Виктор ЕВГРАФОВ
МОНРЕАЛЬ
Романтическая сага в стихах
Данс-пролог
Знойный голос фламенко –
Командир эго-страсти.
От испанской коленки
Своей огненной властью
Подчиняет он звуки.
Плачут гибкие руки.
Каблучков стук призывный,
Кастаньетово-жаркий.
Стон гитары надрывный,
И хлопки, как подарки
От ладоней ритмичных.
Стиль фламенко привычный.
Стиль фламенко чарует.
Глянь: испанка танцует
В платье красного цвета,
Разрываясь на части.
Всё быстрей кастаньеты
Принимают участье
В нарастающих ритмах
Без приват-метронома.
О, фламенко, ты – нитро
Танцевального дома.
Бомба сдержанной силы
На плечах космодрома.
Возбуждённое тело.
Жест пронзительно-смелый,
Благородно-ревнивый
Ищет повод к слиянью
В дрожь-любовном экстазе.
Пик эмоции разве
Победит расстоянья
Между жизнью и смертью?
Ад и рай в круговерти –
Это танец фламенко.
Это буря фламенко.
Это счастье фламенко.
Это грёзы фламенко.
Это гордость фламенко.
Это мудрость фламенко.
Это – Любовь.
***
Похищение
Что я помню? Озеро…тихий берег.
Зайчики солнечные прыгают на воде.
Камешек в воду кину, проверю,
Сколько прыжков он сделает. Где
Ларёк стоит в мороженым? Около него – мама.
Сейчас придёт и стаканчик сладкий даст…Ура!
Вдруг надо мною склонился – прямо
Бородатый чёрт, он .вырос, будто гора.
- Какая красивая девочка, лет сколько тебе, пэри?
- А что тебе за дело? Уже семь.
Я словам твоим, злой удав, не верю.
Уходи отсюда быстрее - и насовсем!
Мама с папой придут, будет плохо-плохо.
Уходи…уходи… - Засмеялся противный удав.
- Ах, какая ты дерзкая, милая кроха.
Рот открыл по звериному и сказал, ухмыляясь: «Гав»!
Я рванулась бежать в сторону телебашни.
Но что-то в плечо меня кольнуло.
И вдруг…
Стало совсем, ну, совсем не страшно.
Конечно, я от укола заснула.
Пропал испуг.
Озера нет рядом.
Снится чужой мир.
Куда о понёс меня с недобрым взглядом
Старый и мерзкий бродяга-вампир?
Наверное, это была дорога.
Машина катилась – в гору, а затем - спуск.
Спала я недолго или много?
Беспомощная, как прозрачный моллюск.
Вот и всё, что я знаю, верьте – не верьте.
Похищение средь бела дня.
Лежу в машине письмом в конверте.
Спасите же, люди, спасите меня!
Спасите! – кричало взахлёб сознанье.
А голос молчал. Рот на прочном замке.
Дальше – провал. Темнота и молчанье. .
Только остался в детской руке
Маленький камешек – братик озёрный.
Его до сих пор берегу, он дитя.
Увозит меня похититель чёрный.
Зачем? Почему? Куда еду? Где я?
***
Недоброе утро
Зыбкий свет прогоняет безмолвья трагический мрак.
Малолетняя девочка глазки слегка приоткрыла.
Всё чужое вокруг, запах новый, похожий на мыло.
Руки связаны, трубочка в горле, неведомо как
Очутился ребёнок в стерильной палате больницы.
Тело в гипсе, испугом трепещут сестрички-ресницы.
Шевельнуть ни рукой, ни ногой, хоть кричи, невозможно.
Люди тоже чужие, в халатах и масках… Тревожно.
Птицей бьётся сердечко. Что ей говорят? Незнакомый,
Непонятный язык. Почему она здесь, а не дома?
Как из жуткого бреда, склонились над нею фигуры.
Страшно девочке. Смотрит она исподлобья и хмуро.
Кто-то ласково гладит её по чернявой головке.
Говорить бы погромче, но трубка мешает, чертовка.
Расплываются белые маски, и тьма наступает.
Сон болезненный девочку тихой волной обнимает.
А врачи очень рады: из посттравматической комы
Вышел милый ребёнок. Последствия дикого слома -
Безобразной аварии на автостраде - пугали.
Можно ль жизнь ребёнку спасти, эскулапы не знали.
Переломы и травмы, ушибы с тяжёлой контузией.
Нет надежды, считали хирурги страны Андалусии.
Но боролись за жизнь тяжёлой своей пациентки,
От людей и от Бога им – высшего бала оценки.
***
Месяц комы закончился. Девочка – в общей палате.
Где родные её, андалусским властям надо знать бы.
А ребёнок молчит, как вопросы задать – неизвестно.
Языковый барьер на пути, и шатается кресло,
На котором врачи с полицейскими ёрзают долго.
Кто ты, девочка славная, нами спасённая? Толку
От вопросов ничуть. Твёрдый блок – он хозяин упрямый.
Безнадёжно висит на крючке розыскная программа.
Лишь известно: машины столкнулись на трассе, два трупа:
Бородатый (араб вроде), с ним лысый карлик беззубый.
Документы сгорели, нельзя опознать пострадавших.
И никто не хватился троих – будто с неба упавших.
Интерпол подключили, но следствие долго ведётся.
На ребёнка надежда - дознания нить с ходу рвётся.
Отыскать бы родителей - здесь тоже вышла осечка.
Фактов мало, как влаги в сухой, в умирающей речке.
Что за люди погибли, откуда…Неужто испанцы?
Посторонние с виду – да, да, спору нет, иностранцы.
Самолётом ли, поездом в нашей стране появились.
Эх, визит неудачен, с чужою могилой сроднились.
А девчушка, ну куколка просто, красивая очень.
К ней здоровье вернётся, она рассказать нам захочет,
Что за лихо её привело в наши жаркие земли.
Бог, спаси же малышку, Тебе, Вседержителю, внемлем.
А сейчас пусть кроватку свою ангелок привечает.
Распогодилось небо, летит журавлиная стая.
***
Чудо
Услышал молитвы Бог.
Врачи сотворили чудо.
Прогноз, он совсем неплох.
А было смертельно худо.
Девчушка чуть ожила.
В больничном саду гуляет.
А с памятью: да, дела…
Ребёнок совсем не знает
Отца и родную мать,
В какой стране проживала.
Ей имя своё назвать
И то невозможно. Мало
О прошлом «живых картин»
В головке её хранится.
Лишь озеро, путь один
Остался на рвань-странице
Мемориум «книги». Мрак.
Забвенья тревожный ступор.
Язык не понять никак.
И спрашивать что-то – глупо.
***
Но девочка – ясный свет.
Приветлива, энергична.
Каприз беспросветных нет.
И выглядит (верь!) отлично.
Любимица всех врачей,
Сестричек и санитарок.
Легко и свободно с ней.
Дитя это – как подарок.
Раскосые чуть глаза -
Две тёмненькие маслины.
Неведома им слеза.
Всё скачет на ножках длинных
Совсем как малютка-лань.
Пластична и грациозна.
А песенке милой дань
Послать никогда не поздно.
В больнице она лежит
Четыре недели кряду.
Аврал-госпитальный быт
Менять очень скоро надо.
И девочке память вернуть
Попробовать бы невредно.
Но сложен к здоровью путь.
Отказы на марш победный.
***
Заговорила
Доктор уставший цепенеет лицом.
Вроде бы опытный психолог.
Но языка вавилонский синдром –
Безжалостный молох.
Крутится пустых бесед юла –
Похожая на кошмар и бред.
Доктор ответа ждала-ждала
И вдруг по русски бухнула: - Нет!
Каторга какая-то,
Просто жуть.
Голова, как резиновый мяч.
Придумать бы новое что-нибудь…
И в слёзы. Вдруг слышит:
- Не плачь!
Тётя, не плачь!
Голосок живой
Дверь общения отворил.
Доктор опешила. Боже мой!,
Ребёнок заговорил.
- Девочка, милая, это родной
Язык тебе?
Скажи…Да?
- Тётя, не знаю, что со мной!
Как я попала сюда?
- Имя своё ты помнишь?
- Нет!
Не помню почти ничего.
Знаю:
Несёт меня мерзкий дед
С жёлтого берега. Во!
- Маму и папу помнишь?
- Нет!
-Возраст свой?
- Нет. Не знаю.
Я в этой больнице живу
Много лет. Мне весело.
Я не скучаю.
Это мой дом и мои друзья.
Язык только непонятен.
Сюда почему попала я?
Не знаю.
«…Как много пятен
Ложится на детский,
Весь в травмах, мозг,
Святая дева Мария!
Прошлое, будто
Застывший воск.
Злодейская амнезия.
Но есть контакт!
Можно дальше жить,
В будущее прорваться.
Девочке надо мир открыть.
Срочно этим заняться.
Город чудесный – он перед ней,
Красочный, без мантильи.
Так позови же девчушку скорей,
Яркое солнце Севильи».
Мысли такие пустились вскачь
В докторской голове.
- Девочка маленькая. Не плачь,
Я помогу тебе.
Русский язык знаю давно.
Долго в Москве жила.
- Тихо глядит малютка в окно.
- Что такое Москва?
- Город такой в России
Большой.
Всем городам глава.
- Что такое Россия? Ой!
Там никогда не была.
А может быть и была,
Как знать?...
Слёзы текут рекой.
Крепко девчушку к себе прижать
Дать ей святой покой
Хочет доктор Лючия Круз,
Экстрапсихолог-файн.
Снять поскорее тяжёлый груз
С детской души. Дизайн
Этой палаты весьма уныл.
Для амнезии – рай!
Память ребёнка кошмар сгубил.
Как потом будет? Дай
Милой кудряшке терпенья, Бог!
Память вернётся – нет?
Жизнь продолжается. Новый слог
Ищет другой куплет.
Время не может податься вспять.
Только вперёд и вперёд!
- Слушай, малышка…Пойдём гулять?
Город прекрасный ждёт.
Он распахнётся со всей душой.
Радость его – для тебя!
Тётя Лючия теперь с тобой!
Вместе мы – ты и я.
***
Ярмарка
Цветные ангелочки ярких красок
Затеяли в Севилье дружный пир.
Как много разноцветных платьев, масок.
Бурливая река Гвадалквивир,
Казалось, тоже празднует победу
Над буднями с их пресной чередой.
Кто ярмарочной жизни не изведал,
Тому не знать Испании живой.
В палатках – изобилие, товары
Лежат на полках – подходи, бери!
Площадка рядом. Гитарист с гитарой.
Два барабана. – Ой, смотри, смотри!
Смотри, здесь, рядом, вот оно, Лючия!
Такое чудо! Женщина в огне!
Волшебно! Ураган, пожар, стихия!
Скорей туда! Ну, помоги же мне!
Бежит вприпрыжку резвая девчонка
На танец фантастический смотреть.
Дробь барабана застучала громко,
И началась шальная круговерть
Фламенко. У ребёнка – пик сиянья
Двух малых звёзд - её чудесных глаз.
Сердечно-танцевальному свиданью -
Счастливый день и вдохновенный час.
***
«Страсть… Кипит-кипит-кипит.
Невидимую сетку срывают
Изящные лебеди-руки.
Ритм…стучит-стучит-стучит.
Гитара отдаёт ему
Пламенно-гордые звуки.
Цокот каблучков
Зовёт любимого
Где же ты,
Мой драгоценный идальго.
Под надёжный кров
Приди ко мне,
Обними, поцелуй
И своим чувствам
Вырваться дай ка.
Прижмись к моей груди!»
***
Этих слов не знала юная сеньорита,
Девочка из неизвестной страны.
А в музыке мощная сила скрыта.
Безграничная сила, ей нет цены.
Что-то неведомое случилось с малюткой.
Стояла спокойно и…вот тебе - на!
Порыв незнакомый – желанно-чуткий
Вселился… Как будто на крыльях она
Взлетела на край танцевальной площадки,
Где воля фламенко творила аллюр.
И тоненькой змейкой, под солнцем жарким,
Вслед за танцовщицей, жрицей фигур,
Неистово, трепетно, чуть неуклюже,
Призывы фламенко в себя приняла.
Саламандра в джинсиках. Танец контужен?
Нет, она в нём новый факел зажгла.
Синие джинсы и красное платье
Супер-артистки в соитье одном.
Ритмы качнулись, как пьяные братья,
Но удержались. Что было потом?
Мастер фламенко Эрнандес Бенита
И незнакомая девочка - блеск! -
Танец продолжили.
Праздник открытый
Ярмарке выдал подарок – бурлеск
С юным созданьем отпад-импровиза.
Люди кричали им «бис и браво!»
Площадь оформила девочке визу
На проживанье в Севилье. Право,
Город не видел подобных затей.
Ну и девчоночка! Весело ей.
***
Бенита
Бенита растерянная, в сомненьях.
Танцует пульс.
- Откуда здесь юное наваждение
И чей искус?
Девчонка - фламенковая богиня,
Факир огня.
Зовут её как, кто мне скажет имя?
Не знаю я.
- Я тоже его не знаю, Бенита.
Колечко бус
Пальцы вертят, и взгляд открытый
Лючии Круз
Тревожит красавицу в красном платье.
Вопрос простой:
- Где у неё мама и сёстры, братья?
О, Боже мой!
Лючия подходит к подруге близко.
- Прости меня.
Сироту забрала (и дала расписку).
Хотела я
Праздник устроить, и настроенье
Ей приподнять.
Что у сиротки есть? Груз мучений.
Одна кровать
В нашей больнице. И неизвестно,
Где отчий дом.
Возраст лет семь, да, имеет место.
Так и живём.
Смотрит на юную пэри Бенита,
Не оторвать.
«К танц способна… нет… даровита!
Кураж и стать
В ней, в этой ангельски-чистой малышке.
Поможет Бог!
Дочку такую иметь бы не лишне.
Отъехал срок
Необходимого деторожденья.
Ворчит луна.
Буду бездетной я без сомненья.
Всегда одна.
Рядом Фульхенсио, муж любимый,
И что с того?
Ведь без детей жизнь проходит мимо.
Нет ничего,
Кроме работы в искусстве танца.
Пора стареть…
В мраке кулис, без огней и глянца,
Мне помереть».
***
Бенита с Лючией на сцене сидят дощатой,
Обнявшись – подруги весёлых и грустных дней.
Нал их головами ангел и демон крылатый
Спорят друг с другом, чей харизмат сильней.
Ангелу хочется счастья для них, конечно.
Демону нужен каверзных дел мешок.
Спор этот, как мирозданье, упорно вечен.
Судьбы на чашу весов посылает Рок.
***
Юный курносик, на лобике дерзкая чёлка,
Вся напряглась, как прижатая к деке струна.
Глазки темнеют, ступни лихо правят чечётку.
Душу накрыла невиданной мощи волна.
Резкий рывок, и в объятья упала к Бените,
Красное платье в ладошке сухой теребя.
- Тётя Лючия, скажите ей, просто скажите!
Вспомнила всё! Я нашла тебя, мама моя!!
- Мамочка, здравствуй, ну где ты, была? Я скучаю!
Ты не бросай меня больше, родная, молю!
Плачем ребёнка севильская площадь страдает.
Русское слово на ней поселилось: «люблю».
Этот язык непонятен, чужая программа
Звуков - к сознанью Бениты едва ли дошла.
Слово единое стало ей дорого: «мама».
Сердцем уставшим Бенита его приняла.
Тесно в груди. Боль и радость дыханье сковали:
«Бог милосердный услышал молитвы мои».
- Девочка, солнышко ясное, мы не пропали!
Женские слёзы упали на тело земли.
***
Мануэла в Севилье
Домик уютный с колоннами.
В комнатах – свет и тепло.
Домик с цветами, балконами.
Вот ведь куда занесло
Девочку травмо-больничную.
Факт: обретенье семьи.
Радостно и непривычно
Жить здесь. Бените смогли
Удочерение выправить
Без ожидальных помех.
Жизнь глагол подарила: «быть».
Солнце в зените. Успех.
Тут и Севилья-красавица
В лоно своё приняла
Чудо-плясунью. Ей нравятся
Люди большого крыла,
Люди порывов отчаянных.
Бой-созидательный пул
Гонит распад-неприкаянных.
Ветер счастливый подул.
***
Бенита глаз не оторвёт от своей звёздно-трепетной дочки.
Ходит будто по воздуху - настроенческая левитация.
Фульхенсио Эрнандес пребывает в родительской заморочке.
Два десятка лет брака бездетного, и вдруг – щебетунья-грация
Заполонила собою дом, все большие комнаты.
Танцует, на незнакомом языке поёт.
Часы и минуты в твёрдо-жёсткий кулак сомкнуты.
Время марафон бесконечный устроило – цейтнот.
Репетиции, концерты, заботы о юной проказнице.
Трудновато, конечно, но беды тёмно-горькой нет.
Бездетная жизнь и нынешняя… большая разница.
Любят ребёнка приёмного, как родного – Судьбе ответ.
Имя дали красивое, андалусское, вслушайтесь - Мануэла.
Прелесть гитарного звука в нём – форс-аккорд.
Девочка выздоровела совсем, похорошела.
Но память о прошлом – замёрзший в снегах фиорд.
Вписалась малышка в праздничный город Севилья,
Кажется, в нём родилась семь лет назад.
Отец и мама игрушки, платья ей накупили.
Девочка очень довольна, отец ещё больше рад.
Носит на собственной шее по жарким улицам.
- Папа, да отпусти меня, сама побегу.
Опять незнакомый язык! Фульхенсио щурится.
«Я эту проблему решить, безусловно, могу».
Стали учить Мануэлу языку испанскому.
Сами занимаются, и педагоги ходят домой.
- Вот если ещё английский да с итальянским бы
Дать ребёнку, Бенита? - О кей. Устрой?
Незаметно осень на золотой повозке подъехала.
В школу Мануэла пошла, здравствуй, первый класс.
Детских голосов перекличка множится звонким эхом.
Учителя и ребята окружили Эрнандесов – вот те раз!
Великие артисты фламенко, Фульхенсио и Бенита
Девчушку симпатичную к ним привели – ого!
Первая страница новой жизни слегка открыта.
Прежняя страница захлопнута. Она далеко.
***
Мануэла любит городской пейзаж.
Улицы добры к ней, прямо сёстры.
Множество лошадок. Сядем в экипаж,
Очень привлекательный и пёстрый.
И поедем с мамой город посмотреть.
Здесь асфальт приветлив – ровный, гладкий.
А дворцы с домами – просто обалдеть.
Каждый – торт бисквитный с шоколадкой.
Башенки на крыше, рядом бьёт фонтан.
Брызги разноцветные гуляют.
Девочка свой первый, радостный роман
С городом чудес переживает.
Площадь торжествует – женщины поют.
Запевала – юноша высокий.
Велосипедисты на педали жмут.
Ими переполнены дороги.
Через три квартала – девичий отряд.
Приглядись: знакома эта сценка.
Хлопанье в ладоши под гитарный лад.
Танец отрывается – фламенко.
Мануэла-Муна с экипажа – прыг!
В круг детей весёлый побежала.
Много ли ей надо? Полсекундный миг.
Всё забыв, с восторгом танцевала.
А потом к лошадке тихо подошла.
Сахару кусок ей предложила.
Лошадь благодарно холкой повела,
Осторожно взяв подарок. Мило.
От отца и мамы ей отказы – в ноль.
Все желанья сразу выполняют.
Балуют девчушку. Но каприза соль
В чашу длинных дней не попадает.
Учится прилежно в классе, на дому.
В языке испанском есть успехи.
Да, характер сильный Муны, посему
В ауте досадные помехи.
И пример хороший – матери, отца.
Труд артистов ей уже привычен.
Делать всё на совесть – крепко, до конца.
Это будни, их черёд обычен.
Знает Мануэла, что такое труд
Чрез усталость, аж гудят коленки.
Праздники Севильи – братики минут.
А часы – для сцены и фламенко.
***
Уроки искусства
Дети иностранный язык учат быстро,
Не то что взрослые, им труднее.
Не испанском говорит (как перебирает монисто)
Мануэла умница - никто не смеет
Упрекнуть её в неге ленивой или в безделье.
Дни и месяцы закрутились, как в большой карусели.
Севильские прогулки, предметы в классе, за них оценки
Лучшие из лучших. А вечером ещё - школа фламенко.
Здесь много лет преподают родители маленькой Муны.
Их дочь на каждом занятии сидит, перебирая струны
Своей гитары - подарок отца и мамы ко дню рожденья.
К ребёнку в этой школе приходит желание и вдохновенье
Всерьёз освоить премудрости жаркого танца,
Без дилетантских нелепостей в коже фальшивого глянца.
Возраст малолетний, дают ей нагрузок немного - по силам.
А ей надо больше и больше, о чём со слезами просила.
- Погоди же, родная, всему свой черёд, свои сроки, -
Отвечала Бенита. И так продолжались уроки.
***
Удар-каблук, удар-носок,
Удар стопой, удар скользящий.
Спина прямая. Будет прок
От этой школы настоящей.
Локтями словно держишь шар.
Плывут в круженье твои руки.
А чувство ритма – это дар.
Легко танцуешь, без натуги.
Но утомителен процесс.
Терпенье, тыщу раз терпенье.
Случаются невольный стресс
И перепады настроенья.
У силы воли – свой резерв.
Мунита - хрупкое созданье,
Удерживает каждый нерв
На марафоне созиданья
Хореографии большой -
Искусства пластики и страсти.
Сказать бы Мануэле – стой!
И убежать от буйной власти
Фламенкостроевских начал.
Но гордость ей не позволяет
Растить слабинку. День упал.
Ночь незаметно наступает.
Спать невозможно. Так болит
Натруженое в танце тело.
А мама веско говорит:
- На отдых отправляйся смело.
Ты многое умеешь, да,
От Бога вся твоя сноровка.
- Нет, не пойду я никуда,
И продолжала тренировки.
Родителям не укротить
Драйв-танцевальное начало.
Его ничем не заменить
У Мануэлы. Жизнь листала
Страницы многотрудных дней.
Желанно-сладкая работа
Характер делала сильней
На стыке будней и полёта.
***
Дни, напряжённые, месяцы, годы.
Девочка крепла и быстро росла.
Танец фламенко - носитель свободы.
В нём своё счастье артистка нашла.
С мамой, отцом выступает на сцене.
Трио Эрнандесов – бренд золотой.
Экстра-гастроли в Мадриде и Вене,
В странах далёких и близких. Покой
Даже не снится сейчас Мануэле.
Жизнь в искусстве чудесна – дерзай!
Вечер грядёт, тени наземь присели.
Крышка рояля открыта – играй!
Музыке учится девочка тоже.
Класс фортепьяно нравится ей.
Связка гармоний понятья умножит
В танце глубоких и сильных страстей.
***
Дуэндэ
Дуэндэ – фламенко сакральный дух.
Цветущая роза живого Бога.
Сердце угасшее режет слух,
И танец становится недотрогой
Для тех, кто эмоций пучок забыл
Мертвеют жесты в холодной ряске.
«Здесь нет огня»! Приговор накрыл
Танцора ушатом стыдливой краски.
Севилья помнит один концерт,
Безумство ритмов красавиц юных.
Аллегро-конкурс. Кто знает? Нет?
На перекрёстке мелодий струнных
Седая бабушка верх взяла.
Ей было восемьдесят – призёрка!
В ней страсть неистовая жила.
Бой-каблуки задавали порку
Танцболу. Искры летели в зал -
Взрыв победительного посыла.
Господь ей внутренней силы дал
И чувств огонь гнал чертей унылых.
Бенита с мужем растили дочь,
Учили технике, всё как надо.
Ей аплодируют, и не прочь
Для Муны делать концерт-парады
Отдельно. Мощный ангажемент
Представлен юной премьер-солистке.
Огромный зрительский контингент
В её концертно-богатом списке.
А возраст малый - шестнадцать лет.
И надо много чему учиться.
Традиций древних святой завет
Прочнее должен в ней укрепиться, -
Решили мама с отцом. Пусть так.
Послушна Муна, не возражала.
Ей дом родительский – не пустяк.
Она родителей обожала.
Любовью созданная семья –
Мажор с плагальным диминуэндо.
Витает в воздухе, не шутя,
Над Мануэлой - призыв дуэндэ.
***
«Громче звучи, страстная песня моего одиночества.
Кладу тебя на алтарь своих побед.
Руки мои живут, как лебеди в клетке: Их Высочества,
Принцессы они, утерявшие прошлого след.
Молча стонет во мне, танцующей, нега любовная
Не знаю, кого люблю, но горит моих чувств костёр.
Гордые взгляды мечу. Я красивая, я – бесподобная.
Танец фламенко – возлюбленный мною сеньор.
Я отдаюсь ему сердцем своим и душой незапятнанной.
Всю забирай меня сразу к себе, мой удел не щадя.
Что-то во мне непонятно-волшебное, тайное спрятано.
Чувствую руку могучую… входят знаменья в меня?
Ритмы безумные рвутся наружу каскадом безудержным.
И кастаньеты-щелкунчики буйную пляску творят.
Вижу картины какие-то странные, сделать ведь нужно бы
Людям послание срочное. Чувствую – крыши горят.
Огненный зверь пожирает дома, это где? Далеко? В Андалусии?
Может, случилось несчастье в Севилье родной?
Музык тише и тише, все ритмы зажались и струсили.
- Мама! Скорее! Туда! Там пожар! Кто остался живой?»
Крик Мануэлы упал в тишину, как глава отсечённая.
Зрительный зал потихонечку начал шептаться, роптать:
- Эй, Мануэла! Танцуй! Что за мысль пришла похоронная?
Пара людей молодых всё же вышла из зала – узнать
Нет ли, действительно, бури, цунами, огня, наводнения,
Чтобы не мучила горькая совесть-злодейка потом?
Вскоре вернулись они. Бледный вид. И в глазах - изумление.
- Правда, сеньоры. В Севилье горит губернаторский дом.
И к Мануэле: - Откуда узнала ты, девочка, солнышко милое,
Что навернулась на город такая большая беда?
- Я танцевала и всё. Вдруг меня… не спросив…, посетило вот
Это видение страшное. Вы мне не верите, да?
Зал погрузился в молчание. Эхо от каждого шороха.
Мысли людские потупили взор, как шеренга девиц-недотрог:
«Чудо небесное… мощи архангельской яркие всполохи.
Сила дуэндэ вошла в Мануэлу. Свершилось. Жив Бог!»
***
И так повторялось бессчётно, всё снова и снова.
Момент погружения в танец – видениям старт.
Круги предсказаний, они обходились сурово
С вещуньей-танцовщицей, будто входили в азарт,
Когда она связку поверженных чувств отдавала
Безумию музыки. Сердце качалось в груди.
Душевная боль осторожности панцырь ломала.
Фламенко бурлит. Объясненье попробуй найди
Предчувствиям этим - на камешках здравого смысла.
Танцует неистово, вдруг озаренье вошло:
Проклятье над маленьким городом прочно зависло.
Прорвало плотину, людей и дома унесло.
Вокруг апокалипсис. Дикий аврал наводненья.
«Молчу. Не могу. Не скажу. Вдруг ошибка? Ой-ёй».
Прервался фламенковый тур. - Принимайте решенье!
Селение гибнет! Я чувствую! К чёрту покой!
Опять не поверили Муне. Но всё же решили
В спецслужбы послать для очистки тревожный сигнал.
И вновь Мануэла права, это ей подтвердили.
Деревня Пуэбло страдает. Нептуновый вал.
Горячие нервы заправлены в деку гитары.
Степ-драйверы сходят с ума, голосит вокалист.
И с каждым каскадом ладонево-звонких ударов
Года пробегали, отринув исписанный лист
Отчаянной книги судьбы, где концы и начала
Повязаны нитью одной, не распутаешь вдруг.
Дуэндэ – ковчег внеземной, ему ритмики мало.
Идёт погруженье в астрально-загадочный круг.
***
Первая встреча
«Танец любимый, отдай мне свою кровь и веру.
Где-то красавицу ждёт молодой кабальеро.
Дева-ладья паруса всех надежд поднимает.
Гвадалквивир её нежной волною ласкает.
Эй, кабальеро, лови взор пленительной страсти.
Ты покоришься моей победительной власти.
Жар Андалусии с музыкой солнечной - пара.
Рвётся со мной подружиться цыганка-гитара».
***
Глаза…глаза…глаза… пугающе родные.
В них отсветы тревог, немая тайна грёз.
Прорваться нелегко сквозь ритмы заводные,
И нелегко задать прямой, как штык, вопрос:
Откуда ты взялась, танцующая птица,
И почему мне вдруг так больно стало жить?
Проколота душа одною острой спицей.
Ни охнуть, ни вздохнуть, ни просто говорить.
Идальго молодой, брюнет с волнистой прядью.
Красив, как Аполлон, как стройный кипарис.
Овальное лицо, излом бровей. Эх, взять бы
Очей бездонных синь в таинственность кулис
И разглядеть вблизи. Желанье Мануэлы
Немыслимо, пока витийствует концерт.
Глаза, как два ружья на линии расстрела.
И обладатель их – опасный инсургент.*
Готов он в плен забрать без промедленья Муну.
Но танец – верный страж, его не победить.
Воздвигнутый барьер, перкуссионно-струнный*,
Двум ищущих сердцам велел повременить.
Дзынь! Взгляды сопряглись… Ударное волненье.
Высоковольтный ток. Открытых чувств накат.
Фламенко – это власть над морем настроений,
Готовый к марш-броску дуэндовый солдат.
*Инсургенты (лат.) – повстанцы.
*Перкуссия (лат.) – ритмичное постукивание ладонями друг о друга - в танце, - по ударному инструменту – в музыке.
***
«Остановись, мой сумасшедший друг,
«Мой танец - сталкер бешеного Рока.
Я чувствую – дрожит, страдая, круг
Видений. Моя воля-недотрога
Приказ диктует: оглянись вокруг!
Я вижу: самолёт упал. О, Боже!
Салон горит, злодейка-смерть пришла.
У пассажира одного похожи
Глаза на те, которые нашла
В шестом ряду испанского театра.
Когда это случится… Может, завтра,
А, может этой ночью? Плачет звук.
Что делать? Припечатался каблук,
За ним другой, и танец захлебнулся.
Пол забулдыжно подо мной качнулся
И тишина. Бегу…бегу… бегу
К шестому ряду – пристани спасенья.
Ещё остановить его могу.
Нет у меня ни силы, ни терпенья
Идти спокойным шагом. Вот и он.
Ресницами моргает. Кода. Ступор.
Кричу я, будто в мегафонный рупор:
- Авиарейс твой - слышишь? Отменён!
Не вздумай из Севильи улетать.
Сиди на месте! Будь со мной здесь! Точка!»
Свидетели невольной заморочки
Пытаются хоть что-нибудь понять,
Но тщетно. Зал лишился языка.
Друг в друга два лица, застыв, смотрели.
Эмоции торнадовой качели
Порядок унесли за облака.
Всё продолжалось несколько минут.
И вновь на сцене наша Мануэла.
Программа продолжалась. Сердце пело.
Фламенко повторяло ритмов бунт.
А после выступления сошлись
На предфонтанной улице Севильи
Две молодые стати. Их любили
Дневные звёзды. Ветры пронеслись.
Остался штиль.
***
- Как тебя зовут, скажи быстрее!
- Мануэла я. А ты? – Арам.
Выступить мне надо в Эритрее.
Я скрипач, концерт с оркестром там.
Должен быть сегодня я в полёте.
Задержала ты меня, увы.
Что случилось в нашем самолёте?
Не сносить повинной головы,
Если на концерт я опоздаю.
- Потерпи. Не вечер. Не беда.
Завтра утром, позвоню, узнаю -
Сбудется виденье? Нет иль да?
Я всегда предчувствую событья,
Юною Кассандрой катастроф
Люди называют меня. Жить бы
Как другие? Не могу. Таков
У меня внезапный дар открылся,
Только в танце чувствую беду.
Видела я, самолёт накрылся!.
В нём был ты. – Прости, но я пойду
Надо уезжать мне, Мануэла.
Сотовый у юноши звонит.
Мамин голос: «Сын! Я поседела.
Лайнер твой, он вдребезги разбит!
Думала, и ты погиб мой мальчик!
Счастье ведь какое. Жив-здоров!
Осторожней будь, любимый зайчик!»
У Арама больше нету слов.
- Мануэа, ты моя богиня.
Ты во всём права. Мне жизнь спасла.
Лучшая на свете берегиня.
Ночь. Луна на небосвод взошла.
Мануэла, плачет, как ребёнок.
Гладит молча руку ей Арам.
И любовь (привязчивый скворчонок)
Прислонилась к нежным берегам.
***
Виола любви
Сады Алькасара. Дурманящий запах цветов.
Шикарное пиршество красок. Фигурные клумбы.
Здесь каждый пришедший забыть о тревогах готов.
Легко на душе, не прессуют чугунные тумбы
Ошибок и страха, внезапно свалившихся бед.
Нашла себе добрый приют вдохновенная пара.
Арам на свидании с Муной. В руках – инструмент.
На скрипку похож и на альт, и слегка на гитару.
Виоль д”амур*«папа» четыреста лет средь людей.
Он предок собратьям по струнно-звучащему клану.
Играет Арам Авакян для любимой своей,
Как будто бы лечит народа армянского рану.
Понятие «спюрк» геноциду и смерти сродни.
В начале двадцатого века армян турки подло изгнали.
Арама прабабушки, прадеды с древней земли
В Севилье покой и достаток житейский узнали.
Виоль д’амур-музыка грустью тончайшей полна.
Прислушайтесь – голос прозрачный, как песня ребёнка.
Но радость в нём тоже гнездится – живая она.
И сердце Муниты не может остаться в сторонке.
Объятья горячие. Шепчет стихи поцелуй.
В едином экстазе сливаются юные губы.
Приветливый грот с озерцом, горстка солнечных струй.
И небо в алмазах. Архангелы вынули трубы.
*Виоль д’ амур (итал.) – виола любви.
***
Контральтовая ласка виоль д’ амура
В сердечке Мануэлы - совсем родная.
Тюльпанно-орхидейные фиоритуры
Главных струн с резонансными пробуждают
Бессловесную сагу открытых признаний.
И любовь расцветает муаровой тканью
На изящной волне музыкальных приливов.
У Арама и Муны – период красивый.
У Арама и Муны - медовое счастье.
Его трудно закрыть иль украсть в одночасье.
Золотая Севилья, сады Алькасара
Принимают в себя нашу звонкую пару.
***
Взявшись за руки, Муна с Арамом свободно гуляют.
Даже Площадь Испании быть им вдвоём помогает.
Они много уже рассказали историй друг другу.
Взгляд восторженный кинул однажды Арам на подругу.
- Ты красивая очень! Севильи волшебной царица!
Разве можно, хоть раз посмотрев на тебя, не влюбиться
В твои очи? Они как маслины, зарницы Востока.
Только чувствую я - иногда, как вопрос одинокий,
Блиц-потерянный взгляд под шатрами-ресницами Муны.
Что случилось с тобой на просторах и в кущах подлунных?
- Ой, не знаю, где дом мой родимый, поверь мне, не знаю.
В Андалусии я - много лет уж прошло - проживаю.
Рассказала историю всю до конца Мануэла.
Без утайки Араму доверила жизнь свою смело.
Про Фульхенсио всё рассказала и маму Бениту.
И том, что прозренья дуэндовый дар знаменитый
Не помог ей пройти за кордон детских лет катастрофы.
Её память закрыта, как стёртые начисто строфы.
Помрачнел Авакян. – Это горе твоё, Мануэла,
Я беру на себя, и узнаю, конечно, в чём дело.
Благодарно на парня любимого глянула Муна.
Тихо вздрогнули дети вибраций – виоловы струны.
***
Музыка сама пишет биографии тех людей,
Которые извлекают её из шифровок нотного стана.
Вот и Арам Авакян - скрипач и альтист-чародей –
Архитектор судьбы, что торопит его неустанно.
Бетховенские сонаты играет– будет эмоций напряг.
Пьесы Фрица Крейслера – к лёгкому флирту, романам.
А любовь к Муните озвучить ему чем и как?
В ней – страсть и нега, погожие дни и туманы.
Разлуки нередкие – график концертов составлен в притык.
Вместе с «привет, дорогая» соседом - «прощай-до свиданья».
У Мануэлы - парад выступлений. Заполнен концертный дневник.
Долг всевозможных контрактов – уверенный джинн расставаний.
Но возникает фиестовый голод, и вот они снова вдвоём.
Как замечательно время безбашенно-дерзостной ночи!
Брезжит рассвет. Мега-будни рабочие крепко сидят за рулём.
Доля артистов - поездки, а чувств перекаты заклеены скотчем.
На рубеже симфонических взрывов – фламенко галоп и аллюр.
Хлопоты резких перкуссий и пьяно виоль д’ амур-брата,
Всё по отдельности. Жизненный контражур
Прячет в тени Мануэло-Арамову грусть, не сыскать виноватых.
Архистратиг-композитор - ваятель больших партитур
Сам написал для них ново-дуэтное кредо.
Танцу фламенко в партнёры добавится – виоль д’ амур.
- Как тебе, джан мой любимый, скажи мне, понравится это?
Сила дуэндэ внушила Муните: а надо ль страдать?
Может погибнуть любовь, породнившись с разлукой.
- Будем с тобой мы в концертах вдвоём выступать.
Наш импрессарио – Бог всемогущий - он станет порукой
Долгому счастью, насыщенно творческим дням.
Надо за новую супер-программу быстрее садиться.
Кто возражает? Зажёгся идеей довольный Арам.
Музыка счастья и радости едет в мажор-колеснице.
***
Фламенко и виоль д’амур в дуэте?
Такого не бывало никогда.
Арам и Муна - лучшие на свете
Артисты – покоряли города.
Им хлопали неистово и страстно.
Виолы нежный звук пробил сердца.
А танец – как платок тореро - красный,
Вбирал в себя фанатов до конца.
Казалось бы, они несовместимы –
Виольдамурный голос и танц-взрыв.
Сомненья вкуса пролетали мимо.
Власть обретал дуэндовый прорыв.
Он отнимал всё время и все силы
У Мануэлы с другом дорогим.
Случилось так, что девушка забыла
Свой вещий дар и попрощалась с ним
Наверное, не на всегда, на время?
Наступит час, и он возникнет вновь.
Фламенко-музыкальные прозренья
Осиротила первая любовь.
Её посылы в звуках отражались
И в пластике – на грани божества.
С искусством вдохновенным побратались
Живые чувства. Сила их росла
Не днями и часами, а в мгновенья.
Привычной эзотерики кумир –
Дуэндэ – повернул судьбы теченье
И выпустил на волю, как факир.
***
Вальсы и мазурки, лендлеры и багатели
Окружить Арама и Муну волшебно сумели
Такой белооблачной аурой, что не оставалось просвета
Для боли щемящей. Наверное, счастье это,
Когда просыпаешься утром и музыка райская льётся
В души открытые. Значит, грустить не придётся
Любящим личностям. Быт их совсем не пугает.
Муна с Арамом друг другу всегда помогают.
Оба легко управляются с очень приветливым домом.
Взят он в аренду – спасибо хорошим знакомым.
Здесь и Бенита с Фульхенсио – гости желанно-родные.
Мама и папа Арама - они никому не чужие.
Ведь Гаянэ с Теватросом зовут Муну ласково - дочкой.
А у Эрнандесов в доме Арам стал любимым сыночком.
Так состоялся «ансамбль» испано-армянский в Севилье.
Дружный аккорд человечности слышен чрез многие мили.
***
Испытание
У любви договор не подписан с идиллией долгой.
Контролёр Бытия, он всегда на бессонном посту.
День пришёл мордохмурый, с туманною моросью волглой,
Отнимая парад эйфорий. Прокричал на лету
Белый ворон-бродяга – тревог и тоски птеродактиль.
Двинул контрфагот к поднебесью минорную рать.
Разбежались по тёмным углам амфибрахий и дактиль.
Музыкальные фразы в единый мотив не собрать.
Сердце Муны встряхнулось – барометр интуитивный
Подсказал: скоро буря. Ладью опрокинул гребец.
Раздраконил сознание вирус тревоги активной
И посланье беззвучное выкинул: «Болен отец».
- Торопись же, Арам, приближаются дикие ветры!
- Успокойся, родная, я рядом! В машину! Скорей!
Быстроходный «сеат» подминал под себя километры.
Скоростное движение любит удобный хайвэй.
Вот родительский дом. Тишина. Не колышутся шторы.
Сиротлива лужайка. Отсрочен приветствия культ.
Дверь открыта. Вбежали. Сейчас бы начать разговоры.
Но Бенита в слезах. Губы шепчут: « У папы – инсульт».
- Стало плохо ему на концерте. Он в танце качнулся.
Побледнел, что-то крикнул и на спину резко упал.
Кто-то с близкого ряда к нему подбежал и нагнулся,
Глянул только, и скорую помощь немедля позвал.
Я поехала с ним и всю ночь просидела в больнице.
Подтвердился инсультный диагноз… ввалилась беда.
А до вас, дорогие, никак не могла дозвониться.
Как узнали вы? – Мама… почуяла… надо сюда!
Наступило тяжёлое время. Чета Авакянов
Помогала безмерно. Комплот двух чудесных семей
Как бальзам, исцелял у Бениты сердечную рану.
Не найти во всём свете таких бескорыстных людей.
Был Фульхенсио в коме. Дежурили попеременно
Теватрос, Гаянэ, Мануэла, Бенита, Арам.
И ещё добрый ангел – хранитель небесно-бессменный –
Перед Богом поклялся – я сгинуть артисту не дам.
«Ночь на Лысой горе» в это страшное время гремела.
Композитор МусОргский* чертей загонял прямо в ад.
Обнажённая ведьма в котле Вельзевула горела,
Без надежды спастись и вернуться к подругам назад.
Музыкальные страсти бессонницей Муну долбили.
Она плакала молча, твердея спокойным лицом.
«Только выживи, папа, тебя бы мы больше любили,
Чем вчера и сегодня. А всё остальное – потом!
И Арам Авакян – это голубоглазое чудо,
Не отходит от Муны. «Что сделать ещё? Говори?»
Верный друг, он готовит обеды и моет посуду.
Благодарная песня гнездится у Муны внутри.
.Отменил все концерты. Внезапно нависшее горе
Помогает осилить. Бесспорно, поступок мужской.
Ведь любовь настоящая, как разливанное море,
Где порт Верности только один, и не нужен другой.
Через тридцать пять дней стало лучше отцу, и опаски
Повторенья инсульта (врачи обнадёжили) – нет.
Отпустили Фульхенсио. Слаб он, и едет в коляске
По Севилье. Арам с Мануэлой везут его. Вслед
Почитатели шлют им поклоны, улыбки, приветы.
Знаменитые люди Эрнандесы – что говорить.
Звуки музыки солнечной – дети сердечного света –
Разогнали бездонную тьму. Надо верить и жить!
* Родоначальником знаменитого композитора М. П. Мусоргского был Роман Васильевич, по прозвищу Мусо;рга. "Мусу;ргос" по-гречески — певец, музыкант. Не отсюда ли прозвище предка, как нельзя лучше оправдавшее себя в фамилии потомка? Правильное произношение фамилии великого русского классика – с ударением на «о» второго слога.
***
Звонок из Канады
Срок подошёл эпохе перемен.
Нельзя всю жизнь просидеть в Севилье.
Однажды Мануэле позвонили
«Вам добрый день. Меня зовут Ален.
Здесь Монреаль, провинция Квебек.
Продюсер я, фламенко обожаю.
И вас с Арамом очень уважаю.
Концерты ваши не забуду век.
Возникла тема: заключить контракт
На ваши выступления с Арамом.
Но есть ещё одна супер-программа.
Пока мечта. А может быть и так,
Что захотите школу вы открыть –
Фламенковую в школе в Монреале.
Чтобы людей вы танцу обучали.
Маэстро Авакяну предложить
Арт-хаусный проект с виоль д’амуром.
Поверьте мне, отнюдь не синекура.
Удивлены? Конечно. так и быть:
Даю я время вам для размышлений.
За беспокойство – тыщу извинений.
Ответа жду. И буду вам звонить.»
Такой вот неожиданный момент.
Задумались Арам и Мануэла.
Отказ послать или ответить смело,
Согласны, мол, начать ангажемент
Или контракт с Аленом подписать.
Всё это, безусловно, интересно.
Проект им близкий в творчестве совместном.
Родителям желательно сказать,
Какие намечаются здесь планы.
Совет семейный. Встретились два клана.
Подумали. Детали обсудили.
В Канаду отпустить детей решили.
Шанс интересный, потерять нельзя
Возможностей непознанных границы.
У Гаянэ с Бенитой грусть на лицах.
Мужчины успокаивают: «Зря
Волнуетесь за молодых, не надо
Бояться жизни. Им пришла награда
За прошлые концерты и успех.
Такая радость - и для нас для всех.
Родителей своих не забывайте.
Звоните чаще. В гости приезжайте».
Отца и мамы сердце – это боль,
И беспокойства непреодолимость.
Нужны и пониманье, и решимость.
Родительского эгоизма соль
Быстрее растворится. Благ и счастья,
Любви и бесконечного согласья
Желают детям близкие. Итак,
Пятнадцать лет в прекраснейшей Севилье
Для Мануэлы завершились. Крылья
Расправлены. Другой прописан знак
В судьбе Арама и его Муниты.
Им двери в новый мир уже открыты.
***
Город – праздник
Улыбка вальса – это Монреаль.
Ликует радость – это настроенье
Арама с Муной. Каждое строенье
И улицы - с «изюминкой». Не жаль
Потратить время на ура-прогулки.
О, Монреаль – волшебная шкатулка
Сюрпризов. Лента-мост Жако Картье - ,
Жак заложил сей город вдохновенный.
Спасибо, брат Андрэ благословенный,
Ты выстроил Иосифа собор.
Две тыщи двести мест - какой простор
Молящимся. Величественный кров.
Вверху – пятьдесят шесть колоколов.
Их чистый звон – собрат архитектуры
С гармонией колонн. Святых фигуры
О Вечности с тобою говорят.
И даже новоделы-небоскрёбы
Приветливо стройны. Гуляй и пробуй
Величественный град на вкус и цвет.
Здесь буря красок, серой хмари нет.
Но близко потрясающий Стрит –арт.
Художники раскрашивают стены
Обычных зданий. Розовая «пена»
Для фона. Рамки колер голубой.
В ней женский лик – пленительно-живой.
Осанки гордой цвето-кантилена.
Завернутая в жёлтое сирена
Царит над миром сказочных цветов.
И панорам большого урбанизма.
Ей не страшны угрозы катаклизмов.
Увидел раз – влюбился. Файн. Готов!
Покоя олимпийского рулада,
Как символ нестареющей Канады.
Арам и Мануэла – на горе,
Зовущейся в народе Мон-руялем.
Тут не живут слезливые печали.
Гуляй и в летний зной, и в декабре.
Уют лесного царства, серпантин
Вокруг горы для всех велосипедов.
Целебный воздух до конца изведав,
Ты чувствуешь себя как господин,
Способный крепко удержать мечту.
Жар-птицу ловишь споро, на лету
И воплощаешь замыслы успешно.
Звучащий город, будто Штраус вешний.
Из музыкальных нитей сотворён.
Кто в Монреальский праздник не влюблён?
Арам и Мануэла, да, влюбились.
И первую неделю закрутились,
Взял в плен их солнцедарный Монреаль.
Спасибо, рядом друг – Ален Цигаль,
Их судобоносный менеджер-продюсер.
Житейских перемен весёлый юзер.
Вергилием при нашей паре был.
Водил их на прогулки, в рестораны.
Заботился легко и неустанно.
Квартиру подобрать им не забыл
В архитектурно очень странном доме.
Дитя строй-уникальных анатомий,
Из кубиков он как бы состоит.
Их более трёхсот, Они на вид
На детскую поделочку похожи.
Смешное зданье, да, но, верьте, всё же
Квартиры здесь комфортно хороши.
Над каждой крышей сад, удобств громада.
Арам и Мануэла очень рады.
Им этот дом – как ясный свет души,
С наивною гримаскою ребёнка.
Ален Цигаль – дипломатично тонкий
Политик. Моментально распознал
Святую детскость Муны и Арама.
Составил дальновидную программу,
Что делать звёздной паре. Точно знал,
Зачем вписал их в свой витальный трек
Провинции блистательной – Квебек.
***
Креатив-марафон
Деньки разбежались и взлетели над обыденностью.
Да и какая обыденность может быть в Монреале?
Интересные дела Арама и Муну вынесли
На такие обороты, которых они и не ждали.
Толстый весельчак Ален Цигаль дал им студию,
Будто фокусник, вынул её из волшебной шляпы.
« Здесь, друзья, учить танцу фламенко будем мы,
Позовём ребятню, а с нею мамы и папы,
И сестрички с братиками в школу вашу придут.
Знаменитые Эрнандесы - хореографии классной бренд.
Не останется у вас для прохлады свободных минут.
Рекламу запускаю я в прессу, и ваш контингент
Заполнит этот зал на улице Сент-Катрин – раз!
Во-вторых, от желающих танцевать не будет отбоя.
Футболю медийным агентам сильнейший пас!»
Не обманул холерик. Что обещал – устроил.
Пять групп набрано – от малышей до седых матрон.
Сотня «новофламенковцев» – поклонников Мануэлы.
Уроки с утра до вечера… бам-барабан, щёлк-перезвон
Кастаньет и бубна. Гитарная радость пела
Семиструнную партию. Муна сердца зажгла
Монреальских жителей праздничным фейерверком.
Улица Сент-Катрин юность свою нашла
В ритмах испанской страсти гранда любви – фламенко.
Монреальцы – народ весёлый, праздники любит - ох!
Им танцевать и петь охота по десять часов кряду.
А тут ещё Мануэла с глазами миндальными – тяжкий вздох!
Поухаживать бы за ней кавалерам, но… муж рядом.
Арам помогает ей школу вести – молодец! - каждый день.
Играет на скрипке, альте и ещё на виоль д’амуре.
В барабан ладонями ритм бить ему тоже не лень.
Как часовой на вахте, он в муниной школе дежурит.
А ведь у самого работы в Квебеке хватает – ого как!
Обещал Ален, и открыл ему на той же улице студию.
Продюсерский центр артиста и композитора – не пустяк.
Кто однажды побывал здесь, тот вряд ли в момент забудет
Горящие энтузиазмом глаза худого армянского парня.
Квартет - фортепьяно, скрипка, виоль д’амур, контрабас -
Собрал Арам в Монреале в темпе забой-ударном.
Репетирует с коллегами, диски записывает – просто класс.
Продаёт их Ален Цигаль быстро – даже прибыль на вырост есть.
Монреаль – музыкальный город, искусство - в почёте большом.
Поклонников и поклонниц у Арама на континенте не счесть.
А он только на Муну смотрит и каждый свободный миг с нею вдвоём.
Решил посвятить ей сонату виольдамурную - о любви.
Каждый вечер пополняются знаками линии нотного стана.
Фламенко и струнная музыка – неразлучные визави,
Верные друзья и сподвижники их экселенц-романа.
***
У Мануэлы идея появилась новая – канадский акцент
Придать классическому рисунку фламенко.
Элементы танца индейского ввести можно, как новый бренд?
Мысль ненормальная вырвалась из её ментальных застенков
И покатилась на конёчках фантазии далеко-далеко.
Индейцы зажгли Муну своей ритуальной символикой.
Фламенко и танец с обручем в одной связке пустить легко
Или затея эта обернётся творческим ноликом?
Заказала обручи из пластиковых трубок и бамбука.
Десяток лёгких предметов – удобная в танце штука.
Репетировала одна, после нелёгких дневных занятий.
Образы бабочки, огня, змеи в один кулачок собрать бы
И на фламенковской почве выступить с этим номером на «бис».
Риск благороден и нужен, если ты – настоящий артист.
Несколько недель потрачено. Рисунок танца готов.
Скоро концерт, и у номера имя уже есть - «Танец снов».
***
Зал, как перед прыжком в неведомое – он тигр на охоте.
Люди в ожидании. Звезда Эрнандес готовит вроде бы
Что-то совсем интересное, и даже (шарман!) необычное.
Остаться дома и пропустить арт-сенсацию прилично ли?
Выходит на сцену в красном платье красавица большеглазая.
Локти опущены. Застыла стрункой натянутой. И не сразу
Новый танец набирает сначала привычные всем обороты.
Чечётка, ладони плывут по воздуху. Красота влекущая.. .что ты
Ждёшь ещё, чародейка пленительно-дерзостной страсти?
Настал момент. Смена ритма. И вместо кастаньет на запястьях -
По четыре обруча. Изгиб тела – агония раненой змеи.
Руки будто бы кости потеряли – смотри, смотри, смотри!
Под испанскую музыку, озираясь, выползает на сцену змея.
Кольца волнуются, остановить их уже нельзя.
Взмах гибких рук, поворот корпуса, и над змеею - орёл.
Зал в тихий раж, как в привычную клетку, без стука вошёл.
Летит быстрокрылая птица под ритмы бубна и барабанный гул –
Ветер с индейских озёр и степей, прорываясь сквозь тучи, задул.
Красно-синие ленты на кольцах, как у гордых апачей - перо.
Индейская женщина змею и орла зовёт к себе в обруч: вошло
В стихию фламенко индейское кредо воды, ветрогона, огня.
Танец-призыв от народа индейского – жить! Чур меня, чур меня!
Это не явь, а ожившие в танце-фантазме испано-индейские сны.
Обручи – кольца судьбы, слуги вещих богов из далёкой страны,
Где народы не делятся на своих и заклятых - враждебно чужих.
Ритмы страстного мира к себе призывают потомков родных.
Сумасшествие жестов и бурных эмоций каскад.
«Танец снов» неожиданно кончился, словно иссяк водопад
Жар-эмоций. Упали подбитые стрелами руки, исчезла змея
Кольца жить перестали. И всё это было не зря.
Аплодировал долго восторженно-радостный зал.
Монреаль синьориту Эрнандес навеки своею признал.
***
Музыка виольдамурная, не держи акварельный звук.
Арам, вдохновленный успешной программой Муниты,
Запустил на орбиту концертов своих арт-круг.
Он человек талантливый и ,как подруга его, знаменитый.
Продюсер Ален Цигаль расписание сделал – пора играть.
Для многих в Канаде старинный виоль неизвестен.
Желание публики – надо скорее узнать,
Чем инструмент этот, скрипки собрат, интересен?
Свечи в старинных подсвечниках. Кресла и тишина.
Голос Италии плачущей в скорбной сонате.
Атилио Ариости - век осьмнадцатый выпит до дна.
Двадцать сонатных клавиров пропало, в Шведской палате
Хранится один. Его и достал для себя Арам,
Чтоб породнить с драгоценным виоль д’амуром.
Пьяно на цыпочках. Жалобе звуков – крещендо: старт дан
Слёзам, растворившимся в нежно-минорной фактуре.
Лицо музыканта, как факел, пылающий в детских руках.
Горит вдохновением, глаз синева густеет.
Сонатная жалоба села в церковном подворье, младенческий страх
Лежит в кантиленной люльке, и кто его тронуть посмеет?
Голос людей беззащитных, он тих, а надежда живёт
В тонких нюансах владетельной силы мажора.
Солнце над утренней свежестью, страх прогоняя, встаёт.
Музыка рвётся из пут горьких чувств на другие просторы.
Вслед за сонатою - Стамица Карла чудесный концерт.
Он для виолы с оркестром , рождён в том же трепетном веке.
Нет у Арама оркестра, но рядом - привычный квартет –
Самый надёжный партнёр музыкальной опеки.
Музыка счастья детей, ре мажор на цветочном лугу.
Прыгают бодро на травке кудрявенькие ангелочки.
Девочка в платье и шляпке соломенной – ох, не могу!
Эльфо-сильфидная, с голосом тоненьким, резвая дочка.
А для финала Арам подарил меломанам приятный сюрприз.
Соло момент – кантилена виольная с именем «Нежность».
Это свиданье назначил подруге любимой красавец-артист
Здесь, на концерте, где искренних чувств постоянная свежесть
В струны вошла и достигла своей неземной высоты.
Зал покорён. Даже кресла из дерева, тихо качаясь, всплакнули.
Трудно дышать Мануэле. Араму родному – от сердца цветы.
Звёздных посланцев служители медленно жёлтые свечи задули.
***
Житейские параллели
Город тянется к небу, и это его состоянье –
Звездокрылое счастье поддерживать в душах людских.
У Арама и Муны – друзей многозвучных собранье
Расширяется, крепнет, и трудно представить без них
На минуту хотя бы судьбу монреальских гармоний.
Радость бурных общений взрывается, как стадион.
Собираются вместе друзья у Ризендеса Тони.
Ресторатор великий, он в звёздную пару влюблён.
Кормит Муну с Арамом обедами только бесплатно.
В ресторане на скрипке играет бесплатно Арам.
Бартер музыки и кулинарных изысков – понятно,
Если праздник бытийный приходит доверчиво к нам.
В этом празднике нет пустоты и безмозглой корысти –
Озарённый пожаром искусства живой ареал.
На богатства салонов престижных – и Сотби, и Кристи
Музыкальные версии кто бы из них променял?
Здесь воркуют студенты и томного вида матроны,
В мини-юбочках девочки и куртуаз-господа,
И цивильный месье – на поверку удачник из скромных,
Ланчи Тони Ризендеса кушать приходит всегда.
Подошёл к Авакяну: «Маэстро, спасибо вам, сорри.
Разрешите представиться: слушатель ваш, Жиль Бернье».
Обменялись приветствием и…дружба выросла вскоре,
Церемоний верёвку оставив на каменном дне.
Полицейский инспектор Бернье – обаянья провайдер.
Сероглазо-улыбчивый, краснорубашечный мэн.
Рядом с ним и король, и артист, и любой аутсайдер
Понимает мгновенно: пред ним – комильфо-джентльмен.
С Авакяном о музыке долго они говорили.
Мануэлы реакция: «Жиль, а продолжим у нас?»
На квартире Эрнандесов кьянти бутылку распили
И расстались, когда заалел новоутренний час.
А потом Авакян рассказал Мануэлову сагу
О мытарствах Муниты, украденном детстве её.
Жиль Бернье подтвердил: «Дорогие, даю вам присягу.
В Интерпол обращусь. Дело это, поверьте моё».
***
Взбаламучена электронная тишь
Запросами неугомонного Жиля.
Гоняет Бернье оголтелую «мышь»
По целине гигабайтных милей.
Катастрофы далёкой ищет следы –
Кто, где, когда похищал ребёнка.
Сколько утечёт в реках бурной воды,
Пока не появится младенец в пелёнках –
Фактик мизерный…затем цепочка других.
Картина преступления, как на экране.
Инспектор узнает, кем был этот псих,
Что душу детскую злобой ранил.
Анналы компьютерной памяти – дайте срок –
Спецы интерпола исследуют на просвет.
Остаток сухой информации, как оброк
С работяги бессонного – имя ему Интернет.
***
Результат не замедлил сказаться. Бернье узнал
О таджикской девушке из города Душанбе.
Клан сирийских бандитов её ясным днём украл.
Папа умер. А мама в России. Живёт в Орле.
Братья мужа ей помогают – бесценный клад.
Поселили в России. Очнулась. Чуть ожила.
Только плачет всё время: «Ты где, дочка Анзурат?
Средь живых или в чёрных подвалах давно умерла?»
Всё пыталась искать дочурку – ответа нет.
Пересохла душа, и засыпан песком арык.
Исхудала, состарилась, будто не сорок лет,
А все восемь десятков. Седины, как лунный блик.
Кто узнает в ней Таню Краснову – блондинку-ах?
Пересмешницу милую, зелень весны - глаза.
Так привычен для Тани устойчивый спутник – страх.
Жизнь в цепи закована, дыбятся тормоза.
Банда редких мерзавцев похитила сто детей
На запчасти для чёрных хирургов, тугой кошмар.
Их главарь был известен, как Абдель Сина-Башар.
Его нету давно, в перестрелке погиб злодей.
Две скотины безродные – мунины басмачи,
Имена позабыты, их проклял святой Аллах.
Ты поплачь, дорогая Танюша, иль покричи.
Но амбарный замок на вишнёвых её устах.
Годы тяжких потерь, как израненный уж, ползут.
Без надежды на лучшее время. Бетонный мрак.
Для Татьяны прочерчен один путевой маршрут:
В дебри автовитальности, где правит жёсткий знак.
***
Бернье с Авакяном держали совет, как друзья.
Сейчас информацию выложить или потом?
Решили: пока ничего говорить ей нельзя,
Муните. Узнаем подробности и подождём.
И здесь, как всегда, пригодился Ален Цигаль,
Великий продюсер и преданный экстраверт:
«Поедем в Москву на фламенковский фестиваль
И в город Орёл, на гастрольный гала-концерт.
***
Школа Мануэлы процветает.
Выступлений много, есть успех.
Звёздные подарки собирая,
Муне и зазнаться бы не грех.
Лик её природный чист и светел.
В нём любовь свой дом родной нашла.
Добрая улыбка – свежий ветер.
А глаза – как будто зеркала
Радостной души, в ней только счастье
И нетленный творческий порыв.
Простота, сердечное согласье
И, как прежде, девичий наив.
Но Судьба творит своё плетенье.
Тянется невидимая нить.
Как то раз, в одно из воскресений,
Надо было студию закрыть.
Стоп! Тугая дверь чуть отворилась.
На пороге – чудо лет восьми,
Худенькая девочка явилась.
Ангелок, спаси и сохрани.
- Ой, мадам, пожалуйста, простите,
Что так поздно в школу к вам пришла.
Ради всех святых, меня примите?
Так люблю фламенко! Я была
На концертах ваших много-много,
Знать не знаю даже сколько раз.
И на мессе попросила Бога,
Чтоб Всевышний познакомил нас.
Побывать у вас давно решила.
Вдруг умолкла. Бантики дрожат.
Муну же тревога затопила.
К ней отара стриженых ягнят
Прибежала тихо на аллею,
Где растут открытые сердца.
- Как тебя зовут, скажи скорее?
- Я Саманта. – Мамы и отца,
Разрешенье, извини, спросила?
Тень накрыла детское лицо.
- Маму с папой молния убила.
Они в бурю вышли на крыльцо
И конец… Теперь живу в приюте
У сестры Терезы. Верьте мне.
Матушка Тереза, рядом будьте,
Что-нибудь скажите обо мне?
Подтвердила всё сестра Тереза
О Саманте Гир, с её бедой.
Мануэлы сердце нож подрезал,
Обварив кипящею водой.
- Пусть, сестра, ко мне ребёнок ходит,
Научу фламенко, так и быть.
Время есть, дела в порядке вроде.
Можно мне Саманту проводить?
- О,, конечно, можно, сеньорита.
До приюта в бодром темпе шли.
Вечер, ключевой водой умытый,
Сел на край морщинистой земли.
***
Саманте понравилось в школу к Муните ходить!
Ей танец фламенко на раз покорить удаётся.
А Муны желание крепнет – с девчушкой дружить.
Добра и отзывчива, звонкою трелью смеётся.
В момент привязался к Саманте и дядя Арам.
Надумал учить её музыке. Верно - скрипичной.
Решил: четвертной инструмент я куплю и отдам.
Способная девочка, ритм и слух – всё отлично.
Волшебная фея Саманте устроила пир,
Махнув на лету, в поцелуях росы, чудо-веткой.
Подруга у ней Мануэла – Арам, он кумир
Для детского сердца, надёжно закрытого в клетке
Трагедии страшной. Приди, разорвись, поменяй
Минор настроений тяжёлых - на лучшую долю
И девочки милой - что можно - немедля отдай,
Душа её просится с песнею выйти на волю.
***
Занятия в классе фламенко, скрипичный дозор.
Приютской малышке дорога в искусство открыта.
Однажды случайно услышала блиц-разговор
Арама и Муны. И тема его не забыта.
-Скажи-ка, любимый, а может Саманту нам взять
В опеку, как сделала это Бенита со мною?
Арам призадумался: «Надо ей всё рассказать.
Пойдём же к Ризендесу Тони и завтрак устроим».
Сердечко у девочки в пятки сбежало тайком.
Молчала три дня, будто бы ничего не случилось.
Часы ошалели, как зайцы в траве - кувырком
Попрыгали вдоволь. Устав, резко остановились.
***
Поворотный момент в юной жизни Саманты.
Ресторан у Ризендеса Тони открыт.
На полу, в уголке, бьют двенадцать куранты.
Завтрак – фрукты и овощи. Рядом сидит,
Как в гостях у Эрнандесов, донна Тереза.
С ней Саманта - косички торчат по бокам.
У Арама в лице – миллион интересов,
Внешне тих и спокоен, душой – Клод ван Дамм.
Ведь решение это досталось непросто.
Шаг ответственный, многим сей груз не поднять.
Обывательских мнений тупая короста,
Что приютских детей в свои семьи принять –
Риск большой, но Арам и Мунита дерзают
Биографию жизни – конечно, одну на троих.
И сомненья, как льдинки на солнышке, тают.
Твёрдый фактор надёжных решений – при них.
- Дорогая Саманта… скажи … не стесняйся…
Хочешь жить у нас дома, как дочка в семье?
Только прямо ответь, милый друг… постарайся.
Тишина за столом. Ходит рябь на реке,
Протекающей близ ресторанного зала.
Растерялась девчонка, и нечем дышать.
В эти мини-секунды она вспоминала
Симпатичного папу, красавицу-мать.
Она Муну с Арамом уже полюбила.
Привязалась. Ведь трудно представить без них
Жизнь дальнейшую. Как им ответить? Нет силы
В кучку фразы собрать для людей золотых.
Чуть головкою русой кивнула: «...Согласна …»
И в объятия к Муне вспорхнула - птенец.
Корабли на реке загудели вдруг басом.
Мать Тереза шепнула себе: «Наконец…»
И крестом всех сидящих она осенила.
«Бог вам в помощь, мои дорогие друзья.
Документы опеки давно я пробила
В департаменты бегала долго - не зря.
Вам готовы помочь полномочные лица,
Остальное доделайте сами, о кей?
А за вас я всегда стану Богу молиться,
За таких вот, как вы, бескорыстных людей».
В зал торжественным шагом восшествовал Тони,
Кулинарных проектов ура-чемпион.
На подносе был торт – император на троне:
Скрипку хоботом держит оранжевый слон.
У Саманты в глазах – котильон изумлений.
«Ах, спасибо, какой замечательный торт»!
Настроение радости, как в день рожденья.
Стало меньше на свете несчастных сирот.
***
Детская комната в квартире Муны – файн.
Мануэла сама обстановку сюда подбирала.
Денег не жалела на проект-дизайн.
Всё, что ни делала, казалось – мало.
Хотелось как можно больше, ещё и ещё,
Только чтоб Самми была довольна.
Обои весёлые – Микки Маус – ёёёё!
Дружок симпатичный, характер вольный.
Глазки Саманты горят – хочешь, спичку жги.
Детство счастливое – рядом с любимыми, да.
А таких, как Муна с Арамом – найди
В месте ином? Нет! Ни за что, никогда.
Ночи и дни - старт- ракеты в пространстве…гудят.
Только за ними двигаться успевай.
Музыка, танец и школа, нельзя повернуть назад.
Трудно Саманте, конечно, и всё же рай
Дел замечательных встроен в привычный круг.
Юная леди с наполненным пульсом живёт.
Муна, как мама, Арам – он отец и друг.
Счастье семейное – самый надёжный плот.
Кстати, Арам с Мануэлой в мэрии были. Зачем?
Брак свой оформить, опека без брака – ноль.
Тайна для прессы. А нужно ли людям всем
Знать, как скрепляют союз двух свободных воль?
Близкие их поздравляли – одни друзья.
Жиль и Тереза, Ризендес, Ален Цигаль.
Вдруг в дверь звонят : «Ну кого принесла печаль?»
«Дети, родные мои это только я.
К вам прилетела. Откройте замок скорей».
Ахнули. Надо ж! Бенита явилась, отпад-сюрприз.
Хочет Саманту видеть – сейчас, быстрей.
Их познакомили. Гвадалквивира бриз
Воздух Квебека испанской волной накрыл.
Сердце Бениты ликует, как в небесах.
Нет, не растрачен севильской царицы пыл.
Вмиг полюбила Саманту, и на руках
Долго держала на дружеском суаре.
Радость общенья живого – роскошный сад.
Даже лицо на афише – сам Жан Марэ
Им подмигнул, как приятель: «Бонжур, я рад».
***
Каденция*
Взаимопроникновение душ и сердец друг в друга
Высвечивает на тёмном фоне светлые краски человечности.
Узнав об этом, фарисей из подвала громко икнул от испуга.
Жуиры панельные с ручками-ножками утонули в беспечности.
Лишь зорко-мудрые стоики знают: ментальное пробуждение
В сердечную чакру пришедшее - способствует выздоровлению
Дряхлеющего организма Земли.
*Каденция (в музыке) – импровизационная вставка.
***
Дуэндэ возвращается
Устаканился будничный транш
В семье Авакянов-Эрнандесов.
Силы небесные дали карт-бланш
Обойти шипы грубых тангенсов
И вынесли эту семью на орбиту,
Где вход в неожиданности открыт им.
А подробности бытовых реалий
Оставим прозаикам для баталий
Насчёт правды и вымысла сюжета,
И пусть они говорят об этом
С гордостью самоигральной,
А наш проект инфернальный
Живёт сам по себе.
***
Чёрной племянницы рыжего солнца имя – затмение.
Огненный шар набирается ангельского терпения,
Когда бальное платье вселенской тьмы его накрывает.
Человечество с ума сходит, к Богу взывает.
Хватается за бинокли, бежит, стремглав, к телескопам,
Поодиночке, парами, а некоторые – скопом.
Настраивают видео, кино, фото и прочие аппараты.
Учёные объединяются в говорильные конгломераты,
И возникает конвульсивно-магическая суета.
Арам и Мануэла в этом вопросе – простота.
Купили Саманте огромнейший телескоп.
Компы, ноуты, смарты, айфоны – подарков у ней немало.
Балуют ребёнка и никто не скажет им: гоп!
Девочка от бесконечных дарений чуть подустала.
Но Саманте Гир-Эрнандес, простите, смешно
И радостно, как относятся к ней новые папа и мама.
Осуждать их конечно за это грешно –
Издержки настроя любвеобильной программы.
В час солнечного затмения телескоп новый они взяли
И на самой высокой макушке любимого Мон Руяля
Установили на прочной треноге - смотреть катаклизму
С помощью оптического чуда – стекольной призмы.
Арам и Саманта по очереди глядели в небесную трубу,
Шептались между собой: бу бу бу бу, бу бу бу бу.
Мануэле стало жарко. Почва слегла вздрогнула и прогнулась.
Знакомое состояние - дуэндэ - Муниту вспомнило и вернулось.
***
«Что тебе надо услышать скажи мне, Лилит,
Горькая странница всех неприкаянных бурь?
Стёртая память занозою давней болит.
Знак мне подай, гордонравные брови не хмурь.
Морок душевный хочу я в клочки разорвать.
Он – затаившийся враг, нем, печален и глух.
Кто я? Откуда? Давно собираюсь узнать.
Факел надежды, ещё не зажжённый, потух.
Вижу какую то землю, чужие поля.
Город чужой, люди в серых одеждах снуют.
Тянет меня в путь далёкий, не ведаю я,
Ждут меня там или нет… Может, всё-таки ждут?»
Дочь затухающих солнц не ответила ей.
Чувство растёт: ехать надо, но только – куда?
Медлить нельзя. В путь-дорогу собраться быстрей.
Нужен маршрут, без него не найти никогда
Точки заветной, способной завесу открыть
Над прошлолетьем, которому имени нет.
Тьма растворилась, и жизнь продолжается. Быть
Силе дуэндовой. Финиш затмению. Свет.
***
Утром позвонил Ален Цигаль,
Провайдер успеха и оптимизма.
«Едем в Москву на фестиваль
Фламенковых танцев, готовы визы.
Берите Саманту, виоль д’амур.
Настраивайтесь на победу и только так.
Затем по стране гастрольный тур,
А это, как знаете, не пустяк».
Арама лицо просветлело: сюрприз!
Хотя он давно о поездке знал.
Мунино сердце упало вниз:
«Небесный посланник мне помогал
Предчувствие дальней дороги прочесть.
Значит, Россия? Стремимся туда?
Очень хорошая, нужная весть.
Здравствуйте, новые города.
Скоро познакомимся».
***
Мануэла в Москве
«Благослови нас, бабушка Москва.
Ты носишь супер-модные одежды
Из небоскрёбов, улиц и проспектов,
Наполненных безумной суетою.
Почти как в Монреале, право слово.
А люди все какие-то глухие.
Бессмысленно гудящий муравейник.
И пробки сумасшедшие на трассах.
И лица серой маскою закрыты
Одной на всех.
Язык Москвы мне близок.
Отткуда-то я знаю его, русский,
Почти родной.
С испанским и английским в родстве,
Он вроде дядюшки в семействе.
Дуэндэ, ты, возможно, пошутило,
Отправив меня в этот мегаполис,
Похожий на дрожащий Вавилон?
Но брат дуэндэ с шутками не дружит.
Предчувствую: возникнут перемены,
Какие – я пока ещё не знаю.
И, значит, здравствуй, праздник-фестиваль.
Мы будем здесь показывать фламенко.
И это - счастье. Кто его оспорит?
Настрой один – работать и работать.
Мы всё-таки Эрнандесы, мы звёзды.
А потому должны - нельзя иначе –
На конкурсе призы себе забрать.
Дай Бог терпенья и чуть-чуть удачи
Сердца великим танцем зажигать».
***
Берсеневская набережная, Театр Эстрады.
Торжественно-величественный дворец.
Люди ходить сюда очень рады.
Дождались фламенко-любители, наконец,
Международного конкурса-фестиваля,
Куда попали не без помощи месье Цигаля
Мануэла с Арамом и Самантой.
Время отбивают кремлёвские куранты.
Съехались в Москву танцоры со всего света.
От пятнадцати до пятидесяти лет.
Дилетантов среди них не было и нету.
Слышится вокруг: «Муна, Муна, привет!
Очень рады с тобой повидаться,
Наша первая мега-звезда».
Мануэла не знает, куда деваться
От радости: «Салют, камарадос, я с вами, да да!»
Зал театра переполнен народом,
Попробуй найти местечко свободное? Вряд ли .
Танец фламенко – огонь, любовь и свобода.
Остальное всё – постороннее-чуждые грабли.
Вот и конкурсной программе назначен старт.
Каждый танцор – вип-мастер, неповторим.
Но лучше всех – Мануэла, её азарт
И жюри, и зрителями тепло принят, любим.
Красавица звездоглазая, с гибкостью зрелой пумы
Ворожит, чарует под звуки виоль-д’амура и тамбурина.
Зрители кричат «браво!» в угаре безумном.
Вдруг тишина повисает. Другая картина
Развёртывается на фестивальной сцене.
Выбегает малютка-девочка в платье зелёном
И с яркой шалью. Народ доволен, радуется перемене,
Смотрит на юную красавицу взглядом влюблённым.
Жжёт не по детски Саманта, в каждом движении – смерчи.
Неистовый темп, каблучки стреляют удар-картечью.
Дочь Мануэлы Эрнендес молниями управляла,
Как будто бы в поле открытом стихия её целовала.
Успех потрясающий. Гром звон-победных оваций.
Поклоны скромные, словечко единое: «грация»
Для всех, кто её принимал в замечательном зале.
Жюри председатель, синьора Сусанна Биали,
Артистка великая, вышла при всех на эстраду
С цветами: «Друзья мои, вы молодцы, я за вас очень рада!»
Арам с Мануэлой улыбкою прячут невольные слёзы.
Сбываются самые тайные, в сердце живущие грёзы.
***
Эрнандесов трио отмечено главной наградой: Гран При.
Звонил с поздравленьями друг их родной, Жиль Бернье.
Бенита с Фульхенсио тоже звонили в Москву: «Не томи,
Когда вы в Севилью приедете? Горестно мне
Запасы терпения кончились, кризис пришёл
Не вижу вас долгие месяцы, жду и люблю».
Цигаль трубку взял: «Видит Бог, от души говорю.
Вы скоро увидитесь. Мы сейчас едем в Орёл».
***
Мануэла в Орле
Грязные тротуары, дороги в ухабах.
России провинция похожа на краба,
Лежащего брюхом к солнцу, в землю спиной.
Щербатый асфальт, всё уныло, ну просто, ой!»
Душа Мануэлы скукожилась, очи в пол.
А на площади при вокзале – родной орёл,
Свободная в бодром полёте птица,
Присела и смотрит на всех. Пригодится
На память в обнимку с орлом сэй-чиз-фото.
Город смотреть пришла охота.
В принципе симпатичный – дома и парки.
Фигуры зелёные, как подарки
От новомодного парня – дизайна.
Берег Оки в запустении крайнем.
Валяются сиротками пакеты, бутылки,
Зубья сломали у согнутой вилки.
Тут бал даёт монсиньор Беспорядок.
Главный хозяин заброшенных грядок.
А люди – приветливы, в добром убранстве.
Пришли в театр «Свободное пространство».
Аплодировали стоя всей группе Муны.
Арам Авакян подарил им струнный
Дивертисмент на виоль д’амуре.
Красивый звук – восторгов буря.
Вечер гастрольный прошёл на ура.
Ален Цигаль молвил: «В отель нам пора.
Утром все вместе идём на рынок.
Надо купить мне пару ботинок.
Износилась обувь на российской почве.
И подмигнул Араму: Спокойной ночи!»
Этот план Муне чужд, непонятен.
Отказать нельзя. Ален – приятель,
И не просто приятель, а лучший друг.
Вхож в самый узкий семейный круг.
«Ладно, жди в девять, мы будем у входа.
Этой цигальской причуде – свобода».
***
…Перепрыгивала через дождевые лужи,
На кирпичики (как мосточки) ступала
Мануэла с Арамом и дочкой. А ей это нужно?
В джунгли рынка вошла, но зачем – не знала.
Такой неприветливый рынок, антисевилья.
Киоски зелёные, продавщиц суровые лица.
Рядов бесконечных унылая камарилья.
Товары- пленники лежат, им удавиться
От безысходности? Тарелки, блюдца,
Чашки-уродцы, бижу, собачки
Фарфоровые. Взять бы тачку,
Погрузить эти вещи, развернуться
И выкинуть их на большую помойку.
Ален Цигаль здесь: «Мунита, постой-ка,
Смотри, продают урюк, изюм, курагу,
Пойдём туда купим? Стоять не могу…»
Мануэла в ответ: «Саманта, Арам!
Дяде Алену сухофрукты купим. Аз воздам
Чудаку любимому…». Хихи и хохо.
Вот уж и киоски недалеко.
Торгуют в них дядьки-таджики.
Наперебой предлагает аджигу
И прочие восточные товары.
Мануэла видит одну пару.
Седая женщина и таджик высокий.
«Отдохни, Танюша, присядь, твои ноги
Не казённые?». Блиц-толчок внутри Мануэлы.
Потянулась к женщине, захотела
Что-то сказать незнакомой Танюше.
Седой, гладкопричёсанной. Вихор непослушный
Торчит на ухом с дешёвой серёжкой.
«Куплю у неё курагу…хоть немножко».
К женщине тихонечко подошла.
Сумочку вынула… ла ла ла.
Валяются на дне кругляшки-монеты.
Помада, ключики, кастаньеты.
Камешек выпал прямо в руки Татьяны.
Подумала женщина: «Очень странно.
Такие у дочери были, на озере их собирала.
Камешек… родненький…я тебя сразу узнала».
К покупательнице прирос внимательный взгляд.
У Татьяны мощной силы разряд,
Электрический, вспыхнул над головой.
Речи лишилась. И в мыслях – внезапный сбой.
Глядит на Мануэлу платочек в руке теребя:
«Простите, могу вам задать вопрос я?
Много лет назад потеряла родную дочь.
Жизнь остановилась, дышать не в мочь.
Родинка у ребёнка была под левой лопаткой.
Маленькая, круглая, красновато-гладкая.
А у вас есть такая? Бога ради, простите…»
«Да… есть… а в чём дело? Момент! Подождите…».
Брат дуэндэ усилил толчки в сердце Мануэлы.
Секунду, другую, третью на Татьяну смотрела.
Тектонический пласт-мемориум лопнул, взорвался.
«Мама… вспомнила!… где отец? Куда город девался?
Мой родной Душанбе, город в Таджикистане?
Мама… мама.. две акулы-пираньи
С озёрного берега меня ясным днём украли»!
В объятья бросились друг к другу. Алена Цигаля
Вечный сотовый друг проснулся – айфон
Зазвенел. «Жиль… алло! Проект завершён».
Радостно смотрит на женщин Арам.
Саманта ничего понять не может.
«Мама… Это муж мой мне Богом дан.
А это внучка твоя Саманта». Погожий
Над рынком центральным установился день.
Татьяна молчит… полуобморок, ступор.
Разлуки долгой крутая ступень
Требует тишины. Ей не нужен рупор,
Чтобы два сердца в едином порыве сошлись.
Будут ещё многочисленные разговоры.
Судьбо-пружинный виток устремляется ввысь.
Мало ему благ землянских, нужны просторы
Космических озарений.
***
Центральный рынок – шурин роковой
Снял шляпу: «Будь здорова, Мануэла!»
Она здесь оставаться не хотела.
«Пойдём скорее, мамочка, со мной
В гостиницу. Поедешь на гастроли
Ты в группе нашей. Всё Ален устроит.
А выступим – и надо бы домой
В чудесный город-сказку – Монреаль.»
Татьяне – радость. Ей совсем не жаль
С базарной жизнью навсегда расстаться.
Пришла пора с таджиками прощаться.
Родные мужа Таню отпустили,
Ей много слов хороших говорили.
Она Саманту за руку взяла,
Арама, как сыночка, обняла.
«Я перемен счастливых не боюсь.»
Отправились в отель орловский - «Русь».
Накрыли стол в гостиничном приюте.
И детство, по кусочку, по минуте
Вернулось в память Мунину. Отец
Предстал пред ней, усатый молодец,
Таджикский джентльмен, класс-человек.
Строитель гидростанции «Нурек».
Любил он Муну, баловал слегка,
Тверда его надёжная рука.
Не выдержал разлуки долгой срок.
Порвалось сердце. Путь к отцу далёк,
«Любимый папа, был бы ты со мной!»
В анналах детской памяти – живой
Красавец Нуралиев Пахлавон*,
Чудесный друг, семьи опора он.
И мама - педагог в начальной школе.
Воспоминанья вырвались на волю
О жизни той, её не возвратить.
Одно осталось: помнить и любить.
«О Боже, у меня теперь две мамы!»
Тревожно посмотрела на Арама.
Арам ответил: «Всё поймёт Бенита.
Её душа любви всегда открыта».
Да, надо будет рассказать Бените
С Фульхенсио про новые событья.
Проблему эту поняла Татьяна.
Она не ревновала, как ни странно.
«Спасибо доброй женщине большое.
Спасла тебя. Люблю её, не скрою.
Она мне дочь родную подарила.
Ты Анзурат* моя… я позабыла
Об имени твоём… Ты – Мануэла.
Будь с ним всегда». На небесах горела
Улыбчивая звёздочка согласья,
Предвестница заслуженного счастья.
Ещё раз Жиль с Аленом созвонились
О визе хлопотать договорились.
Для Тани. Единенья добрый час
Продолжится в гостинице без нас.
*Пахлавон – по таджикски богатырь.
*Анзурат- по таджикски необыкновенная.
***
Тонуть в деталях бытовизма,
Забыв о романтической подоплёке?
У неё – своя стезя, своя харизма.
Великий смысл. Наступали сроки
Прощания с российскою поездкой.
Другая роспись на житейских фресках.
Оформлены Красновой Тане визы.
Полёт в Канаду, он прошёл без криза
Эмоций, неприятных ощущений.
Притихли турбулентные теченья
Воздушных масс. Кленовый лист Канады
Татьяне, как великая награда
Изменчивой Судьбы.
***
Монреальская панорама
Конечно же, так в жизни не бывает.
Смурное зло живёт и побеждает.
Но в жанровом кольце романтик-саги
Добро и счастье обнажают шпаги,
Чтобы за ясный свет с врагами биться,
И побеждать, и преданно трудиться
Во имя благородно-нужных целей.
В семье Муниты ладить все умели.
Добро и пониманье здесь в фаворе.
Татьяна в Монреале стала вскоре
Любимицей среди друзей Муниты.
Лучистый взгляд, и честный, и открытый
Притягивал к себе канадских леди
И джентльменов, вздумал кто посметь бы
Сказать ей неприветливое слово.
Ответ Арама, по мужски суровый,
Последовал бы отповедью чёткой.
Он рыцарь – крайне редкая находка
Для всех домов семейных Монреаля.
…Саманта и Арам идут к роялю,
Играют мило в слаженном ансамбле.
Прогулки, шутки, иль дружочек рамблер
Зовёт их на просторы интернета.
Арам Саманте друг и, зная это,
Она ему секреты доверяет,
Которые никто не разболтает.
Теперь и «баба Таня» ей родная.
Они с ней книжки умные читают
На русском и таджикском, по английски.
Живут в квартире две белянки-киски,
Любимицы семьи. А к Мануэле
Ангажементы новые летели,
Как птички райских кущ, святое дело.
В Америку турне давно созрело.
Поехала. Ребёнок с мамой Таней
Остался без излишних пререканий.
А возвратится, ей встречать Бениту
С Фульхенсио, им дверь всегда открыта.
Пожалуй, Мануэле чуть тревожно:
Поладят ли с Татьяной? Осторожный
Вопрос живёт в сознанье нашей Муны,
Как знак ферматы партитуры струнной.
***
Фарфоровая посуда от лёгкого прикосновения бьётся.
Идиллические эпохи такие же, в основе – ломкие.
Монреаль потрясли события – злодеям неймётся
Пакости делать социал-резонансно громкие.
Пока Мануэла была в гастрольной поездке,
Террористы отвратные, невинным людям в отместку,
Захватили подземный город – режим ЧС*.
Жиль Бернье, полицейский, уже с головою влез
В эту трагическую историю – спасать пострадавший народ.
Переговорный процесс. Монреаль надеждой живёт
На благополучное, без жертв, завершение.
Глава террористов принял собачье решение –
Взять в заложники полицейского высокого ранга.
Иначе начнёт отстрел. Здесь не надо быть Вангой,
Чтобы понять – на что решился инспектор Бернье.
«Я пойду к этим парням, коллеги, доверьтесь мне?
Опыт есть у меня и немалый. Я не боюсь
Бог поможет, я с этими гадами договорюсь
До приемлемого, насколько возможно, компромисса.
Вы наготове будьте, и если бандитские крысы
Слушать меня по человечески не готовы,
Примите крайние меры. Говорю вам снова:
Обо мне не думайте, не жалейте. решайте.
А теперь - до свиданья вам… может, и так: прощайте!»
*ЧС – режим чрезвычайной ситуации.
***
Бритоголовый парень, глаза пустые, лоб низкий,
Пахан террористов, плохо владеет английским.
Что ему надо? Денег. Ещё – самолёт.
Иначе он центр подземный в секунду взорвёт.
Руки трясутся. Оружие в полном заряде.
Гитлер на маечке с надписью: «Мой дядя Адя».
Псих ненормальный, но… город стоит на ушах.
Люди в заложниках. Вечер. Главенствует страх.
Жиль Бернье с ним, как с дитём несмышлёным, судачит
Деньги ему обещает, охрану…а как же иначе?
Минимум слов, чтоб не сделать преступной ошибки.
Вдруг… что за шутка? Откуда то сверху – звук скрипки.
Григ. Песня Сольвейг. Знаком Жилю репертуар.
Стиль узнаваем. Не может быть! Что за кошмар?
В зоне запретной играет на скрипке Арам.
Будто бы здесь концерт-холл в городе Амстердам.
Центр экстрима. Арам здесь – прохожий случайный.
Жиля увидел. Решился на шаг чрезвычайный.
К ленте кордонной «идальго» упрямый прорвался.
Рядом с полицией – пара секунд! – оказался.
Там, говорит, у бандитов мой друг Жиль Бернье.
Надо к нему поскорее попасть…можно мне?
В зону опасную лицам сторонним доступности нет.
Ладно! Тогда вынимает Арам струнный свой инструмент.
И начинает играть. Сумасшедший заход
Делает рыцарь, маэстро Арам Дон Кихот
В шоке полиция. Дальше – фантастики вздрыг.
Шеф террористов к скрипичным пассажам приник.
Слушает. Плачет. И, видимо, силой ослаб.
Жиль наловчился – его за оружие – цап!
И отобрал. Говорит: «Подключай телефон.
Всем своим братцам скажи, чтобы к выходу – вон!
Клали на землю оружие, или сейчас
Пустят сюда усыпляющий намертво газ!»
Плачет бандит: «Где ты, мама родная моя?
Песенку Сольвейг ты пела всегда для меня.
Слышу твой голос, прости меня, мама прости.
Я уже рядом, Сейчас же приду, я в пути.»
Выхватил нож из кармана. Огромный стилет
В брюхо себе засадил. Был бандит. Сейчас - нет.
В зале подземном спецназ повязал молодцов.
Только троих. Не нашли ни начал, ни концов
Бомбы тротиловой. Кто они, эти друзья?
Как оказалось, норвежцы. А их якоря
В психдиспансере, откуда сбежали вчера.
Главный у них – Торвальд Гамсун, на скрипке игра
Вводит его в ненормальность, готов он бежать,
Чтобы покойную маму-скрипачку искать.
Три автомата украли в театре больницы,
Три бутафорские чушки – и надо случиться,
Рядом с больницей – подземный стоит городок.
Акция психам пошла, как мы видим, не впрок.
Торвальда гибель - её не закрыть, не списать.
А остальных в психбольницу вернули. Как знать,
Нужен ли был здесь театр для медперсонала?
Крепкий замок навесной на дверях «арт-подвала».
Знак Мельпомены в дурдоме – дань эксперименту.
Глупость отдельных господ, как чума – вирулентна.
Местом своим поплатился разиня главврач.
Случай вмешался: Арам, девиантный скрипач,
Дикий поступок свершил. Оказалось, всё верно.
Мог быть финал и другим: многожертвенно скверным.
Кончилась вскоре подземного царства осада.
Скажете, так не бывает, и, значит, не надо
Эту главу оставлять в романтической саге?
Жизнь суровей фантазии в рамках бумаги.
Только забыли ревнители прозы реала:
Мощность искусства и музыки – это немало.
С ней – и могучий глагол, и великая сила -
Вышла на волю сама – никого не спросила.
***
Арам и Жиль – герои всех газет,
Телепрограмм, новинок интернета.
От репортёров – уух! - отбоя нет.
Сенсационный бум по белу свету
Растёт, как океанский ураган.
Их семьям – радость пополам с тревогой.
Мунита собралась уже в дорогу,
Дуэндэ голос – верный капитан
Шепнул: «Тебя в семье любимой ждут».
Сенсационный фейерверк-салют
Не по нутру. Да, женщина боится,
Что может приключение случиться
Арамо-донкихотского пошиба.
Волнений настроенческая глыба
Гастроли в Штатах чуть подсократила.
Быть срочно дома – так она решила.
***
Просто чудеса – ура-сюрприз.
Мануэла здесь,и с ней… Бенита.
Не квартира – мини-парадиз.
Мамы рядом, в лоджии открытой
Мило, по домашнему сидят,
Будто бы всю жизнь вместе были.
С радостью бы долго говорили.
Языка барьер... Они молчат.
Но красноречив безмолвный взгляд
Женщин, у которых – дочь одна.
Пауза для чувств больших нужна
Без часов и спринтерских минут.
Господи, Фульхенсио, он тут!
Прилетел! Ещё сюрприз для Муны.
Ветерок-шалун легонько дунул
С озера. А в детской есть батут.
Прыгает на нём Саманта лихо.
Дух Севильи в дом пробрался тихо.
Тоже подружился с Монреалем.
Ужин подан. Ждут кого? Цигаля?
И ещё придёт к ним Жиль Бернье.
Повидаться с Таней и с друзьями.
Очень невесёлыми делами
Он загружен. Месяцу в окне
Заглянуть бы в комнату хотелось.
Жиль пришёл. Беседа разгорелась
О событьях в подземельном граде.
«Авакяну – орден, он к награде
Полицейским ведомством представлен».
Разговор на время был отставлен.
В дом вошёл Арам, и с ним Цигаль.
Был концерт в Нотр-Дам-де Монреаль.
Самом лучшем городском соборе.
Как всегда, успех. Явился вскоре
Человек давно не посторонний,
Кулинар и друг - Ризендес Тони.
Муне смс, а в ней вопрос:
«Встретите? Летим! Ваш Теватрос».
А ещё с бутылочкой портшеза
Заглянула в комнату Тереза.
Первый тост – за дружбы единенье.
Приняли Эрнандесы решенье.
В Монреале новый дом построить,
Всю семью с комфортом обустроить.
И Бенита с мужем будут рядом
С Танею и Муной. Гости рады.
Монреаль – Севилья: побратимы.
Круг родных людей в гнезде любимом.
***
Эпилог
На горе Мон Руяль –
Королевство свободных парений.
Смысл воли озоновой
Каждый здесь может постичь.
На горе Мон Руяль
Вещий Рок принимает решенья.
На горе Мон Руяль
Чужестранка - зловещая дичь.
Только странников добрых
К себе призывал коннетабль,
Предводитель всех воинов,
Чтобы Любовь защитить.
Обезножел в испуге
Посланец золы – мизерабль*.
Ему трудно в лучах стратосферы
Восходы гнобить.
Эталон высоты – жизнетворен
Для мышцы сердечной.
Открываются чувства
Велениям зрелых идей.
Мон Руяль в нас живёт.
Он прекрасен. Спокоен. И вечен.
Убегает, стремглав,
Друг слепой темноты – Асмодей*.
*Мизерабль (франц.) – жалкий, ничтожный, плохой.
*Асмодей – злой демон-искуситель.
5 августа – 19 ноября 2013.