Пустите в храм. На службу. На постой. В небесный хаос личного масштаба.
Где каждая посланница – лишь баба – сверкает подноготной наготой
своей души, разменянной напрасно на мелкий быт, печали бытия…
Она сама себе-то не своя (ведь чьей-то стать не каждая согласна…)
Ей хочется земного наяву… да так, что обрастает кожа шерстью…
И слышен вой на дальних перекрестьях – кричит кому-то «видишь, я живууууу…»
И ведь живёт, блаженная, живёт. Метёт в пороховницах и сусеках,
и меряет межстрочия в парсеках. Всё хорошо у бабы. Только вот…
за что её здесь только не секут, приписывают слабости и хвори…
А ей бы просто спеть в церковном хоре…
И с кем-то соли съесть,
хотя бы пуд.