Мишка – городской сумасшедший,
С кротким взглядом детина.
Средь мальчишек он был мишенью
Насмешек неукротимых.
Витал в своих эмпиреях,
В убожестве чувства и слова,
Но повстречать добрее
Не пришлось никого другого.
Делился махрой и хлебом,
А в минуты благостной лени
Выводил «Дывлюсь я на нэбо»,
И счастлив был без сомненья.
Всю зиму мы с ним курили
В сыром и тёмном подвале,
И он напевал о крыльях,
И думы его ласкали.
Весной горячие соки
Помчались по веткам сонным.
Апрель – воитель жестокий,
Пылал в листве опалённой.
Пригрело.
И стало слышно
Травинки каждой томленье.
Но вдруг этот взгляд у Мишки –
Кровавое наважденье!
Слюною пенятся губы,
И дрожь сотрясает тело.
Он мчался за нами с гулом,
С неистовством озверелым.
Готов был, забыв про печали,
Всё крушить, раздирать на части.
Отчаянно в нём металось
Безумье весенней страсти.
Не знал он, душа святая,
Дичая весне в угоду,
Что это его пытает
Внезапный разгул природы,
Что завтра осыплют вишни
Пыльцу в пчелиные соты,
И снова он станет Мишкой,
Ласковым идиотом,
Как будто иным он не был,
Не ведал порывов диких.
Польётся «Дывлюсь я на нэбо»
Журчаньем воды в арыке.
С последним дыханьем песни
Закроет глаза в истоме
Человек?
Или ствол древесный?
Или лист , с безумьем знакомый?
Рафаэль-Мендель