цикл Г О Л А Я З А Д Н И Ц А Л Е Т А
Г о л а я з а д н и ц а л е т а
Вот и зимой,
переживая материальные трудности,
я не идеален
и вижу,
как обнажается
голая задница лета,
прикрытая листочками.
Увижу и отведу глаза стыдливо –
ан это ведь зеркало,
просто закопчённое-чёрное,
покрытое мухами-звёздочками-точками.
Февраль – известный в наших краях
(Ставропольском и Краснодарском
но - не Польском и не Чернобыльском)
враль, -
старается искусить.
Выкуси! не выйдет
(это зима-самозванка,
а не пустозвонка-осень).
Едва ли я аккуратен
в мгновенье смерти
Иосифа Бродского.
Но ни сигарета, ни рюмка водки
не впечатляет –
трали-вали.
Им тошно от солнца,
но даже водка не вырастает без солнца
из чистого сахара –
так пусть всему вагону будет тошно –
пусть качает, качает, качает!
Я не идеализирую голые задницы,
их недостатки хорошо известны.
Скорбно жду после февраля лета.
Певцы! Птицы! Не надо ля-ля!
21 февраля 1996 года
+++
В т о р а я з а д н и ц а л е т а
Прошлое не разверзлось
не выклало на нас
свои перевёрнутые откровения.
Вения.
Веяния.
Вонь – если не обоняние.
Это, по-крупному,
тоже задница лета,
хотя говорить о конце не приходится,
есть конец у света,
а лето ещё и не начиналось.
Я попытался обмануть зиму
оставив её смотреть Тропиканку на Севере.
Но обнаружилось,
что зима-обманщица:
лето улыбнётся – и нет его.
Красиво?
Вот и говори о его одеяниях
и бюстгалтерах:
голая задница.
Какая по счёту?
Я сбился считая
и сказал: вторая.
21 апреля 1996 года
+++
Т р е т ь я з. л.
Проведи мельхиоровым ножом
по серебру,
изборозди морщинами.
Ты, безусловно, женщина,
как поёт Наутилус Помпилиус.
Но я не твой мужчина.
Проведи мельхиором,
и зима воскреснет –
быть может, достаточно
пары миллиардов колёс –
и всё засверкает в инее,
и сугробы смягчат
огрызки рельефа.
Карта – лоскут шагреневой кожи.
Загадай последнее желание,
не то лето
отвернётся от тебя,
твоего тела, -
и ты окажешься… ну сам знаешь.
21 февраля 1996 года
+++
Ч е т в ё р т а я з. л.
Обратно запустили ракету,
а в стране
всё запущено и улетело.
Я не доверяю своему авторитету
А, тем более, – авто-раритету парламента.
Хлоп!
И я без зимы остался,
и снежинки –
- естественная конвертируемая валюта –
в кармане растаяли,
и я остался в мокрых штанах –
не до смеха.
Вот тебе, бабуля,
и конец инфляции: лето.
21 февраля 1996 года
+++
Н а п р а с н о ж и т ь н е з а п р е т и ш ь
Как серпом по зиме сверкнула
и по мошонке –
не слишком ли тугая?
Правитель обиделся на телевидение:
советую держать в клетке попугая,
а остальным держать язык за зубами,
русский, разумеется, язык –
у нас страна советов, а не цветов.
Надо бы лету радоваться,
но боюсь нарваться
на неожиданные неприятности
и сделаться нирванным
или хотя бы нервным,
неравным.
Негром, в конце концов, лысым –
ведь я не в Америке,
здесь никакой расизм не спасёт
от идиотов.
И никто не узнает
что я – переодетый Коперник,
знающий, что она вертится,
соблазнительница и изменница,
голая задница лета –
она, всё-таки, вертится!
21 февраля 1996 года
+++
+++
Мы пришли с весной –
она наступила?
я – приехал?
чуть-чуть запоздав,
но без морозов.
Она без цветов ещё,
полные смутных обещаний
и надежд.
Оба с юга, где
ласковые моря
и яркое солнце,
а звёзды чистосердечны.
Я не плакал от счастья –
здесь на северных склонах ещё зима,
а весны и на южных нет.
Может быть, уйду в бега,
если не сойду с ума.
21 февраля 1996 года
+++
+++
Я такой же одинокий пассажир,
ссаженный на дальней станции –
словно жертва кораблекрушенья,
за борт выброшен и судьбой заброшен,
если и обезображен миром-морем,
есть на то всеведающа воля.
Я такой же одинокий перст,
указующий на полную луну,
чьё пятно кровавится за дымом,
перечёркнутое нотным станом проводов,
странник, что следов не оставляет
на снегах, сжираемых апрелем.
Я такой же, как семь тысяч лет назад,
говорящий странным языком
индоевропейского раздора,
древний – деревянный – живой,
волокущий и ворочающий, берущий
гласные неслушным языком,
прилипающим к коснеющему нёбу.
Я такой же – не такой как все – такой,
замираю в мертвенном пространстве,
собираюсь – спрашиваю – с кем
перемолвиться,
обменяться вескими словами,
чтобы тяжесть всех времён стряхнуть с души,
лишь в мечтах витающей в пространствах
птицей, петь пытающейся горлом,
лёгкими, дыханием и сердцем,
бьющимися о стены тесной клетки,
словно в окна ледяные ветки
или тени – дни непостоянства,
мечущиеся – если я такой.
4 апреля 1996 года
+++