлияний и страстей стало некрасивым, распухшим. Давно уже она перестала подкрашиваться и причёски наводить. Следы деградации подростки очень чутко подмечают, даже одного взгляда достаточно, чтоб охарактеризовать вид женщины, как «бичиха», поэтому как следствие при таких контактах имеет место быть насмешливость и невежливое обращение. Вот и теперь завязался неправильный разговор с подростками, позже стал он более миролюбивый и шутливый, и я вполуха следила за ним, готовая вмешаться.
Своих детей я отозвала из опасного очага, позволив им быть лишь наблюдателями. По ходу я обрисовала ситуацию с опасностью вхождения пьяного человека в воду и возможностью его гибели. Особенно интересно было нашему старшему, на лице было написано стремление повеселиться, побегать с пьяной женщиной в догонялки, но я, помня про её длинные руки, дала строгую команду: «Сидеть!» Вскоре Люба переключила своё внимание на меня, подвалила ко мне, что-то ласковое приговаривая, но моя серьёзная учтивость всегда её останавливала, сработала и на сей раз. Она снова переключилась на вышедшего из реки внука. Я посоветовала ему подчиниться, всё равно она волочила его за ногу по песку, ставя в неловкое положение перед ребятами. Они, наконец, удалились, а мы ещё задержались на берегу.
Она умеет хорошо ловить рыбу. Научил её муж или проявился свой талант, только нет ей равных среди женщин, пожалуй, во всём районе. Даже мужчинам трудно с ней тягаться. Она приводит в изумление даже бывалых рыбаков. У их внуков тоже хорошо получается рыбалить. Их семья всегда занимает призовые места в районных состязаниях по рыбной ловле, которые проводятся ежегодно зимой. Теперь уже внуков дети забрали к себе.
… Отдалённая от общества и культурных дел, она иногда вспоминала прошлое и тосковала по нему. Поначалу она ещё хорохорилась, мечтая вернуть те яркие для неё дни молодости. Особенно это проявлялось в зимние праздники вплоть до Крещения, когда вечерами издавна было положено всем людям радоваться и славить Рождение Бога колядками. Позже я прочитала в «Большой книге Рождества», что «коляда» означает хождение к чёрту (ляду). «Ляда», «лядь» означает то же, только женского рода. Так люди называли жену нечистого, баба ляда – б. лядь. Так стали на Руси называть всех женщин распутного поведения, которые не имели совести или гасили её в вине, не заботясь о своей репутации. Примерно такая была наша Любка.
Я называла её за глаза «Ведьма на помеле», потому что она любила зимой после Рождества рядиться и бегать по селу, летать, поздравляя односельчан. Раньше так многие делали, потом стали ходить по дворам только дети. Любка начинала скромно, чинно, а потом, когда ей подавали в ответ стопки, была уже весёлой и развязной. Интересно, что она по приходу в дом угощала всех подаренными ей конфетами или другими сладостями, а новое угощение уносила с собой для других.
Мы тоже со своими детьми когда-то бегали по соседям, но однажды нечаянно напугали девочку, сунув в окно тыкву с вырезанной рожей, освещённой фонариком изнутри, поэтому стали осторожничать. Мы и раньше никогда не чудили и не пакостили соседям, как это делали некоторые люди, особенно если выпившие. Бывало, кто-то после подобного разгула «нечисти» находил под горой у реки свои бочки для привозной воды, выставленные для водовозки.
Теперь уже у нас были приёмные дети. Мы с ними ходили по домам и ставили небольшие концерты, вовлекая в свой семейный хоровод во главе со Снегурочкой и Дедом Морозом хозяев дома, даже взрослых и солидных. Красивая музыка, песни, костюмы, - всё располагало к импровизированному празднику. Мы удалялись, вручив подарок детям. Домов десять мы посещали, и везде нам были рады. Земля слухом полнится, узнала про это и Любка, и решила взять реванш. Но слух прошёл, что она собирает рюмки, и её походы с «благими намерениями» прекратились. Бывало, наша семья в Доме Культуры проводила Рождественский праздник со спектаклем. В этом году из-за простудных заболеваний ничего не вышло, и муж просто проехал по селу, подарил друзьям и знакомым несколько красочных христианских календарей с видами природы. Такие мы обычно, дарим и в классы детям.
Заехал он и к Любе, поздравил, приятно побеседовали. Теперь Люба не та. Она из-за болезни закодировалась, не пьёт, но торгует теперь сама зельем. Ей пришлось выслушать внушение, что на чужих бедах счастье не построишь. Она теперь способна слушать. Обещает прийти на собрание. Она уже как-то была у нас, но потом её словно ветром опять понесло. А ведь проблемы в их семье были, вот и мама умерла уже. А до этого младший брат повесился, и две сестры из-за пьянки укоротили свой век. Убеждали мы её браться за ум и молиться за своих родных, но она не торопилась. Тогда же она сильно заболела и чахла. Болезнь печёнки и так передалась по наследству от матери… Муж её ходил грустный, задумчивый и однажды нам сказал со слезами на глазах, что Любка отжила, хана ей. Но Любка выжила после операции! Ей удалили часть желудка, подлечили, и вскоре она снова стала прежней гулёной. Мы видели ей бродящей по селу, иногда она заходила и к нам. Однажды она попала к нам на собрание.
Это было в летний ясный воскресный день. Богослужение наше проходило на свежем воздухе. Я это особенно люблю, потому что красивые христианские песни, которые мы поём, разносятся далеко вокруг, и людям нравится их слушать, хоть немногие торопятся присоединиться к нам. Тогда приходили, в основном, соседи. После служения в тот день мы решили сделать чаепитие по случаю дня рождения соседа. Было приятно пить чай, общаться под открытым небом, среди благоухающей зелени и ласкового солнца.
И вот когда веселье было в разгаре, заявилась Любка. Вошла она в наше общество ураганом. Речь её была вызывающей и примерно такого содержания: «Ой, гляньте, святые собрались! И она, не касаясь меня и мужа, указала на недостатки каждого, перечеркнув поползновение войти в круг «избранных». Если бы шла проповедь, всё бы пошло по-другому. Пришедшие в подобном состоянии, слыша слова Бога, обычно притихают и садятся на указанный стул. Посидев немного и опомнившись, тихонько удаляются. Но Любка как бы выбрала самое выгодное время для своего наступления. «Не ты ли вчера пьяная шла мимо нас по улице?» - строго вопрошала она престарелую нашу соседку. И ведь она буквально выщелкнула всех наших «прихожан»! Если бы они имели желание идти за Богом не смотря ни на что, этот факт не имел бы действия, но в тот раз у неё получилось эффектно.
Володя, проводивший собрание, сделал ей замечание, я сгладила ситуацию, но с тех пор соседи появлялись тут крайне редко, ряды наши заметно поубавились. Мы не печалились, насильно мил не будешь. Но вообще-то любой человек, слушающий слово Бога, начинает потихоньку освящаться, а уж потом, чтобы сделать решительный выбор, нужно иметь желание изменить свою жизнь к лучшему.
Что мне всегда нравилось в Любке, так это искренность и отсутствие желания чернить других. Склочности я тоже не замечала за ней. Миролюбие - её отличительная черта и умение держать чужие секреты. За наносным и непривлекательным её поведением иногда нет-нет да и блеснёт её истинная натура, а потом опять спрячется. Она ищет чего-то острого, сильного и постоянного. Сильна в ней жажда любить. Только вот не умеет она пользоваться этой самой любовью правильно, потому что наличие её, которое она получает от окружающих, ничтожно мало по сравнению с её запросами. Любовь Христа может ей дать необходимое. Только она пока ещё чувствует в себе силу искать её на земле.
Мы хотим, чтобы чудо веры в Христа состоялось поскорее, потому что организм изнашивается, и человек не знает своего конца. Мы молимся за неё, как и за всех соседей, и мечтаем, что это произойдёт уже скоро. Тогда Любка перестанет быть Ведьмой на помеле, превратится снова в уважаемую Любовь Александровну, или хотя бы просто Любу, и станет нам сестрой. И надежда нас не покидает.