Запевай, моя кровь, перед строем ребят–ребятУшек,
в гренадерках, каскетках, похожих на чудо–стручки,
эшелоны идут, эшелоны из влажных теплушек,
и из них вылезают засадные наши полки!
Как Евпатий внутри своего обоюдного круга,
как Светлейший Потемкин под Хотиным в дезабилье,
строевые князья покидают "дремучие срубы"
и готовы туда опускать татарву на бадье.
Запевай, моя кровь, как снегирь в голове Фимбульвинтер,
ты проплавишься, ветка за веткой, в ее плексиглас,
и нехитрое это изделие встанет с повинной,
как туман над дорогой, в себя пропускающий нас.
Запевай, моя кровь, как снегирь в глубине плексигласа,
как зимующий рой, доедая сосульку из сот,
запевай, моя кровь, я солдат неизвестного Аса,
Рот Барона в аскезе, последних так лет восемьсот.
Но когда он объявится, перемежая пропеллер
с мировым океаном, уставшим глотать облака,
мы подставим под сому все емкости, что не допели,
не допили эрзац этой сомы с боков котелка.
Запевай, моя кровь, не оставь своей певчей потуги,
нас не надо жалеть, это будет не так глубоко,
а пока – запевай, а пока – засади калеюги
эндемичным для мест этих красным соленым цветком.
Припекло – запевай, приближая конец ахинеи,
знамя – небо над нами и всяк беззаветный герой!
Запевай, моя кровь, только горло твое посинеет,
посинеет как небо живое, проведшее строй.