И чем дороже ключи они крутят в своих юношеских лапках,
Тем прочнее от них исходит нафталиновый запах.
И тут тоже перевертыши, это он уже думает про кольцо и детей,
А ты смотришь на часы, прикидываешь, сколько шагов от стола до дверей.
А запах такой резкий, как от старика, выбегаешь почти блюя,
Чтоб в дамской комнате отдышаться и в зеркале не узнать себя.
Или эти, которым 32 и уже разведен, статен, нагл, холен.
Скалится, кормит с рук, каждые 5 подливает вино, и улыбается "типо влюблен".
А ты сидишь как дурочка, типо не знаешь, что дальше будет, типо не играла в это никогда.
И хочешь уехать, оставив здесь саму себя, с самой сабой сыграть в города.
Или когда к тебе в метро подойдет местный юродивый, (такого за что осудишь?)
Поведет бельмом, рыбьим глазом и скажет : "Не люби, да не любим будешь."
И тебя коротнет, ударит током: ком в горле, глаза взмокнут.
И стайка подростков попытается заржать, увидит твое лицо и сразу смолкнет.
И Бог посмотрит, хмуря бровь, на тебя со своего Эдемского сада:
"Ты ж холёная, раскрашенная баба, что тебе надо, Даша, что надо?"
А я устала, Господи, так, что трясутся все жилки.
Я не баба, Господи, я маленький Винни Пух,
и в сердце у меня опилки.
Да я любила-то всего двух.
Да и это дохлый номер:
Один этого так и не узнал.
А другой
так и не понял.