Сегодня я записал историю твоих преступлений:
в сердцах совершенных глупостей
и сказанных оскорблений.
И стало как-то даже смешно.
Лечить тобой свое воспаленное сердце,
пусть и по каплям
через щели расшатанной деревянной дверцы мне никогда не мешало подобное злое кино.
И мне, знаешь, нет дела
до твоего физического тела
и до того, кто это тело имеет или когда-то имел.
У меня есть воспоминания о том, как ты на меня смотрела
- из глаз лучистые стрелы
- как никто не посмотрит уже и никто никогда не смотрел.
Ведь для такого взгляда тобой быть надо.
Тобой,
а не просто кем-то меня любить.
Тобой,
с твоей личной историей-истерией,
включая иллюзию персонального ада, от которого было надо
- да и стремился я -
оградить.
Да, я знал, что, возможно,
ты умрешь меня раньше,
может быть, из-за того, что старше,
возможно несчастный дорожный,
переходя зебру неосторожно,
да чего только не могло произойти.
И все равно я оказался не готов к такому финалу,
в котором до конца жизни застынет плохая погода
- а это долго, это очень много раз по два года.
Два года...
господи, почему так мало?
Почему так мало, Господи?