Толи вправду я здесь, толи это мне снова снится.
Вот стою на пороге, объятая зимней стужей.
Иней белою тушью застыл на влажных ресницах.
За закрытою дверью вьюга январская кружит.
В доме топится печь – ту метели верное горе.
Столько света, что впору глаза бы зажмурить и мне.
И у бабушки под рукою плещется море
Бирюзовою тонкою нитью на белой канве.
Поднимает от вышивки бабушка светлые очи –
В них тепла ровно столько, сколько огня в печи.
Обнимает, и признаюсь, что скучала очень,
Что ждала слишком долго такой вот морозной ночи.
А когда-то, подумать только, их было много,
И не верилось, что судьба унесет меня
Далеко и надолго от дорогого порога,
Где я несколько лет смогу пережить одна.
Вот бы с бабушкой мне хоть на миг воротиться к началу –
В беззаботное детство, залитые Солнцем года,
Когда я в нашем мире волшебное лишь замечала,
А она была просто здорова, свежа, молода.
Признаюсь, что не зря меня звали шалуньей и ленью –
Все бы только, уроки забросив, носиться весь день.
Удивляюсь, откуда у бабушки столько терпенья
Было, чтоб совладать с беспокойной натурой моей.
Мне едва ли когда доводилось быть кроткой и милой –
Под колючею кожей я прятала душу свою,
И о ценном, священном ни разу ей не говорила,
Потому что казалось постыдным мне слово «Люблю».
Но теперь я дарю его ей без стыда и смущения,
Схоронившись в объятиях родных от бушующей стужи.
Но спешит моя бабушка снова за сладким печеньем –
Толку что в разговорах, пора бы приняться за ужин.
Береги ее, Боже, за чуткое доброе сердце!
Даже если мне все это снится, и я далеко,
Мысль о бабушке ласковой мне помогает согреться,
И душе, точно в детстве, просторно, светло и легко.